Раздел 2.
Девушка, остановитесь! голос настиг и ударил в спину.
Женька замерла, прижимая страшасика к себе. Еще не оборачиваясь,
угадала, кто это. «Беги, глупый», шепнула она на ухо поросенку и
выпустила его из рук. Тот побежал смешно перебирая короткими лапками. Но
парень в форме береговой охраны в два прыжка догнал страшасика и схватил
за загривок.
Страшасиков, значит, ловим... Нуну... А знаешь, что за это
бывает?.. отеческиосуждающе сказал второй, подходя. Он был не молод и
толст, в новой, но уже перепачканной чемто жирным форме. У охранника не
было лица; кроме форменной рубашки и массивных очков, он носил серую
тряпку, закрывавшую всю нижнюю часть головы.
Я никого не ловила, пробормотала Женька, с невольным страхом
оглядывая человеканевидимку. Мы так... играем...
И врем так глупо!.. вздохнул охранник и тряпка вздулась пузырем.
Придется взять тебя на заметку, он снял с пояса диктофон. Второй раз
попадешься тюрьма... и он вновь вздохнул.
Я играла, упрямо повторила Женька. И не собиралась никого
убивать...
Но охранник не слушал и чтото бубнил в микрофон информатора. Тем
временем молодой ловко запихал страшасика в сеть и с довольным видом
приближался к ним, помахивая авоськой.
Почему вы его не отпускаете? спросила Женька, подозрительно
переводя взгляд с одного защитника природы на другого.
По инструкции пойманный страшасик помещается в изолятор, сообщил
человекневидимка и его напарник нагло ухмыльнулся. Итак, милая моя,
фамилия, имя, год рождения, индекс карточки... после каждой фразы он
тяжело вздыхал, переводя дыхание, а Женька не могла оторвать глаз от
сетки, в которой беспомощно дергался поросенок. Уплывала синяя мечта об
озере. Черная мертвая гладь навсегда замерла по левую руку, распласталась
до самого горизонта...
Надиктовав, пожилой спрятал диктофон, и пробормотал чтото
душеспасительное на прощание. Повлажневшая от дыхания тряпка на лице, то
прилипала к щекам, то раздувалась... А молодой уже ушел далеко и все
забирал правее, подальше от озера, ближе к мертвому лесу. Пожилой,
выполнив свой долг, заспешил следом, тяжело переваливаясь при каждом шаге.
«А может он не пожилой вовсе, а просто отечный и больной?" подумалось
Женьке. Сама не зная зачем, брела она за ними следом по направлению к базе
охраны и возрождения озера.
Рем поднял жалюзи на окнах. Солнце уже садилось и красный закатный
свет наполнил комнату. Бок биостанции загораживал часть окна и теперь
казался черным на фоне заката. Рем вычистил ружья и спрятал их в
вместительный фанерный ящик изпод приборов. «Сшиватель лазерный
универсальный», значилось на яркой этикетке. Он задвинул ящик под
пустующую кровать, неприличную в своей скелетоподобной наготе и уселся на
диван. Пружины тоскливо всхлипнули и чтото острое кольнуло в бок. Рем
наморщил лоб, пытаясь вспомнить, что он должен сделать еще. Обо всем,
вокруг думалось лишь половиной сознания, вторая намертво прилепилась к
шкафчику, где хранились сухари и две банки консервов, а главное фляга с
водой. Порой Рему начинало казаться, что она полна до краев, хотя утром
оставалось не больше двух стаканов. Вернувшись с охоты, Рем выпил половину
и теперь... Он облизнул пересохшие губы. Странно, но он совершенно забыл,
когда должен получать воду. Укусы на плечах и груди воспалились. Несколько
раз Рем обхватывал голову руками и так сидел неподвижно, пытаясь сладить с
нетерпимой болью в висках и затылке. Он был уверен, что у него жар, но он
не был уверен, что врач придет, если вызвать его... То есть наверняка не
придет.
