Глава вторая, в которой Иван совершенствует свое искусство
правду выпытывать, знакомится с оранжевоголовым человеком И
становится обладателем меча-кладенца.
Иван пришел к Марье–искуснице сам не свой. Еще с порога он
гаркнул: – Марья! Борща! – и прилег в горнице на дубовую лавку.
– Сейчас, Иванушка, – заторопилась Марья, зажав фартуком гор
шок с наваристым борщом. – Сейчас, светик мой. Тебе со сметанкой?
– Все равно, – скорбно сказал Иван. – Со сметанкой.
Он мрачно хлебал борщ, а Марья, усевшись напротив, ласково
поглядывала на него, не забывая подрезать хлеба белого.
Когда Иван утолил первый голод, обсмоктал косточки и съел на
закуску гроздь бананов, настроение его слегка улучшилось. Он даже
взял у Марьи пригоршню семечек и сделал вид, что лузгает их.
– Что ты, молодец, невесел, что ты голову повесил? – поинте
ресовалась Марья.
– Как же мне не горевать? Вызвался я помочь Василисе Прекрас
ной, а как – ума не приложу, – горько признался Иван.
– Василисе? Она девка хитрая, задаст задачку, хоть стой, хоть
падай, – призналась Марья. – И чего ты ей наобещал, недотепушка
мой?
– Кащея найти, сережки василисины у него отобрать, Василисе в
срок доставить. А сроку того – неделя без одного дня.
– Это служба, не службишка, – согласилась Марья. – А в чем
незадача?
– Как мне путь найти к Кащею? Там–то я с друзьями справлюсь,
укорочу нечисть.
– Кащей–то бессмертный! – предупредила Марья. – Ладно, путь к
нему я укажу. Есть у меня зеркальце волшебное, чего хочешь пока
жет. Счас мы его и проэксплуатируем... Так, куда же я его засуну
ла? Последний раз доставала, когда Емеле картинки заморские, срам
ные, демонстрировала, потом убрала недалече... А! В спальне моей,
под подушкой! То–то спать жестко было...
Оставив дурака размышлять над своими словами, Марья проворно
сбегала за зеркальцем и установила его на столе. Зеркальце было
маленьким, квадратным, с отколотым уголком и частично облупившейся
амальгамой.
– Свет мой, зеркальце, скажи,
Да всю правду покажи,
Как бы нам пройти к Кащею,
Чтоб намылить ему шею? – застенчиво попросила Марья.
Зеркальце затряслось, загудело, покрылось красными, зелеными
и синими полосами, потом посредине его появилась светящаяся поло
са. Донесся плеск волн.
– Изображение барахлит, – призналась Марья, и постучала по
зеркальцу кулаком. На мгновение мелькнула вода, песчаный берег и
чье–то злое лицо. И все. Зеркальце покрылось мелкими квадратиками,
сеткой окаянной, и больше ничего не показывало.
– Силен Кащей, – вздохнула Марья. – Чары наложил. Не получит
ся у нас дорогу к нему увидеть.
И тут дураку пришла в голову гениальная мысль.
– Марья! А может зеркало показать кавказца Кубатая? Говорят,
что он все на свете знает, даже к Кащею дорогу!
Марья хмыкнула и сказала:
– Свет мой, зеркальце, мечтаю
Я увидеть Кубатая,
Что на свете всех умнее,
Всех румяней и белее!
Зеркальце загудело, на мгновение показало князя Владимира
(«Это оно так, подстраховывается," – пояснила Марья) и неожиданно
выдало изображение большой, знакомой Ивану избы.
– Изба–читальня боянская! – ахнул дурак.
А зеркальце уже демонстрировало им дюжего усатого молодца с
зелеными волосами. Молодец крутил ус и объяснял боянам разницу
между ямбом и хореем.
– Так вот ты какой, Кубатай–кавказец! – ахнул дурак. – Спаси
бо, Марьюшка. Этого бояна я в два счета к нам завлеку, а уж тут
выпытаем все помаленьку.
И дурак бросился взнуздывать Гнедка.
Повезло Ивану–дураку, ох как повезло! Бояны–то народ дружный,
своих в беде не бросают. И если б стал он похищать Кубатая прямо
из боянской избы, завязалась бы сеча жестокая. Пришлось бы дураку
или отступать несолоно хлебавши, или всю культуру русскую под ко
рень истреблять.
К счастью, Кубатай от общества немерянно пьющих боянов опь
янел капитально. Вышел он на крыльцо, отдал должное природе–матуш
ке, решил в уме пару дифференциальных уравнений, сочинил сонет о
красоте русской ночи и стал уж было в себя приходить... Как вдруг,
откуда не возьмись, появился Иван–дурак!
– Здравствуй, Кубатай! – отвесил он поклон. – Исполать тебе,
мудрый!
– Здравствуй и ты, дурак, коли не шутишь, – сказал Кубатай,
мечтательно глядя в небо. – А откуда ты меня знаешь?
– Кто ж тебя не знает? – притворно удивился Иван. – Слух о
тебе прошел по всей Руси великой.
