2
Мышонок, я не понял, куда ты положил деньги? Гога недоуменно
наморщив лоб, стоял возле открытого сейфа.
Его «мышонок» флегматичная рыжая лярва с неожиданным именем
Амалия лениво перекатила дородное тело с боку на бок.
Тама они. Где всегда. Не по глазам, что ли?
Да где «тама», дура?! неожиданно взъярился Гога, где «тама»?!
последнее слово он выкрикнул с привизгиванием, словно собрался плакать.
«Мышонок» установила свое полное веснушчатое тело в вертикальное
положение, протопала босыми ногами к сейфу и Пизанской башней нависла над
Гогой.
Вот тут они все были. И те, что вчера дал, я сюда поклала, ткнула
она пальцем в среднюю полочку. Как ты вчера мне их отдал, так я и
положила.
Ну, и где они? с надрывом поинтересовался Гога.
Нету, констатировал «Мышонок»Амалия.
Вижу, печально согласился Гога.
Они одновременно повернулись кругом, подошли к кровати и уселись на
краешек.
А! понимающе улыбнулась Амалия, ты меня разыгрываешь. Ох,
шутник! и она восхищенно покивала головой.
Какой там шутник! снова взорвался Гога и даже подскочил на
кровати. Клоуна нашла! Сказала б мне, сколько тебе надо, я бы сам дал!
Да ты че, Гога, обезумел? Не брала я твоих денег!
А кто?! Кто?! Сами ускакали? Куда они детьсято могли? ТЫ одна в
доме! Не надо меня за фраера держать!
Все сказанное было столь резонно, что «Мышонок», не найдя
убедительного ответа, просто захныкал, размазывая слезы по щекам.
Не знааю я, не бралаа...
И слезы эти неожиданно убедили Гогу. Бабы, они, конечно, дуры, и
выкинуть могут все что угодно. Взять и потерять, взять и прокутить, взять
и отдать новому, к примеру, любовнику... (Последняя идея кольнула его
иголочкой ревности.) Но потом так натурально сыграть неведение и
невинность... Он слишком хорошо знал ее. Не смогла бы.
К нам заходил ктонибудь? Гога трясущейся рукой успокаивающе
погладил ее плечо.
Никтооо, продолжала скулить Амалия, не было никогоо... Девка
какаято заходила, тебя спрашивала. И тут же слезы высохли на ее щеках.
Ага. Девка. Я ей говорю через дверь: «Нету его». А она: «Можно я записку
оставлю?" Я открыла, а ее уже нету.
Маруся, сразу все понял Гога. Маруся вернулась. Труба нам всем.
И он уточнил: Ты открыла, а ее нет так?
Ну, неуверенно начала Амалия, вообщето, я когда открыла, она,
вроде, стояла еще. А потом рраз и нету. Ну, думаю, глюки... Я датая
была. Скучно же одной... Точно! Это она! Теперьто я вспомнила, что ты
рассказывал, а тогда не поняла!
Линять надо, Мышонок, аж перекосился от страха Гога. И повторил:
Иначе труба нам всем! За Кису своего она нам всем глотки перережет.
Ты ж говорил, она добрая...
Добрая... А вон Шахиня как умчалась, только пятки сверкали!
Тыто в чем виноват? Ты ж ее Кису не трогал.
А она знает? Разбираться будет? Гога сокрушенно почесал загривок.
Вот же напасть. Откуда она нарисовалась? Вот и верь после этого
газетам...
Слушай, выпучила глаза Амалия, а может она и сейчас тут?
Моментально в комнате воцарилась гнетущая тишина. Маша действительно
была тут. Никак не удавалось выскользнуть из квартиры. Мстить она никому
не собиралась, а уж Гоге и подавно. Денег из его сейфа ей хватило бы
надолго... Одно непонятно: о каких газетах он только что толковал?
И тут она впервые заметила то, на что доселе не обращала внимания.
Над диваном, на стене висела пришпиленная канцелярской кнопкой небольшая
газетная вырезка текст и фото. Это было тем удивительнее, что Маша была
уверена: за всю свою жизнь Гога вряд ли прочел хоть одну газету.
Не обращая внимания на нахохлившуюся парочку на диване, она
приблизилась и разглядела на снимке... себя. В наручниках, с двумя
милиционерами за спиной. И взгляд испуганный и беспомощный...
Маша потрясла головой. Что это? Фотография из будущего? Из невеселого
довольно будущего.
