2. Тупик?
Возвращение было невеселым. Дело даже не в том выговоре, который вне
всякого сомнения ожидал меня. Нет. Просто я впервые засомневался в своих
возможностях. До сих пор зло, с которым мне привелось сталкиваться, было
каким–то... не слишком злым, что ли. Не слишком настоящим. Обходилось
моральными травмами, как правило. И вот пришлось столкнуться лицом к лицу
со звериным оскалом. Теперь я начал понимать опасения и заботы Маршала,
представил весь груз ответственности, лежащий на его плечах, примерил на
себя его погоны... Не скажу, что безоговорочно понравилось. Решительно не
имеют значения мелкие политические свары где–то там, в верхах.
Правительства приходят и уходят, а разведка, то есть Россия, остается. И
нам доверена ее безопасность, как бы не именовалось наше учреждение. ВЧК,
НКВД, МГБ, КГБ, либо иначе. Спросят с нас вне зависимости от вывески.
Очнулся от грустных размышлений я только когда мой самолет нырнул в
унылую серую шапку смога, накрывшую город. Увы, я так ничего путного не
придумал, а потому явился в Управление слегка раздраженным.
– Начальников отделов ко мне! – скомандовал я, падая в кресло.
Адъютант неслышно испарился.
Первым прибыл Волкодлак–Задунайский. Был он худ и бледен, мундир
болтался на костлявых плечах, как на вешалке. В глубине запавших очей
поблескивал неугасимый голодный огонек. Если рассуждать отвлеченно, я
превосходно понимал начальника технического отдела. Трудно вот так враз
отказаться от воспитанных столетиями привычек, гм, питания... Отощал,
бедняга. Но, повторяю, это сторонние рассуждения. Если вспомнить
обстоятельства нашего с ним знакомства, да и вообще просто тот факт, что я
человек, а Задунайский – не совсем, проблема предстает в несколько ином
свете.
Следующим явился начальник одела специальных операций полковник П.
Широкой публике он более известен под именем майора П., но с те
достославных времен минуло немало лет, и он успел дорасти до полковника.
Хотя, будь моя воля, ходил бы он в ефрейторах, не больше. Фамилия...
Повторю старую истину: еще очень рано называть подлинные имена наших
скромных рыцарей невидимого фронта. Sapienti sat. Умный смыслит, говорили
в Древнем Риме и русских деревнях.
Ерофей, согласно моему собственному приказу, отсутствовал. Больше,
пока, под моим командованием полковников не имелось.
Я коротко обрисовал ситуацию. Майор, то есть полковник П. задумался,
а Волкодлак–Задунайский непроизвольно облизнулся.
– Какие будут мнения?
Мой вопрос остался безответен. Никто из господ полковников ничего
сказать не пожелал.
– Конкретизирую. Вопрос первый: кто?
Задунайский покусал нижнюю губу, неприятно выглянули кривоватые
клыки.
– Как я полагаю, упыри сработали. Но неаккуратно, не успели тела
трансформировать.
Я пренебрежительно отмахнулся.
– Это понятно. Чтобы превращение в вурдалака завершилось, необходимо
полностью разрушить душу. Не на таких напали! Наш человек крепок, вот мы и
нашли полутрупы–полувампиров. Однако я спрашивал не об этом. Кто их
послал?
Задунайский возвел очи горе.
– Не могу знать.
Зато у полковника П. сомнений не возникало.
– Черная лапа ЦРУ! – отрубил он.
Я всегда считал его отменным работником, но в узкой специфической
области. Думать и анализировать для полковника оказалось трудом явно
непосильным, и я, по возможности, старался его от неприятных обязанностей
избавлять. Уловив сомнение в моем взоре, полковник П. заторопился:
– Я в этом совершенно уверен! Вспомните свой собственный опыт! Ведь
оказался же профессор в конечном итоге полковником не наших спецслужб...