Больным положен дополнительный талончик на воду, а талончиков этих у
врачей давно нет...
За стеной слышались голоса. Ктото веселый, куражась, выкрикивал:
«В пещере каменной нашли бочонок водки...»
Остальные хохотали, подпевая. Сквозь фанерную перегородку общаги
слышался даже скрип кровати, громкое чмоканье и бульканье разливаемой
жидкости. Разумеется, там пили не воду, а коечто покрепче. Там пировал
ВалькаВодник. Можно, конечно, сходить к нему на поклон, можно, но...
Рем перегнулся через подлокотник дивана и включил телевизор. На
розовом фоне возникло ярко раскрашенное одутловатое лицо дикторши. Она
говорила слащаво и нараспев:
...природа, наш Всевышний, не оставила своих детей в беде и создала
для спасения новый вид, позаботилась о неразумных детях своих... Рем
выругался и пропустил несколько слащавых фраз. Но и люди со своей
стороны не оставляют усилий... удалось, наконец, решить вопрос о
сохранении уровня воды в озере... Изза сокращения природных вод...
«Они все еще называют эту гадость водой», отметил про себя с
некоторым злорадством Рем.
...полное закрытие дамбы обеспечило подъем воды в озере до шести с
половиной метров над уровнем моря... продолжала дикторша с
воодушевлением. В условиях замкнутого бассейна, по мнению ученых,
произойдет усиленное размножение страшасиков...
Тут радостно и торжественно заиграла музыка и стали показывать
службу. Церковь была переполнена. В тусклом и плотном воздухе мерцали
сотни красных огоньков. Голос священника невнятно и гулко рокотал рад
толпой. «Спаси и помилуй!" вырвалось внезапно из общего хора,
пронзительное, отчаянное, как крик раненого страшасика, там, на озере...
Бог с огромной фрески смотрел вниз гневливым оком с красными воспаленными
веками. Может он тоже был болен, как земля и озеро. А может он плакал там,
у себя наверху, не зная, как спасти, потому что сначала надо вразумить...
Рем не выдержал и выключил телевизор. Звуки изза стены вновь
проникли в комнату. Там двигали стульями, шаркали подошвами ребята
уходили. Комок смеха выкатился в коридор. Ктото без стука рванул Ремову
дверь.
Мы на толчок, сообщил знакомый голос, переполненный уверенностью
в успех. Сегодня можно хапнуть мясца... Что вы, Рем Андреич, скажете
насчет мясца, а?
Рем почувствовал, как ненависть клубком вертится и подпирает к горлу
от одного звука этого голоса. Но он сдержался и поднял голову, переводя
дыхание, будто задыхаясь. Веселая Валькина физиономия кирпичного оттенка с
белыми прожигами скалилась двумя рядами ослепительных фарфоровых зубов.
Потом на секунду Валькина рожа превратилась в обжаренный до коричневой
корочки кусок мяса... Рот наполнился густой слюной, Рем отвернулся и
сплюнул на пол.
Никак пустой? наигранно изумился Валька. Рем, тебе это
непростительно. Понимаю, Коляй балбес, а ты... он сделал значительную
паузу.
«Значит, уже все знает от Кольки», с тоской подумал Рем.
К тому же надо помнить о долге. Пять литров...
Но позавчера было только три! вскричал Рем.
Так это ж позавчера, мой милый... С позавчера знаешь сколько воды
утекло...
Рем стиснул зубы. Вальку надо было перетерпеть, как головную боль.
Чего ты хочешь?
Сам знаешь. Ну, напрягись... Головка бобо, я понимаю.
Стимулин, пробормотал Рем, с трудом вытолкнув из горла это
слово...
Вот видишь, вспомнил, закудахтал Валька тоненьким голоском, столь
неуместном при его большом и красивом теле. Ну, давай, неси скорей, это
совсем не больно...
Рем свесился с дивана и вытянул за угол свой ящик, запустил руку
внутрь и стал шарить.