Кубатай ласково кивнул Ивану и ткнул пальцем в небо.
– Видишь ту звездочку ясную, Иван?
– Вижу. То...
– Венера! – мрачно сказал Кубатай. – То Венера подлая!
– Да какая ж Венера, – удивился дурак. – Это полярная звезда.
Венеру, поди, только по утрам и вечерам видно!
– Да? – удивился Кубатай. – А как похожа... Стой! А ты... не
сфинкс?
– Кто–кто?
– Не сфинкс ли ты часом замаскированный, а, Иван? Покайся, я
все прощу!
– Дурак я, – грустно признался Иван. – Но не сфинкс.
Кубатай расслабился и улыбнулся:
– Знаю. Это так... на всякий случай. Работа такая. Иван, ты
меня уважаешь?
– А как же!
– Хорошо... – Кубатай погрузился в молчание. Из избы доноси
лись голоса боянов, разучивающих новую былину.
– Кубатай, а, Кубатай! – подал голос Иван. – Поехали со мной!
– Зачем? Мне и тут хорошо!
– Я тебе вопросы буду задавать, а ты – отвечать мудрено!
Кубатай заколебался.
– Нет, тут веселее...
Иван, которому страсть как не хотелось прибегать к крайним
мерам, достал из кармана пригоршню семечек. Глаза у Кубатая вспых
нули ярче, чем полярная звезда на пару с Венерой.
– Иван... Дай щелкнуть разок...
– На, – согласился добрый Иван. И тут ему пришла в голову по
истине гениальная идея. Уже вторая за день!
– У меня дома мешок таких, – небрежно сказал он. – Два мешка.
Три.
Кубатай похлопал его по плечу:
– Хороший Иван... Хороший русский Иван... Семечка...
– Поехали, я тебе полмешка отсыплю! – пообещал дурак.
– Летс гоу! – непонятно воскликнул Кубатай. Через минуту они
уже сидели на Ивановом Гнедке, который мерно трусил к Марьюшкиному
дому. Вдали противными голосами кричали дикие попугаи. Дорогу пе
ребежал черный бабуин, и Иван сплюнул через левое плечо – от дур
ного глаза. Сплюнул не совсем удачно, но Кубатай не обиделся, по
тому что дремал. Проснулся он лишь у самого дома, и сонно спросил:
– Иван, Иван... А ты не Стас?
– Нет, – дурея больше обычного ответил Иван.
– И даже не его старший брат Костя?
– Не знаю таких, – осторожно промолвил Иван. Кубатай вздохнул.
– Эх, был у меня такой друг... Маленький, но настоящий.
Всерьез меня принимал.
Сообразив, что в душе Кубатая задеты какие–то сентиментальные
струны, Иван молчал.
– Эх, – вздыхал Кубатай. – И как же я их не укараулил? Такая
общность душ, как у нас со Стасом, раз в пятьсот лет бывает! Мы бы
с ним охотились вместе, на пры... на сапогах–скороходах прыгали,
диверсии учиняли...
– А где твой друг–то? – поинтересовался Иван. – Басурманы в
полон увели? Враз отобьем!
Но Кубатай только вздыхал и повторял вполголоса:
– Всерьез... всерьез... Как взрослый к взрослому относился...
Так, с полупротрезвевшим Кубатаем за спиной, Иван и въехал на
просторный Марьюшкин двор. Из хором доносился дружный храп тридца
ти трех богатырей.
– Где семечки? – начиная что–то подозревать спросил Кубатай.
– В подполе, – схитрил Иван. – Пойдем.
И они пошли.
Очутившись в каменном подполе, уставленном бочками с медову
хой и мешками с кокосами, Кубатай вмиг протрезвел полностью.
– Где семечки? – тревожно озираясь спросил он.
– Обманул я тебя, – признался Иван. – На всякого мудреца до
вольно простоты.
И он, на всякий случай, достал булаву. Кубатай вздохнул и сел
на мешок.
– Чего тебе надобно–то? Выкупа богатого?
– Нет, – замотал головой Иван. – Выкуп – тьфу! Укажи дорогу к
Кащею.
– Зачем?
– То мое дело, – посуровел Иван. – Ты мудрец известный, все
тебе ведомо. Говори!
– Никогда! – гордо сказал Кубатай.
– Пытать буду, – со вздохом признался Иван.
– А я боли не боюсь! – похвастался Кубатай. – Делай что хо
чешь, только усы мне не брей.
– Ага! – заорал Иван. – Марья, подь суда!
В подпол, лузгая семечки, вошла Марья.
– Бритву, мыло и хвост опоссума, – велел Иван. – Пытать муд
реца буду.
– Как?
– Усы брить!
Марья неодобрительно покачала головой, но требуемое принесла.
Иван тем временем связал слабо сопротивляющегося Кубатая и принял
ся намыливать пушистый опоссумий хвост.
– Красавица! – подал голос Кубатай. – О двух вещах тебя молю!
Первое – дай мне семечек перед пыткой полузгать. Очень уж у тебя
семечки замечательные. А второе – как брить меня Иван–разбойник
начнет, уйди, не смотри. Не вынесу я такого позора!