Прочла заголовок: «Девочканевидимка поймана с поличным». И дальше:
«Мы уже не раз писали о девушкеневидимке, входящей в одну из преступных
группировок СанктПетербурга. Редакция...»
Маруся, ты здесь? ласковоласково спросил Гога пустоту.
Здесь, здесь, помолчи немного, довольно бесцеремонно ответила ему
пустота. Маша продолжала жадно читать. (Она не видела как побелело и
вытянулось в этот момент «мышоночье» лицо.)
«Редакция не могла не отреагировать на слухи и свидетельства, однако
всегда подчеркивала, что «девочканевидимка» это нечто вроде лохнесского
чудовища, бермудского треугольника или, к примеру, инопланетян с летающей
тарелки. Но малопомалу подробности о ее реальном существовании и
деятельности стали просачиваться и из официальных источников.
И вот, наконец, преступница арестована, прямо в момент очередного
криминального акта. Возбуждено уголовное дело. Трудно поверить, что на
счету у нее, как минимум, 17 преступных эпизодов (в основном ограбления
крупных коммерческих учреждений).
Более полную информацию по «делу Маруси» генеральная прокуратура,
занимающаяся им, дать отказалась, апеллируя к соответствующей статье
Закона о печати. Так что подробнее о природе удивительных способностей
этой девушки, о том, как удалось ее «взять» и о ее дальнейшей судьбе мы
сможем рассказать Вам лишь после суда, имея санкцию Генерального
прокурора.
Обидно: любопытство так и гложет. Но придется потерпеть, раз уж мы
взялись строить правовое государство.
Соб. корр.
P.S. Следственные органы обратились в редакцию с просьбой
опубликовать номера телефонов в Москве (095) 2663131 и С.Петербурге
(812) 7481322 для тех, кто может сообщить по «делу Маруси»
какиелибо дополнительные сведения.»
Маша не верила своим глазам. Это было невозможно, необъяснимо... А
главное была фотография...
Гога, позвала она.
Ась? подобострастно отозвался тот.
Да расслабься ты, не буду я тебя убивать... И деньги верну. Даже
сейчас половину верну... Из воздуха возникли толстенькие пачечки баксов
и легли на стол. А вторую половину, считай, я у тебя заняла.
Конечно, конечно, об чем речь, суетливо согласился тот.
Расслабься, я сказала. Деньги я действительно верну. И ни тебя, ни
подругу твою не трону. Мне сейчас помощь нужна. Не обижу... Или так: если
мне сейчас поможешь, когданибудь и я тебе. А помощь невидимки может
быть незаменимой.
Соглашайся, соглашайся, выказывая чисто женскую дальновидность
(или жадность?), затараторила Амалия. А Гога, видно, действительно,
наконец, расслабившись, развел руками:
Могла бы и не спрашивать, Маруся... Дайка, я хоть потрогаю тебя.
Секунду поколебавшись, Маша опустилась на колени возле дивана, взяла
в свою ладонь гогину руку, положила ее на свое лицо.
Тот, убеждаясь в ее материальности, ощупал нос, губы, волосы,
прошелся по шее, груди (по старой памяти Маша позволила ему это), затем
улыбнулся наконецто искренней, почти счастливой улыбкой и неожиданно
заставил Машу покраснеть, заявив с причмокиванием:
Хороша, чертовка!
Хороша Маша, да не ваша, несмотря на испуг, ревниво проворчала
Амалия.
Вотвот! строго сказала Маша, но и сама почувствовала, что голос
ее прозвучал както уж слишком тоненько. Неубедительно.
Довольно хохотнув, Гога окончательно успокоился:
Ладно, Маруся. Чего тебе надото?
Помолчав, Маша ответила:
Понимаешь, Гога... меня никто не арестовывал.
Так это не ты, что ли? ткнул пальцем Гога в бумажку на стене.
Вроде, я... Только не было меня там... Вот в этом я и хочу
разобраться.
Ясненько, покивал Гога, ясненько... И вдруг обернулся к
«Мышонку»: Ты бы поесть собрала, а? У нас всетаки гость. Она, хоть и
невидимая, а кушать тоже хочет...
Действительно, два батончика «Сникерс» за сутки не самая сытная
пища.
...«Мышонок» уютно повизгивал, наблюдая за тем, как в пустоте над
столом исчезают куски мяса жареного под сметанным соусом, хлеб и ломтики
овощей из приготовленного ею салата. (Только теперь Маша смогла по
достоинству оценить Гогин выбор подруги жизни: готовила Амалия отменно.)