Вишь какой у него сундучок знатный, хмыкнул Валька.
Рем достал полиэтиленовый мешок, наполненный до половины белым
порошком и связанный узлом у горловины. Помедлив, он взвесил его на руке,
потом лениво размахнулся и бросил. Валька поймал.
Ну ладненько, проблеял он. Считай, два литра отдал. Осталось
три, и толкнув хилую дверку плечиком, исчез.
«Гад», прохрипел Рем и вскочил. Пинком ноги сбросил крышку с ящика,
схватил ружье и вылетел в коридор. Но там уже никого не было, даже шаги
стихли, как будто Валька и его дружки мгновенно испарились...
Рем вернулся к себе, ненависть ушла мутной пеной вместе с Валькиным
исчезновением, а следом камнем навалилось бессилие.
«Сдохну, а воды брать больше не буду... получу и отдам всю до капли,
сдохну, но отдам..." «Не отдашь, усмехнулся тут же второй, ехидный и
склизкий голос. Потому что в самом деле сдохнешь тогда..." «Сбегу!
хотел крикнуть Рем. Уеду домой или вообще куда глаза глядят... Валька
не найдет..." «Ерунда, этот где угодно достанет, хоть здесь, в общаге,
хоть со дна озера... И дом не спасет».
Мысль о доме тут же сцепилась с мыслью о Сашеньке, а та повлекла
мысль о воде чистой, прозрачной, такой, какая бывает в воротниках у
страшасиков. Ее можно видеть, когда везут в прозрачных герметичных бутылях
с дойки... Тысяча литров ежедневно в экологическую комиссию. А ему для
Сашеньки надо литр в день и тогда пройдут эти страшные мешки под глазами и
отеки на ногах. Ну и для матери немного, Вальке отдать, ему, Рему вдосталь
напиться. Одного бы страшасика за глаза хватило... А он, скотина, утонул
вместе с водой ни себе, ни людям, как говорится... Рем затряс головой.
Завтра он такого не допустит, завтра он приволочет целехонькую тушу к
берегу... Нет, две, нет, три... Сознание начало мутиться и тут он услышал
рев страшасиков. Сначала ему представилось, что он на озере с ружьем
гонится за добычей и лодка летит над чернотою мертвой «воды», разрезая
вялую волну и гребень разваливается, как жидкий недопеченный хлеб и
дрожит... Потом Рем понял, что кричат страшасики на ферме во время
вечерней дойки...
В дверь негромко стукнули... Валька вернулся, что ли?
Выполз, как таракан, из потайного угла и явился вновь
позубоскалить...
Завтра разочтемся! крикнул Рем, вскакивая.
Но тот, за дверью, не ушел, а вновь постучал, резче, настойчивее...
Ах, ты! Рем рванулся к двери и с силой распахнул.
На пороге стояла Женька, держа в руках чтото завернутое в штормовку.
Она попрежнему была в одной футболке и руки ее обгорели до красноты
сырого мяса. А сверток в руках чемто напоминал укутанного ребенка...
Неужели? Рем и сам понимал, что догадка нелепа и пути Сашеньки и Женьки
никак пересечься не могли, но... Рем отступил, пропуская Женьку в комнату.
У нее было зареванное опухшее лицо. Она прошла, будто не видя Рема,
огляделась, но без любопытства, мельком, и положила сверток на диван
поверх серого ветхого белья, сбитого в кучу...
Смотри, проговорила она тихо, все еще не оборачиваясь к Рему и
отбросила полу штормовки. Только теперь Рем заметил, что зеленая ткань
измазана бурым...
На штормовке, неподвижный, лежал страшасик. Он был еще жив. Его серый
в бородавках бок вздымался от трудного дыхания. Но вокруг шеи теперь
топорщились не один, а два воротника с пурпурными неровными краями кровь
свернулась черными блестящими комочками, тянулась алыми тягучими нитями...
