Игоряша «Золотая Рыбка» - Виталий Бабенко - Книжная Полка

Разгон.

Глава «Р»,

предложенная магистром беллетристики Г.Чуковым

...Самое забавное в истории Игоряши–второго – это то, что он, в сущности, так и не прикоснулся к десяти миллионам, чудесным образом свалившимся ему на голову в трех роскошных чемоданах. Нет, конечно, он пользовался этими деньгами – сорил сотнями, мотовствовал, куражился, но больше от спеси, чем по существу, и в общей сложности растратил не более пяти тысяч рублей – по мелочам.

Чемоданы с почти не тронутым содержимым хранятся у Игоряши–второго по сей день в неприступном сейфе из титанового сплава. Он их оставил у себя как память о первом Контакте и еще по одной причине, о которой гласит табличка, приклеенная к дверце сейфа с внутренней стороны.

На табличке Игоряша с нажимом вывел: «На черный день». В тот самый первый день новой жизни, когда Игоряше–второму так неожиданно привалило богатство, он, разумеется, на работу не пошел. Часа два Игоряша валялся на полу, осыпая себя сторублевками, и полоумно хихикал. В ведре с кристально чистой водой лениво шевелила червонными плавниками Золотая Рыбка N3.

Игоряша никак не мог сообразить, что бы такое ему отчебучить в первую очередь. Долгое время навязчиво липло желание сбегать в магазин, купить два ящика ядрицы, затем позвонить двум закадычным друзьям, выдернуть их с работы и устроить фантастическую обжираловку. Игоряша обсосал эту идею и с легким сердцем отбросил ее. Он умнел на глазах: откуда–то взялись и сообразительность, и спокойная оценка ситуации. Явилась мысль, прозрачная, как стакан: никуда ни бежать, ни звонить не надо. Возжелай он только – и два ящика ядрицы, и десять, и целый контейнер перенесутся к нему из ближайшего магазина. И друзей можно доставить в сию минуту – стоит лишь дать знак Золотой Рыбке.

Игоряша вздрогнул и опасливо покосился на ведро – не расценил ли биомодуль его мысли как приказ к действию? Но все было спокойно. Мысли шли в условном наклонении, и Золотая Рыбка не реагировала.

Далее Игоряша прокрутил в голове идею сногсшибательного банкета в «Метрополе» – персон примерно на пятьдесят. Но он никак не мог решить, кого же из родственников выписать на вальпургиево торжество, поэтому и с банкетом решил повременить.

Когда днем пришла после смены жена Игоряши, шофер такси Анюта, дверь в мужнину комнату оказалась запертой изнутри. Анюта долго кричала в косяк, грозила мужу, билась в дверь всем телом, напоминала, что в УПРАТРУБе больше всего не любят, когда из будней делают праздники, плакала, – но ничего не добилась. Наконец она крепко, по–шоферски, выругалась, заявила, что кормить борщом лодыря и объедалу не будет, и ушла на кухню звенеть кастрюлями.

Игоряша, казалось, и не слышал всей этой бури. Он лежал на сторублевках и блаженно мечтал.

В тот день Игоряша испытал смену настроений, совершенно ему не свойственных. Утренний шок, как мы знаем, сменился очумелостью, затем последовала потеря сознания, далее просветление перешло в эйфорическую безмятежность, потом Игоряша некоторое время пребывал в растерянности, и, наконец, к вечеру его одолела элегическая задумчивость.

Если бы Анюта в этот час заглянула к Игоряше, она, безусловно, впала бы в справедливую истерику. Погруженный в себя Игоряша сидел по–турецки на полу в окружении доброй сотни жестяных банок с чайным экстрактом «Липтон». Примерно треть банок валялись уже опустошенные (был такой грех за Игоряшей – шибко любил он хороший, до черноты, чай). Рядом стоял мешок с отборной астраханской воблой. И тут же – фаянсовое гжельское блюдо, где источали укропный аромат свежесваренные донские раки: каждый размером с башмак. И восхитительные креветки (перуанские – так захотелось Игоряше). И котелок черной зернистой икры. И соленые фисташки. И нарезанный прозрачными ломтиками французский сыр «грюйер» на доске из севрского фарфора. И литовские крекеры с тмином...