Крыть было нечем. Оказался. Наша агентура сие уточнила доподлинно,
что явилось для меня настоящим шоком. Оказывается, шпионы все–таки
существуют! Но ведь отсюда неизбежно следовало, что деятельность нашей
организации абсолютно необходима. Причем ее масштабы надлежало
немедленно расширить. Хотя П. следовало поправить.
– Вы ошибаетесь, смешивая совершенно разные понятия: диверсию и
террористический акт. Деяние, подобное совершенному, означает со стороны
иностранной спецслужбы не более не менее, как объявление войны. Я не
считаю, что ЦРУ рискнет взять на себя такую ответственность. Мне кажется,
что искать следует гораздо ближе.
– Национал–экстремисты, – простодушно предположил полковник.
На тонких синеватых губах Задунайского проступило подобие улыбки.
– Полковник, вы не обратили внимания на почерк.
– Какой почерк? – оскорбился П. – Там нет никаких записок!
– Совершенно верно, – кивнул я. – Не нашли. Мы могли бы предположить
появление исламских экстремистов, если бы обнаружились хоть малейшие
характерные следы. Шайтаны, ифриты, джинны...
П. надулся.
– Вы забыли, генерал, об огнедышащем драконе.
– Ничуть. Но дракон, как боевое средство, может быть использован
только представителем европейской магии. Для любого из восточных магов:
китайского, японского, индийского, – дракон есть олицетворение доброго
начала, и попытки науськать его на убийства в равной степени безумны и
смехотворны.
Задунайский хитро прищурился.
– Генерал, вы просто не оставляете нам выбора, буквально силой
подталкивая к единственному ответу. Зачем спрашивать, если вы уже
составили точное представление. Из всей совокупности вариантов отбросьте
невозможное, и останется верный, каким бы невероятным поначалу он не
казался. Впрочем, если по каким–то причинам вы желаете, чтобы эти слова
произнес другой, я согласен взять на себя неприятную обязанность. Это
вылазка наших заклятых друзей из ГРУ.
П. отрешенным помутневшим взором уставился на него, непроизвольно
поматывая головой. Потом растерянно глянул на меня, не в силах осмыслить
сказанное. Я молча кивнул.
– Не может быть... – прошептал он.
– Увы, – возразил я, – сейчас решается, какая из организаций получит
более жирный кусок пирога, и они из шкуры вылезут, только чтобы помешать
нам. Для них мы страшнее американцев, таковы жестокие реалии.
Задунайский вздохнул.
– Не думал, что придется схватиться с собратьями... До сих пор мы
жили в мире... Неужели ГРУ тоже обратилось к духам и магии?
– А почему бы и нет? – спросил я. – Ведь наша организация это
осознала неизбежность такого шага, так почему к подобным выводам не могли
прийти остальные? Другое дело, что мы располагаем налаженной работающей
структурой и форой в один год. Они, похоже, ринулись в бой, не завершив
как следует подготовку. Немного поторопились и сработали неаккуратно. Мы
обязаны это использовать.
Внезапно прямо над столом появилось голубоватое свечение голо, и к
нам присоединилась еще одна персона, иначе нового участника совещания я
назвать не могу. Отдельно взятую голову при всем желании не сочтешь
человеком. А вот то, что Главный Маршал больше не менял облика, поразило
меня куда сильнее, чем все его предыдущие трансформации. Единственное, что
он позволил себе – сменить сияющий золотым шитьем мундир на партикулярное
платье. Ошибаются не верящие в существование телепатии. Иначе как
объяснить появление маршала в самые неподходящие моменты?
Маршал ничего не сказал, лишь мрачно сверкнуло пенсне.
Я вскочил и поспешно отрапортовал:
– Ведется расследование! Результаты будут доложены не позднее
завтрашнего дня. Полковник Ерофей оставлен мною на месте происшествия,
чтобы во взаимодействии с полковником Свенторжецким принять меры по
обеспечению безопасности базы.
И вновь я был поражен. Маршала отнюдь не обманул мой бодрый тон.