Ктото вспорол воротник по периметру в бессильной злобе, не найдя воды...
Сделай чтонибудь, попросила Женька пустым усталым голосом.
Кто это сделал? Колька? спросил Рем, невольно морщась.
Нет, парни из береговой охраны отобрали у меня... и... Женька
постарушечьи подперла кулачком щеку и попросила: Сделай чтонибудь...
Что я могу?! огрызнулся Рем, испытывая в этот момент ненависть ко
всему миру: к черной туше озера, к истекающему кровью страшасику и
кровавому закатному солнцу. Я же не врач, не ветеринар... Я специалист
по оборудованию...
А, ты можешь только убивать, уязвила Женька.
Рем сжал кулаки, будто собирался ее ударить.
Ну хорошо, с внезапной легкостью он согласился. Я могу коечто,
только гарантий никаких... Женька с готовностью привстала. Забирай
своего поросенка и за мной, только тихо.
Яркий красный свет сменился обессилевшим лиловым. Солнце нырнуло за
черный срез сухостоя и мир очень медленно неохотно угасал. Здание
биостанции с двумя массивными, похожими на крепостные, башнями,
безмолвствовало: все сотрудники, которым положено дежурить и работать
сейчас, сбежались смотреть на вечернюю дойку. Со стороны «коровника»
доносился рев страшасиков, человечьих голосов и злобное урчание техники.
Рем сделал знак Женьке и торопливо, почти бегом, направился к
боковому входу широкой, обитой железом двери, на которой краской в двух
местах было написано: «Виварий». Они вошли, и в темноте, на ощупь,
двинулись по коридору. В бетонном мешке, разрезанном полосками тусклого
света, стоял тяжелых запах, который всегда царит в зверинцах, где,
предназначенное для свободы, держат в неволе зверье. Впрочем, запах почти
не беспокоил людей, за высокими загородками, ктото ворочался и тяжело
дышал.
Она крепче прижала поросенка к себе и тут же почувствовала, как
теплая струйка страшасиковой крови течет по животу...
Рем, скорее, взмолилась она, содрогнувшись всем телом.
Тише ты, огрызнулся он и наконец включил свет.
Они стояли в небольшой комнате с множеством шкафов по бокам. Одна из
стен была прозрачной и там, за стеной, еще неосвещенная, находилась
мастерская с множеством приборов, крашенных белой с синевой краской, и
диковинным агрегатом, висящем на массивном кронштейне, чей длинный хобот
был оплетен прозрачными трубками и гибкими металлическими лентами.
Поторапливайся, буркнул Рем и вытащил из шкафа пакет грязного
белья: простыню, шапочку в бурых пятнах и такой же замызганный клеенчатый
фартук. Женька невольно покосилась в угол, в сторону раковины. Порыжелый
фаянс, а над ним кран с открученной головкой даже технически пригодной
воды здесь давно не было и не скоро будет.
На, привяжи зверя, приказал Рем и сунул Женьке ком грязных
разорванных вдоль бинтов. Не бойся, все стерильно, знаешь как теперь
дезинфицируют? Несут наверх, на крышу, и в полдень ультрафиолет все
сжигает... Рем то ли кашлянул, то ли рассмеялся, и включил свет в
операционной.
Женька вошла и осторожно положила страшасика на стол, покрытый
прожженным в нескольких местах пластиком.
Погоди, поднимай обратно, спохватился Рем и, притащив бутыль с
желтой, остро пахнувшей жидкостью, принялся протирать стол, затем обтер
перчатки и, поколебавшись, заодно кнопки на пульте управления агрегатом.
Женька привязала крошечные лапки страшасика к специальным крючкам на
краю стола и прикрыла тельце простыней, оставив лишь воротник и голову
открытыми.
Рану надо продезинфицировать, сообщил Рем, сознавая, что от всех
его действий разит чудовищным дилетантизмом, но старался принять вид
уверенный и ученый. Но лизолом нельзя... кажется. Там, в предбаннике
есть перекись... Принеси... приказал Женьке.