Попивая чаек из банок и закусывая всем, что попадалось под руку, Игоряша напряженно думал, перебирал варианты и разговаривал вслух сам с собой.

В ведре – точнее, не в ведре уже, а в серебряной братине, принадлежавшей когда–то Григорию Лукьяновичу Скуратову–Бельскому, более известному по прозвищу Малюта, – плавала Золотая Рыбка N8.

Если бы Анюта заглянула... Увы, Анюты в этот час философского созерцания уже не было ни в Игоряшиной квартире, ни в московском районе Строгино, ни вообще на планете Земля. Игоряша неразумно истратил на нее первый регистр третьего биомодуля.

Днем Анюта все–таки вломилась в мужнину комнату, высадив дверь с помощью монтировки.

– Ты чем это здесь занимаешься, жрун болотный?! – завопила она с порога, бросаясь вперед, как под танк.

И тут же осеклась. И застыла, словно Лотова жена. Ибо Игоряша, как мы знаем, первую половину дня провел, лежа на сторублевках, как на бархатной мураве в летний день.

– Игоряша... – просипела Анюта перехваченным горлом. – Откуда ЭТО у нас???...

Кто знает, то ли стенания жены успели уже надоесть Игоряше, то ли взбеленила его осада двери с использованием стенобитных орудий, а, может, самолюбивую душу новоиспеченного миллионера покоробило словечко «нас»? Только Игоряша приподнялся на локте и ясным голосом сказал:

– А поди ка ты к ядрене фене!

Информационный биомодуль, именуемый здесь Золотой Рыбкой N3, провел на нашей планете уже несколько тысячелетий, но до сей поры он спокойно обитал себе в водах озера Ван, поэтому понятие «ядрена феня» отсутствовало в его необъятной памяти. Зато биомодуль прекрасно знал о существовании в глубинах Галактики звездной системы с названием Оомгрусанта, что на русский язык можно перевести как «Ядро на пене». Вторая планета этой системы мало чем отличалась от Земли по условиям жизни, а то, что Игоряша знать не знал об Оомгрусанте и вообще имел в виду нечто другое, было для биомодуля перегрузочной информацией. Поскольку желание Игоряши перенести свою подругу на «Ядро на пене» обладало очень высоким потенциалом и к тому же перенос этот не мог повлечь смерти Анюты и нанесения ей физического ущерба, то есть не нарушал граничных условий использования регистра биомодуля, то Золотая Рыбка незамедлительно подчинилась команде.

Анюта исчезла.

В мозгу Игоряши отпечаталось: «Первый регистр исчерпан».

Игоряша безумно испугался. Первым побуждением его было вернуть Анюту. Он уже раскрыл рот, но тут испугался вторично.

Игоряша ужаснулся, вообразив, в каком виде может предстать Анюта после посещения неведомой «ядрени фени». Вроде бы шутка совершенно абстрактная и эвфемистическая, но раз Анюта отправилась ТУДА, значит, нечто такое существует на самом деле!

Игоряша вытер пот со лба и решил с возвращением Анюты повременить, а в качестве компенсации за потерю жены заказал себе чаю. Побольше и получше. И новый биомодуль. И раков с креветками. И братину для шику. И еще биомодуль. И сыр. И крекеры. И...

Весь вечер разговаривал сам с собой Игоряша. Осторожно разговаривал – чтобы, не дай бог, не истолковали Золотые Рыбки его рассуждения как желания. Потом он неспокойно спал, маясь набитым животом. Проснулся в шесть утра, долго боролся с изжогой, а затем уже и не прилег – опять разговаривал.