Скорее наоборот, он был немного огорчен, потому что ответил не сразу.
Только когда пауза уж слишком затянулась, маршал грустно произнес:
– Демократия в опасности...
Задунайский прищурился. Ему–то подобные проблемы до лампочки. Я не
заблуждаюсь относительно облика своих подчиненных, знаю, кого брал. Зато
П. отреагировал именно так, как я предполагал: он вскочил и выпалил:
– Мы не допустим! Грудью встанем на защиту священных завоеваний мира
и демократии!
С ним тоже все предельно ясно. Sapiens qui prospisit. Мудр тот, кто
предвидит. А я просчитал все его поступки на пять ходов вперед. Полковник
П. был для меня открытой книгой, уточню: книгой не сложнее букваря...
– Я знаю это, – с некоторой натугой улыбнулся маршал. – Никогда не
сомневался в преданности сотрудников министерства безопасности идеалам
свободы и демократии. Ведь мы всегда стояли на страже... Впрочем, речь
сейчас не об этом. По сведениям из достоверных источников, не подлежащих
оглашению, дерзкое нападение – только первый шаг в цепи диверсий,
направленной на подрыв внутренней стабильности государства.
– Но ведь это заговор... – промямлил П.
– Совершенно верно, – кивнул маршал. – Преступный заговор.
– Измена Родине... Расстрел... – прохрипел П.
– Кого? – ласково переспросил маршал. – Вурдалаков?
Задунайский тяжко вздохнул. Он органически не переваривал жаргонного
словечка «вурдалак». Для честного волкодлака оно стало смертельным
оскорблением, все равно что источник информации назвать стукачом. При этом
ненависть Задунайского странным образом перелилась на поэзию. Он не раз
говаривал: «Будь моя воля, я бы всех поэтов..." Синеватые глаза вспыхивали
багровым огнем, а из кончиков пальцев выдвигались острые когти. Приводящий
его в бешенство термин «вурдалак» пустил в оборот Пушкин. Вот Задунайский
и возненавидел всех поэтов и всю поэзию чохом, считая их виновниками
оскорблений и унижений.
– Я тоже так думаю, товарищ маршал, – рискнул вставить я. – Если мы
открыто назовем, м–м... национальную принадлежность нападавших, нас
определенно неправильно поймут. А вдобавок еще и засмеют. Если же поймут
правильно, то это будем иметь просто роковые последствия. Утеря
секретности, расшифровка Тринадцатого Управления... Все и перечислить
невозможно. Лично я не берусь оценить вред, причиненный подобной
неосторожностью.
Маршал кивнул.
– Ваши предложения в связи с этим?
– Мы должны отреагировать с быстротой молнии. Дело огласке не
предавать, наоборот, засекретить, насколько это возможно.
– И, разумеется, нанести ответный удар! – радостно закончил П.
Все так и поперхнулись, словно на стол было подано нечто совершенно
несъедобное.
– Я, э–э... полагаю как раз следует воздерживаться от проявлений
видимой активности, – промолвил Задунайский, сделав упор на слове
«видимой». – Пусть думают, что мы проглотили наживку, а мы тем временем...
– Постараемся лишить наших друзей опоры среди спецконтингента, –
сформулировал я. – Одновременно мы должны резко увеличить нашу собственную
численность.
– Резонно, – одобрил маршал. – Каким образом вы намерены это сделать?
После некоторой заминки я продолжил:
– Противник сам подсказал нам путь. Мы больше не имеем права
заниматься пассивным поиском домовых, леших и прочей нечисти. Во–первых,
это отнимает слишком много времени при мало обнадеживающих результатах.
Во–вторых, выяснилось, что они не питают склонности к проведению активных
наступательных операций, что крайне негативно сказывается на деятельности
Управления. Ни одна кампания не выигрывается только обороной, пусть даже
блестяще организованной. Мать победы – решительное наступление.
– Вполне с вами согласен, – поощрил маршал.