А наркоз? спросила она неуверенно.
Это не больно... Совсем... уже произнеся эти слова он сообразил,
что слово в слово повторяет Валькину фразу с той же интонацией и ухмылкой.
Рем схватил ком нечистой ваты, плеснул на нее перекисью, потыкал по
запекшимся краям страшасикова воротника.
Ну ладно... Рем отшвырнул вату и взялся за рукоятки сшивателя.
Мысленно он перекрестился и даже мотнул головой крестнакрест. Затем
решительно ткнул в кнопку «включение». Внутри хобота чтото взвыло, а на
лицевой панели загорелись два зеленых индикатора, как два хищных глаза.
Рем снял сшиватель с кронштейна и тот повис на упругом держателе. В
собственных руках прибор был вовсе не так послушен, каким казался в руках
хирурга упругий держатель все время тянул вверх. Наконец Рем приблизил
конец хобота к страшасикову воротнику и нажал кнопку «импульс». Красный
луч выскользнул и уколол край распоротой плоти.
С Богом, начали, пробормотал Рем и передвинул прибор.
Вновь короткий разряд прошил живую плоть и соединил. Пот, выступивший
на лбу от напряжения заливал глаза. Со злобой Рем провел перчаткой по
лицу... Тут же сшиватель выскользнул из рук и подскочил наверх, а Рем
буквально взвыл от боли, гдето в складках старых задубевших перчаток
сохранилась капля дезинфицирующей жидкости.
Воды!..
Перед глазами его расплескались красный, зеленый и синий потоки. Они
разбивались на капли и сжигали все вокруг до основания, до конца, до
истока.... Воды!.. Одну каплю, ради Бога!.. Рем не сразу заметил, что по
щекам его стекают слезы...
«Вот она, вода... подумал Рем. Я плачу значит я могу еще
существовать..." Он дернул ртом в попытке улыбнуться и боль отступила. Рем
с трудом приоткрыл глаза. Раньше ослепительный, свет поначалу показался
тусклым. Страшасик едва угадывался серым пятном. Рем нашел сшиватель по
зеленым огонькам и, уцепившись за одну из ручек, притянул сопротивляющийся
агрегат к себе. Женька стояла напротив него, прижимая руки к груди.
Казалось, она молилась...
Ну ладно, продолжим, пробормотал Рем и почти наугад нажал кнопку
на панели.
Будь он профессионалом, то перевел бы сшиватель в автоматический
режим. Но то, что он умел делать хорошо шло во вред и зло, а крошечное
добро приходилось творить неумелыми руками... Проверять каждую точку
сварки на экране, где высвечивалась цветная картинка страшасикова
воротника со всеми переплетениями сосудов и нервов и, как точка прицела,
скользила, подрагивая, отметка лазерного искателя...
«В пещере каменной нашли бочонок водки, незаметно для себя напевал
Рем и добавлял: А лучше бы воды...»
Он закончил «операцию» часа через три и, выключив сшиватель, бросил
покровительственно: «Отвязывайте, ассистент», будто был на сцене и играл
роль знаменитого хирурга...
Когда они вышли из вивария, наступила блеклая, лишенная темноты ночь.
Ее попрежнему называли «белой», хотя теперь этот эпитет почти исчез из
разговора в нем таился упрек...
Все равно твой поросенок сдохнет, сказал Рем и странно улыбнулся,
будто наслаждаясь бессмысленностью своих усилий.
Почему? жалобно спросила Женька.
Ему вода нужна. А в нем сейчас ни капли. Думаешь, страшасики ради
нашего спасения воду вырабатывают... Как же... Дойщикам приходится
попотеть. Если страшасик сам из них кровь не высосет... Это еще те звери,
он сделал ударение на последнем слове.
А мой страшасик поливал меня водой!