Марья аки волчица голодная на Ивана глянула, сплюнула и мол
вила:
– Иван! Негоже джигита единственной красоты лишать!
Иван, мыля хвост, огрызнулся:
– Не единственной. У него еще язык остался. На крайний случай
отрежем.
Всплеснув руками, Марья проворно нащелкала две жмени семечек,
всыпала их Кубатаю в рот, и со слезами на глазах удалилась.
Иван сноровисто покрыл лицо Кубатая пеной, взял бритву наиз
готовку и задумался.
– С чего начнем, мудрец? С левого уса, али с правого?
Кубатай хранил гордое молчание.
– С правого, – решил Иван. – С самого кончика.
И он ловко сбрил кончик Кубатайского уса. Мудрец застонал.
– Не больно? – забеспокоился Иван. – Может еще намылить?
– Сатрап, – стонал Кубатай, извиваясь. – О, горе мне! О горе!
– Пока никакого горя, – успокоил его Иван. – Так, восстанав
ливаем симметрию...
Он подбрил левый ус. Оглядел результат:
– Знаешь, мудрец, еще лучше стало. Интеллигентней, даже в
чем–то романтичнее. Надо было мне в цирюльники податься...
– Да? Дай зеркальце, гляну!
– Нет! Вначале путь к Кащею выдай! Сразу отпущу.
– Не скажу! Из принципа.
– Тогда я знаешь что сделаю? – издевался Иван над беззащитным
мудрецом. – Рот тебе заткну, а сам стану мудреные вопросы зада
вать! Ты же на них и ответить не сможешь!
– Только не это! – крикнул Кубатай. Неизвестно, чем бы кончи
лась эта страшная сцена, но тут дверь подпола отворилась и в поме
щение ворвался незнакомый Ивану человек. Невысокий, плотненький,
суетливый, с маленькой железной палочкой в руках.
– Кейсеролл! – завопил Кубатай. – Спаси! Я тебе еще пригожусь!
– Отойди от бояна, добрый молодец! – угрожающе сказал Кейсе
ролл. – А то из мумми–бластера пальну!
– Из этой–то пшикалки? – презрительно сказал Иван и взял бу
лаву поудобнее. – Попробуй!
И в этот миг железная фиговинка в руках Кейсеролла окуталась
белым пламенем и превратилась в дивный меч. Длинный, блестящий,
каменьями по рукояти украшенный, огнем колдовским мерцающий. Кей
серолл, с явным удивлением, глядел на оказавшееся в его руках ору
жие.
– Меч–кладенец, – тяжко выдохнул Иван. – Ох! Тяжела моя
участь!
– Отпусти Кубатая, – сообразив выгоды своего нового вооруже
ния, приказал Кейсеролл.
– Нет! – твердо сказал Иван. – Или костьми лягу, или узнаю от
него путь в царство Кащеево!
– Чего? Куда? Зачем? – засуетился Кейсеролл. – К Кащею?
– Да, – гордо сказал Иван. – Бой у меня с ним будет!
– Это меняет дело, – заявил Кейсеролл, сел на бочку с медову
хой, глянул на руку – к ней были привязаны большие песочные часы,
и задумался. Иван ждал. Кубатай, покрываясь мыльной коркой, тоже.
– Смолянин! – крикнул вдруг Кейсеролл. – Иди сюда!
– Ну чего, на фига я тут нужен, – огрызнулся, спускаясь в
подпол, еще один незнакомец. Тоже чудной. Волосы – оранжевые, уши
– что твои лопухи, между пальцами – перепонки, как у лягушки. Иван
сплюнул через левое плечо. Снова не совсем удачно.
– Дело к тебе есть, – сурово сказал Кейсеролл.
– Какое дело? – возмутился Смолянин. – Я вас с Кубатаем рус
скому научил? Научил! Считай, что я оклад отработал. Теперь до
конца месяца ни черта делать не буду.
– Уволю, – кратко пообещал Кейсеролл.
– Ну и увольняй! Не жалко! Специалисты всюду нужны, пойду в
музей работать.
– Экспонатом? – съязвил Кейсеролл.
– Чего делать? – хмуро спросил Смолянин и достал из под Куба
тая свежий кокос.
– Пойдете вместе с этим богатырем к Кащею, – Кейсеролл указал
на Ивана. – Во всем ему способствовать будете.
– Да ни за что! Пусть Кубатай идет!
– Вы в паре лучше работаете, – отмахнулся Кейсеролл. – И не
смейте спорить! Здесь важные интересы, коих вам не понять!
Он снова глянул на часы и всплеснул руками:
– Опаздываю!
Не прощаясь, он бросился вон из подпола. У дверей остановил
ся, прислонил меч к косяку и крикнул:
– Иван, меч–кладенец прихвати! Поможет в дороге!
– Благодарствую, – сказал Иван и растерянно уставился на сво
их неожиданных попутчиков. Кубатай горько вздыхал. Смолянин мелан
холично грыз кокос.