Я снова замялся. Нелегко переступать через въевшиеся привычки.
Однако, если дело требует, мы обязаны. Молчание затянулось, П. нетерпеливо
кашлянул. Я сглотнул вязкую слюну и продолжил:
– Поэтому я прошу вашей санкции на привлечение к сотрудничеству
вампиров и упырей не только в качестве консультантов, но и как активных
боевых единиц. – Задунайский радостно заулыбался, обнажив кривые клыки.
Его нетрудно понять – надоело быть белой вороной. – Причем я надеюсь, что
полковник, – кивок в сторону Задунайского, – в силу отличного знакомства с
проблемой, поможет не только в поиске новых сотрудников, но и в...
переквалификации старых.
– Конечно, я всего лишь технический советник, – поскромничал
Задунайский, – однако я всегда готов оказать посильное содействие.
– Мало! – вдруг огорошил нас маршал. – Очень мало! Вы сами сказали,
что нас буквально сунули носом на верный путь. Привлекайте драконов, черт
возьми! Ведьм! Колдунов! Да весь спектр магических существ и духов!
Полковник П.! – тот вскочил. – Вам поручается обучение и боевая подготовка
новобранцев! Разумеется, при соответствующей идеологической закалке.
Неужели вы не сможете из захудалого германского дракона воспитать
патриотическое чудо–юдо?!
– Сможем, товарищ маршал, – торопливо пообещал П.
Маршал задумчиво поглядел поверх моей головы на портрет.
– Приказываю с завтрашнего дня приступить к формированию в составе
Тринадцатого Управления подразделения специальных операций «Дельта».
Подразделение подчиняется только начальнику Управления и мне лично.
«Дельту» засекретить...
– Подождите, подождите, – вдруг невежливо перебил я. Идея, блестящая
идея родилась в моей голове, и ее следовало высказать немедленно, потому
что она могла пропасть так же внезапно, как появилась. Сверкающее озарение
длится один стремительный миг, и гения от простого человека отличает
умение осознать и поймать это летящее мгновение. – Идея! Мы должны
привлекать не духов вообще! В большинстве своем это совершенно никчемные
создания. Нет. Мы должны вызывать специалистов своего, то есть нашего
дела.
Последовала немая сцена.
Потом голова маршала едва не выпрыгнула из рамки голо.
– Браво! Великолепно! Я рад, что не ошибся в вас и госбезопасность
получила столь умного и инициативного офицера. Представьте свои
соображения по этому поводу в письменном виде. Вопрос слишком серьезный и
будет проработан на коллегии. Теперь я вижу, что дело зашиты демократии в
надежных руках! – П. раздулся, точно индейский петух, отнеся похвалу на
свой счет. – Однако не забывайте: никто не снимает с вас обязанности
противодействовать попыткам подрыва спокойствия и стабильности в стране.
Голубое свечение погасло, и мы опять остались втроем.
– Излагайте ваши соображения и побыстрее, – приказал я.
Вернувшийся через два дня Ерофей пребывал в состоянии нервического
возбуждения. Энергия так и хлестала из него. Сказать, что я был удивлен –
не сказать ничего. С момента нашего знакомства я еще не видел домового
таким. Ядовитая ревность шевельнулась в душе.
– Ну что? – по возможности бесстрастно спросил я.
– Полностью разогнал всю нечисть! – радостно возгласил Ерофей. –
Место теперь свято.
Я приподнял правую бровь.
– Ты и святость?
– Конечно. Если у нас встречаются разногласия с пресвятой матерью
нашей церковью, то уж не в вопросах искоренения зла. Здесь мы единодушны.
Тем более, сталкиваясь с таким злом, какое мы нашли на базе.
– Каким же именно?
Ерофей задумчиво поглядел мне прямо в глаза, у меня по коже пробежали
мурашки.
– Не тяни...
– Заговор, – драматическим шепотом сообщил Ерофей.