Тебя он принял за свою... засмеялся Рем.
Женька поежилась. Воздух быстро остывал, а она попрежнему была в
одной футболке в штормовку был укутан страшасик.
А у тебя нет воды... лишней? спросила она.
Рем повернулся к ней, губы дрогнули. Но Рем не сказал ничего. Замер.
Взгляд внезапно уперся во чтото... Женька завертела головой, пытаясь
определить, куда он смотрит. Вышло в сторону ворот в «коровник». Теперь
и она заметила, что с воротами чтото не так... Они не заперты! Черная
щель с ладонь образовалась между створками.
А, нука... Рем, держась ближе к стене биостанции, направился к
узкому, отгороженному с двух сторон проходу. В будке охранника, насколько
можно было разглядеть за мутными стеклами, никого не было. Стараясь
двигаться бесшумно, Рем полез по узкой железной лесенке наверх и сделал
Женьке знак, чтобы она следовала за ним. Поднявшись, они очутились на
крыше «коровника», огороженной по бокам невысоким барьерчиком. В центре
была массивная сварная решетка, нависшая почти над самыми головами
животных. В неясном свете виднелись темные бока страшасиков серые над
черной жижей, которая заливала бетонный пол и доходила животным до брюха.
Она закачивалась сюда из озера. Голод пока страшасикам не грозил. Почуяв
детеныша животные заволновались. Один, крупнее прочих, громко захрюкал и
уцепился щупальцами воротника за решетку. Несколько лиловых отростков
призывно вытянулись и задвигались в воздухе, как пальцы великановой руки.
Рем встал коленями на переплет решетки и протянул Женьке руку.
Ползи сюда, шепнул он.
Балансируя, она сделала несколько шагов, затем поскользнулась и одна
нога провалилась вниз. Тут же ктото из страшасиков присосался к лодыжке.
Женька взвизгнула от ужаса.
Тихо! зашипел Рем и, схватив Женьку за локти, с силой рванул к
себе. Сорвавшиеся присоски громко чмокнули, а Женька распласталась на
решетке. Рем взял зверька и осторожно поднес безжизненную мордочку к
мерцающим в полумраке щупальцам. Страшасик слабо приоткрыл рот, жалобно
пискнул и ухватился губами за щупальцу. Было слышно, как он урчит и
тихонько булькает, заглатывая воду...
Внезапно решетка загудела две темные фигуры ступили на нее с
противоположной стороны и пошли, надвигаясь. Оба были в новомодных
комбинезонах цвета хаки, поверх которых горбились ватные фуфайки. Один нес
в руках объемистый мешок и этого, с мешком, Женька и Рем узнали. Второго,
идущего налегке, Рем узнал тоже и поспешно прикрыл поросенка Женькиной
штормовкой.
Рем, никак ты здесь, друг мой, тощий голосок ВалькиВодника
прервался коротким смешком.
А ты за водичкой никак, отозвался Рем, пытаясь попасть в тон, но
не зная, каким должен быть этот тон для Женьки и Николая, волокущего
тяжелый мешок, насмешливый, уверенный и взгляд свысока. Для Вальки тоже
уверенный, но другой уверенностью оборонительной, защитной... Только
что дойка была, напомнил он, так и не найдя нужной интонации.
А это не важно, Валентин вытащил изпод фуфайки полиэтиленовый
мешок с белым порошком тот, что дал ему Рем. Они нам сейчас все на
свете отдадут, что у них есть и чего у них нет... Николаша, ты давай не
стой, доставай доильник, он сыпанул вниз белого порошка, приговаривая:
цыпцыпцып...
Страшасики под решеткой тяжело и шумно задышали. А Колька, не глядя
на Женьку и Рема, будто никогда и не был с ними знаком, с деловым видом
извлек из ружья нечто вроде подводного ружья, от хвостовика которого
тянулся толстый резиновый шланг. Короткий звенящий звук рассек ночной
воздух и наконечник впился в воротник страшасика. Колька со
старательностью задергал рукоятью насоса, как прежде налегал на весла.