«Мышонок» повизгивал, а Гога и Маша, то и дело перескакивая на
захватывающие воспоминания, говорили о том, что и где им предстоит делать.
Собственно, Маша и сама толком не понимала, какую именно помощь она
ждет от Гоги. По большому счету, ей просто нужен был ХОТЬ КТОТО.
Одиночество, отсутствие близких людей угнетало ее. А теперь, прочтя эту
газетную вырезку, она растерялась и вовсе... Да что там вырезка! Гога
сказал ей:
Как тебя менты повязали, я сначалато по телику увидел, в
«новостях»... Я самто тебя только раз в жизни видел, да и то мельком,
когда Прорву покоцали. АлиБабе позвонил, а он телевизор не смотрел. Так я
потом пол дня перед телеком сидел, все ждал, может, повторят, чтобы на
видик записать. И повторили! Я АлиБабе запись показал, он говорит:
«Маруся. Никакой ошибки..." Тутто у меня чуток и отлегло от сердца...
Ну спасибо!
А ты как думала? Я как узнал, что они Кису твоего пришили, так,
думаю, все хана нам всем.
Жив он... Да и не в этом дело... А запись у тебя не сохранилась,
скорее, не спросила, а констатировала она.
Гога хлопнул себя по лбу:
Точно! Есть!
Информационный сюжет об ее аресте был совсем коротким: за кадром
звучал комментарий журналиста, почти дословно совпадающий с газетным
текстом, а на экране мелькали какието люди, милицейские машины, роскошное
фойе какогото учреждения... И вот через этото фойе и волокли ее двое
спецназовцев к дверям, на улицу. Всего секунд пятьшесть.
Пока съемка велась в помещении, Маша еще сомневалась, но вот камера
переместилась на тротуар, под яркий солнечный свет, оператор дал крупный
план, и Маша ясно увидела себя. Именно СЕБЯ. Сомнений быть не могло. Даже
свитер она свой узнала... Слезы на глазах...
Под конец комментатор продиктовал те же телефоны, что были указаны в
публикации, внизу экрана пробежали цифровые титры.
Гога выключил телевизор. Маша глянула на себя в зеркало. Те же глаза.
Те же слезы.
Давайка, Маруся, позвоним, для начала, предложил Гога. Типа,
мы свидетели. Придумаем чегонибудь. Хотя мне, ох, как не охота с
прокуратурой связываться!..
Маша провела рукой по лицу, утирая слезы (хорошо, ее хоть не видят):
Ты и не будешь связываться. Меня проводишь, и все.
Добро.
А как, к стати, Шахиня поживает?
Кто ж ее знает. С тех пор, как она с Кисой твоим в бега подалась, я
и не видел ее. И век бы еще не видел.
И меня.
А тебя я и так не вижу. Теперь, правда, кажись, увижу ты же
раздваиваться стала...
Но Маша уже не слушала его, а, взяв радиотелефон, набирала номер. Что
сказать? С чего начать разговор?
Дежурный слушает.
Здравствуйте. Я по «делу Маруси».
Одну минуту. Соединяю.
В трубке колокольчиками проиграла какаято мелодия, затем прозвучал
властный, слегка раздраженный мужской голос:
Да! Слушаю вас.
Маша слегка оробела:
Я по «делу Маруси»...
Вы можете назвать себя?
Не хотелось бы.
То есть вы желаете остаться инкогнито. Хорошо. Что вы имеете
сообщить?
Все. Я знаю о ней все. Каждый ее шаг.
Вот как. Голос слегка смягчился. Тогда не хотелось бы по
телефону. Может, вы могли бы подъехать сюда?
Маша уже сумела взять себя в руки. Пусть у простых смертных при слове
«прокуратура» сердчишко колотится, ейто чего бояться? И она решила
говорить с позиции силы:
Но у меня есть условие.
На том конце провода помолчали. Потом раздался мягкий смешок, и голос
поинтересовался:
Нуну, и что же это за условие?
Она должна присутствовать при разговоре. Иначе, я не скажу ни
слова.
То есть, вам необходима очная ставка?
Пусть так.
Нет проблем. Сегодня подъедите?
Внезапно Маша испугалась. Очная ставка с собой...
Нет, лучше завтра... Во второй половине дня.
В четырнадцать нольноль.
Хорошо.