Я облегченно рассмеялся.
– Эко удивил. Про заговор мне и без тебя известно. Иначе кто бы
организовал нападение на базу?
Ерофей замотал головой так, словно хотел сбросить ее с плеч.
– Не то... Нападение всего лишь видимый след. На самом деле корни
идут куда глубже. Мы себе даже не представляем той опасности, что
подкрадывается незаметно, опасности для всей страны.
– Ни много, ни мало, – улыбнулся я.
– Да! И не надо усмешки строить! – От волнения Ерофей начал
заикаться. – Заговор гораздо шире, чем мы предполагали, он распространился
по всей России и ставит задачи куда более серьезные, чем диверсия против
вашей организации. Спасибо нашим патриотам, они раскрыли мне глаза. Только
благодаря их помощи я сумел связать воедино множество разрозненных фактов.
– Любопытно, – процедил я, начиная помаленьку догадываться, откуда
ветер дует. – Впрочем, полковник, сначала отчитайтесь о выполнении
полученного приказа. Рассуждения на общие темы отложим.
Ерофей надулся. Он никак не мог привыкнуть к моему новому положению.
Но ведь и я не могу, действительно не могу позволить себе иное поведение.
Нельзя терять авторитет высшего командования. Noblesse oblige, оч–чень
обязывает. Чем выше положение, тем больше обязательства, перед ними должны
отступить все дружеские чувства.
Рассказ Ерофея, вероятно от обиды, был предельно краток. С помощью
Свенторжецкого в тамошнем гарнизоне достали огнеметы (сам Ерофей без
крайней необходимости избегал появляться на люди). После чего огнем и
мечом тщательно прошлись по каждой пяди тренировочного лагеря.
Свенторжецкий скрежетал зубами, глядя, как уничтожается его хозяйство, но
не возражал. Он и сам отлично понимал необходимость огненного очищения. На
поверхности не осталось ничего, кроме пепла, благо все постройки оказались
времянками. Хуже пришлось под землей. Требовалось одновременно все
уничтожить и все сохранить, ведь не тянуть же заново вороха кабелей!
Однако огнеметчики оказались виртуозами своего дела и справились с
нелегкой задачей. Уничтожение полусформировавшихся упырей стало тяжким
испытанием для нервной системы солдат. Но Ерофей поддержал их в трудную
минуту, а потому крики и корчи живых трупов не привели людей к
сумасшествию.
Однако Ерофея насторожило спокойствие, с которым огнеметчики
поддались его уговорам, обычно реакция была гораздо более живой. А,
заподозрив, Ерофей принялся вынюхивать и расспрашивать, внимательнее
приглядываться к людям Свенторжецкого и огнеметной команды. Приглядевшись,
он почуял, что разложение душ не обошло стороной и этих. Поняв –
перепугался сам.
Зато я решительно не понял, почему это привело домового в смущение.
По–моему дела оборачивались не самой скверной стороной. Я абсолютно не
могу себе представить бойцов заградотрядов с мягкой, чувствительной душой.
Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Разрушение души
просто необходимо в умеренных дозах. Жаль, что Ерофей не может этого
осознать. И хорошо, что он не присутствовал на недавнем совещании, ни к
чему такому душевному существу знать о готовящихся переменах. Он оставался
во власти прекраснодушных идеалов.
Кроме того меня сильно насторожило невнятное упоминание Ерофея о
добрых людях, которые помогли ему во всем разобраться. Глаза домового
светились неподдельным восхищением, когда он говорил об этих неведомых
доброхотах. На все мои вопросы, как прямые, так и хорошо замаскированные,
Ерофей или не ответил вообще, или отделался столь невнятными замечаниями,
что я невольно начал подозревать его в неискренности. Неслыханно! У
подчиненного появились секреты от своего начальника! А еще друг
называется...