И наконец пришел к трем важным для себя выводам. Первый: что никакие деньги – ни миллионы, ни миллиарды, ни оклады, ни прогрессивки – ему не нужны. Поскольку Золотые Рыбки и так исполнят все, что его душе угодно, поэтому со службой в УПРАТРУБе следует сей же день покончить. Второй: что он в любой момент может вернуть Анюту, приказав биомодулю доставить ее в прежнем виде, но, собственно, с этим спешить не надо. Пока требуется заняться собой. Эта идея – заняться собой – и была третьим выводом.

И начал Игоряша действовать.

В семь утра Игоряша испросил у восьмого биомодуля, сколько всего на Земле Золотых Рыбок. Оказалось, исходное число – 1370 штук: галактический стандарт для обитаемых планет земного типа – один биомодуль на миллион кубических километров гидросферы. У Игоряши даже дух захватило: «Почти полторы тысячи волшебных палочек – вот уж развернусь!»

Следующим ходом он заказал себе безупречное здоровье. И... тут же мешком рухнул на пол – словно невидимый великан прихлопнул его, как муху.

Игоряшу бросило в жар, потом в холод, невыносимая боль разорвала внутренности, пульс зашкалил, из носа хлынула кровь, отнялись ноги, потом руки, агония выгнула тело колесом, в голове взорвалась сверхновая. Игоряше казалось, что по нему промчался товарный состав, потом пронеслась танковая дивизия, потом не спеша прогрохотала вереница дорожных катков. Он хотел было заорать: «За что?!" – но последним сгустком воли отогнал катастрофический вопрос – третий вопрос для данного биомодуля, – который, конечно же, закрыл бы перед ним дорогу в будущее. Вместо этого Игоряша, захлебываясь густой ядовито–горькой желчью, пробулькал: «Новый биомодуль!..»

Он очнулся в невообразимой позе на полу. Над ним клубился, истаивая, смрад. Игоряша прислушался к себе – ничего не болело. в мышцах переливалась чистая энергия. Голова была ясной и свежей; организм работал как кварцевые часы. Переполняло ощущение счастья и вечности.

– Что это было? – спросил он, пораженный. «Функциональная перестройка организма, – ответил биомодуль огненным текстом. – Пурификация ауры. Наладка иммунной системы. Канцеродиализ. Бактериальный и вирусный дренаж».

– Ясно, – сказал Игоряша. Целый час он плескался в ванной, наслаждаясь жизненными токами в клетках тела. Вышел насвистывая, и переоделся в чистое. Подошел к братине, играя мускулами, подмигнул биомодулю и раздельно произнес:

– Бес–смер–ти–е.

Игоряша ожидал, что новый удар свалит его с ног, опять набросится жуткая сила и примется терзать. Но ничего такого не случилось. Перестройка генетической программы и запуск нейронной реабилитации проходят совершенно неощутимо.

В девять утра Игоряша с помощью очередного биомодуля обеспечил себя нестарением. Он посчитал, что 35 лет – оптимальный возраст для вечной жизни. Дальновидный человек, – и ведь известно, что миф об Эндемионе не был ему знаком.

Да, великая вещь – бессмертие! Оно настраивает мысли на совершенно иной лад. Малое делает великим, великое – малым, совершенное – примитивным, затягивает память дымкой.

А между тем бедная женщина ужасно растерялась, очутившись на берегу изумрудного океана под сенью фиолетовых деревьев с плоскими зонтичными кронами. Много часов она шла по рыжему песчаному пляжу, надеясь отыскать людей, жилье или хоть какие–нибудь приметы цивилизации. В воздухе пахло клопами и уксусом.

Наконец на изгибе берега она увидела фигуру человека и бросилась бегом навстречу. А приблизившись, пронзительно завопила и столь же стремительно, не помня себя, помчалась прочь. Человек был впряжен в некое подобие телеги на санях. У него был совершенно лысый шишковатый череп, двупалые клешневидные кисти рук, прозрачный живот, в котором виднелись омерзительные сине–бурые кишки, и три глаза. Единственное, что напоминало здесь о Земле, – это третий глаз на лбу у чудовища. Он горел чистым зеленым светом, как огонек Анютиного такси.