Осторожно тяни, миленький, осторожно, не усердствуй, а то с
водичкой кровь пойдет, наставлял Валентин. Вишь, идет водичка, идет,
недаром наши ученые в лабораториях трудятся. Польза есть... А ты, Рем
Николаевич, не веришь в прогресс, и зря не веришь. Нехорошо это, Рем
Семенович. Нельзя так. Потому и на жизнь ты смотришь мрачно,
пессимистически.
Они же все зверье погубят! завопила Женька и, перепрыгнув через
два пролета, изо всей силы пихнула Валентина в грудь.
От неожиданности тот покачнулся и соскользнул с решетки, провалившись
двумя ногами вниз. Страшасики разом в него вцепились.
Помогите! Валентин замолотил руками по воздуху, пытаясь
выкарабкаться. Мешок упал вниз и зверей обсыпало белым порошком.
Рем вручил Женьке поросенка.
Чтоб духу твоего здесь не было, поняла?..
Колька в растерянности глядел на своего бывшего шефа, то на босса
нынешнего, не зная, чью сторону принять. Того, который махал руками,
призывая на помощь, или того, который стоял на решетке и смотрел сверху
вниз на пожираемого страшасиками человека. Наконец он решил, что общей
силы и возможностей у Валентина больше и уже потянулся помогать, но Рем
ударил его ногой в грудь и Колька отлетел, уронив насос и выпустив из рук
шланг.
Спокойно, Коленька, нам еще с Валентином поговорить надо,
проговорил Рем, подражая тону «водного короля». Я, конечно, ему помогу,
если он три литра долга простит...
Сволочь!
Возможно, но советую поторопиться с ответом.
Валентин вновь дернулся, и вдруг, завизжав, совершенно побабьи,
выкрикнул троекратное: «Да, да, да...»
Тогда Рем подхватил его под руки и стал тащить. Колька подскочил с
другой стороны и вдвоем они наконец вытянули Водника в виде довольно
плачевном: сапоги, носки и нижняя часть комбинезона остались страшасикам.
На пострадавшем сохранились обрывки, чемто напоминающие шорты. Женька,
стоя у бокового ограждения, видела, как ноги Валентина беспомощно
волочатся по решетке, перескакивая с одного прута на другой и все они
сплошь какието полосатые, темные со светлым...
Насос не упустите, идиоты, бормотал Валентин. Страшасики шланг
перегрызут...
Уже перегрызли, обреченно выдохнул Колька.
Зато надои какие будут завтра! Все планы перевыполнят, с
наигранной серьезностью заметил Рем.
Надои, да... повторил Колька и запнулся, чтото про себя
осмыслив.
В следующую минуту он уже мчался назад, к брошенному на решетке
мешку. Там, в резервуаре насоса, набралось немного воды. Рем это сразу не
сообразил, а теперь было уже поздно шаги грохотали по железным
ступенькам лестницы...
Я с вами посчитаюсь, бормотал Валентин, цепляясь за барьер и с
трудом через него переваливаясь. Со всеми...
Идти он не мог и стал ползти. Он полз к Женьке, а она в ужасе
отступала. Рем перепрыгнул через барьер и встал рядом с нею.
Может, кого позвать на помощь? спросил он Валентина. Теперь он
говорил с всесильным «водным королем» тем же тоном, что с Женькой и
Николаем.
ВОХРовцев позови... пробормотал Валентин, валясь на помост и
странно хлюпая носом.
Чтоб тебя здесь повязали?
Дурак! Валентин шумно втянул в себя воздух. У меня сними
договор... А Колька твой сволочь... И ты тоже... получишь... А ВОХРам в
будку не стучи, а в бытовку... крикнул он вслед, когда Женька с Ремом
спускались вниз по лестнице. И вдруг в голос завыл:
Ой, мамочки, ой, больното как!