Короче, я отпустил Ерофея и пригорюнился, впав в совершенное
расстройство чувств. Нюх подсказывал мне, что творится неладное, однако
голые подозрения к делу не подошьешь. Подшить можно было только парчовый
лоскуток, обнаруженный в подземельях, да и то непонятно куда и зачем. Что
бы это значило?
От тягостных раздумий меня оторвал вновь засветившийся туман
голограммы. Когда над столом повисла голова Главного Маршала, я оторопело
уставился на нее, даже рот приоткрыл.
– Ушли? – деловито осведомился маршал, хотя и сам превосходно видел,
что в кабинете кроме меня никого не осталось.
– Так точно, – вяло отозвался я, нехотя обозначив вставание.
– Сидите, сидите, – успокоил маршал и надолго умолк.
Нетрудно было заметить, что он тоже изрядно смущен и не знает, с чего
начать. Но я не осмеливался что–либо советовать, чтобы не нарушить
дерзкими словами ход его мыслей. Наконец маршал взглянул мне прямо в
глаза. Я ощутил себя маленьким ребенком перед строгим, но любящим отцом,
перед которым у меня нет никаких тайн. Испытующий взгляд проникал в самые
потаенные уголки души. После долгой паузы маршал спросил:
– Вы удовлетворены происходящим?
Сказать, что я был ошарашен, значит ничего не сказать.
– Ну... – промямлил я, судорожно собирая обрывки мыслей. – Как бы...
– Нас никто не слышит, – успокоил маршал. – Будьте откровенны, как на
исповеди.
– Не целиком, – нашел я обтекаемую форму ответа, за которым могло
скрываться все, что угодно. Однако мою жалкую уловку сразу пресекли.
– Точнее.
Я через силу выдавил:
– Если бы я не опасался быть обвиненным... Мы ведь ни в коем
случае... Категорически отвергли... Кампания против космополитов...
Патриотизм... Долг...
Другой вряд ли уловил хоть крупицу смысла в этом жалком лепете, но не
мой начальник. От его проницательного ума не могло укрыться ничто.
– Вот! – мне показалось даже, что я слышу, как он шлепнул ладонью по
столу. – Именно! Мы забыли наши исторические корни, стали Иванами, не
помнящими родства! Отреклись от великого прошлого! История России не
началась в семнадцатом году, как бы не старались уверить нас мракобесы и
реакционеры! Наш народ пытаются превратить в манкуртов. Пр–роклятые
идеологи, – он произнес это слово с ударением на четвертом слоге. – Вот
корень многих зол! А потому мы начнем активную борьбу за восстановление
исторических корней великой России!!!
– Правильно! – с энтузиазмом подхватил я.
– Первая и самая неотложная мера, – в голосе маршала зазвенела
начальственная сталь, и меня словно ветром сдуло из кресла. – Будут
восстановлены введенные императором Петром Великим «Табель о рангах» и
система воинских званий.
– Так точно!
– Согласно совершенно секретному приказу номер 3890 от 24 сентября
1722 года вы становитесь генерал–порутчиком.
Видя мою растерянную физиономию, маршал ласково добавил:
– Не хочу давать напрасных обещаний, но мне кажется, что звание
генерал–аншефа не является для вас бесплодной мечтой.
– Рад стараться! – гаркнул я.
– Отлично, – кивнул маршал. – Доведите приказ до личного состава и
подайте штатное расписание согласно новой системе.
– Будет исполнено.
Синеватое свечение уже начало таять, когда я отчаянно завопил:
– Подождите!
Маршал отреагировал мгновенно.
– В чем дело?!
– Есть предложение. Полагаю, что в соответствии с традициями, мы
должны возродить коллективное посещение церкви и учредить должность
полкового священника в нашем Управлении.
Маршал ненадолго задумался, а потом просиял:
– Блестяще! Я недаром столь высокого мнения о вас. Ваше предложение
открывает такие блестящие перспективы, что вы, кажется, сами о них не
подозреваете.
Это замечание поставило меня в тупик, но спорить с не стал. Значит, я
умнее самого себя?