Записывайте адрес. Он продиктовал, затем добавил: Если бы вы
назвали себя, выписал бы вам пропуск. А так придется встретить на вахте.
Как я вас узнаю?
Я... начала Маша, но тут же спохватилась. Вы меня узнаете.
Точно узнаете.
Вы уверены? в голосе звучало то ли сомнение, то ли тщательно
скрываемое возбуждение. Маша промолчала, и он продолжил: Хорошо,
договорились. Завтра в два я встречу вас на вахте, возле дежурного.
Постарайтесь не опаздывать.
...Возле прокуратуры Гога с каменной мордой остался ждать ее в своем
«москвиче». А Маша прошла внутрь. Не успела она сделать по ковровой
дорожке и пяти шагов к милиционеру, как навстречу ей со стула поднялся
высокий подтянутый мужчина лет сорока.
Его густая шевелюра была почти полностью седой, лишь коегде
пробивались темные пряди. Его смуглое лицо сразу расположило Машу к
доверию, особенно то, как насмешливо поблескивали его черные глаза.
Насмешливо, но с интересом... Ну, еще бы, ведь вряд ли он ожидал увидеть
перед собой вторую Машу.
Да, вас трудно не узнать! Ничего не понимаю! Объясните, что
происходит?
Может быть, не здесь? Легко улыбнулась Маша. Легко, оттого, что
человек этот был явно симпатичен ей. Сейчас, приглядевшись, она поняла,
что сходу не верно определила его возраст: обманула выправка явно
военная. Ему уже далеко за сорок, а то и все пятьдесят.
Дада, конечно, кивнул он и представился: Илья Аркадьевич Берман.
Она пожала его сухую крепкую руку.
Мария.
Феноменально! вскричал Илья Аркадьевич. Все, оказывается, еще
интересней, чем я предполагал! Но как вы... И тут же оборвал себя.
Пойдемтепойдемте... Это со мной, бросил он дежурному и повел ее вверх
по лестнице.
Вошли в светлый просторный кабинет. Он разительно отличался от
рабочего места следователя Зыкова: бежевая офисная мебель, большое,
забранное белыми жалюзи, окно, компьютер...
Неплохо живут, оказывается, следователи, заметила Маша.
Дешево цените, доброжелательно откликнулся Илья Аркадьевич, не
следователи, а референты генерального прокурора республики. Точнее
референт, потому что он один. И это я. Да вы садитесь!
А что такое «референт»?
Помощник, советник, ну, и все такое...
Понятно.
Внезапно, без всякой видимой на то причины, Маше почудилось во всем
происходящем чтото неестественное... Какойто опереточный елей...
Она села в удобное вращающееся кресло.
Ну, и где вторая я?
Илья Аркадьевич сел за стол напротив нее.
А вам не кажется, что логичнее будет сперва нам побеседовать
вдвоем?
Нет. Я, помоему, ясно вам по телефону сказала.
Хорошо, хорошо, непринужденно улыбнулся Илья Аркадьевич. Но Маше
почемуто показалось, что непринужденность эта дается ему с трудом.
Только за ней ехать придется. Я сейчас дам команду, а пока посидим,
поболтаем...
Сколько времени придется ждать?
Минут сорок. Не много.
И ТУТ ЛЕГКОЕ ДОСЕЛЕ ОЩУЩЕНИЕ ОПАСНОСТИ, СЛОВНО ВЗОРВАВШИСЬ, ЗАПОЛНИЛО
ЕЕ ВСЮ. Словно она оказалась в логове волка или в пещере, в полной
темноте. Она порывисто встала.
Проводите меня к выходу.
Ну что вы, право, вскочил вместе с ней Илья Аркадьевич. Я
пошутил. Очень уж хотелось побеседовать с вами наедине. Маша здесь,
сейчас ее приведут.
Скорее всего, гдето под столом была кнопка, потому что, не успел он
закончить фразу, как дверь открылась, и на пороге возник молоденький
старшина милиции.
Володя, явно не по уставу обратился к нему Илья Аркадьевич,
сходика за Марией.
Старшина нахмурился.
А эта? пробасил он, указывая на Машу.
Иди, иди... Это другая, раздраженно повысил голос Илья
Аркадьевич. И быстрее! И снова повернулся к собеседнице: Совсем тут
разболтались.
Маша сидела, нахохлившись, как воробей. Она ожидала любой провокации.
С минуту длилось тягостное молчание. Наконец, тишину прервали шаги,
дверь вновь отварилась.
На пороге стояли двое.