Раздел 1.
Ночь, не наступая, кончилась. Забликовало по стенам от стекол
соседней дачи и Женька натянула одеяло на голову, надеясь еще полежать.
Под шерстяным пологом там всегда до рассвета мир смутен и тесен. И если
покрепче зажмуриться – можно увидеть озеро, полное синевы, и непременно с
волной и белесыми барашками. Говорят, озеро было как море, только не
соленое...
Ладно, хватит!.. Женька брыкнула ногой, скидывая одеяло, и затащила
на кровать ком одежды – детская привычка балованного ребенка. Со штормовки
на постель посыпался песок... Теперь без толстой куртки ходить нельзя,
хотя в полдень печет невыносимо. Но и не раздеться – иначе сгоришь...
Одетая, Женька осталась лежать – на улице ждать не хотелось. Там
наверняка холод и льдом хватануло, распарит только к полудню. Кто–то
стукнул костяшками пальцев в стекло. Женька подскочила на кровати от
неожиданности, хотя давно ожидала знака. Она подбежала к окну, распахнула
раму и перевесилась наружу. Сразу обожгло по–зимнему холодным воздухом. А
следом ударило солнце и ослепило...
Коляй стоял под окном прямо на клумбе и выковыривал носком ботинка
чахлое растеньице, что пыталось несмотря ни на что жить...
– Долго спишь, соседка, – пробормотал Колька и, передернув плечами,
подбросил рюкзак на спине.
– А где твой... как его... Рем?
– Рем на берегу будет нас ждать, у лодки...
Женька выбросила в окно рюкзак и следом выпрыгнула сама.
Коляй презрительно выпятив губы, сунул в рот комок хлебной жвачки. В
защитных очках–консервах и надвинутой на брови кепке он напоминал бандита
из давних полузабытых фильмов.
– Фляги взяла? – спросил он гримасничая в попытке выковырять жвачку
из зубов.
– Целых три.
– А воду?
– Стакан будет...
– Мало для приманки, – заметил Колька.
– Рем пусть воду тащит, а у меня больше нет, – огрызнулась Женька.
– За Ремом ружья.
– А у меня топор!
Когда речь заходила о воде Женька злилась. Все будто сговорились
зариться на ее крошечную законную долю и доказывать, что имеют больше
прав... И порой ей казалось, что она в самом деле должна уступить, а
почему – не понимала.
Они шли прямиком через бывшие огороды. Мелкий чахлый кустарник
прорастал там и здесь. Кое–где пытались сажать на неровных горбатых
грядках. Повсюду стояли водосборы из ржавого железа. Но отравленный дождь
не спасал и все умирало, покрытое будто саваном, помутневшей от яркого
солнца пленкой.
Следом за ребятами, не отставая, но и не пытаясь догнать, брел старик
в телогрейке и с ведром в руках. За стариком плелась собака. Пес облинял,
а розовая голая кожа покрылась темными пятнами и язвами, лишь на хвосте и
морде уцелело немного белой шерсти. Старик остановился возле колодца. Пес
покорна ждал, вывалив язык и глядя на хозяина преданными слезящимися
глазами. Старик зачерпнул ведро и низко наклонившись, понюхал содержимое,
а затем с размаху выплеснул под ноги черную густоватую жидкость мало
напоминающую воду. Пес поджал хвост и отошел будто провинился перед
хозяином. А старик, позвякивая ведром, поплелся дальше к следующему
колодцу.
– Дурак! Не понимает, – хмыкнул Колька. – Найдись хоть в одной дыре
чистая вода, сюда такая толпень набежит! Дедулю вместе с бобиком раскатают
в пыль. А главное – Минводсбыт был бы тут как тут. Пожалуйте: талоны,
блатари, трехметровые заборы.
– А вдруг родник пробился, – предположила Женька желая позлить Коляя.
– Родник! Здесь одно дерьмо фонтанирует!..
Через две–три фразы Колька всегда сбивался на грубость и потому
больше двух фраз подряд Женька старалась с ним не говорить. Сделав вид,
что последних слов не слышала, она достала из рюкзака тюбик защитного
крема и принялась намазывать жирную бесцветную кашицу на лицо. Коляй
снисходительно хмыкнул и отвернулся.
Садоводство, наконец, кончилось. Они прошли через поваленный забор и
углубились в лес, сухой и серый. Лес умер несколько лет назад и его чудом
не спалили – пожары вспыхивали среди сухостоя постоянно, а тушить было
нечем. Но этот клочок Бог пока миловал. Дачники тайком ходили сюда с
топорами – повсюду мелькали кривые пеньки. В лесу почва еще не
разогрелась, под ногами то и дело похрустывал ледок. Женька не удержалась
и сунула в рот ледышку, но тут же стала плеваться, лед был горьким и
влага, растопившись, обожгла язык.
– Ты что, чибик? [чибик – человек без карточек] – Коляй повертел
пальцем у виска и почти тут же вскрикнул, наступив на острый, как гвоздь,
побег феррапланта.
Постепенно лес поредел и отступил, открывая берег, когда–то песчаный,
а теперь покрытый коростой засохшей грязи из которой торчали пучки жухлой
травы. Озеро казалось черным, причем, мутно–черным, без блеска.
Поверхность едва колебалась, как жирная похлебка в миске. А над озером в
бесцветном, лишенном глубины небе, плавал белый слепящий диск.
Рем стоял на берегу возле перевернутой вверх дном старой лодки.
Вообще на берегу лодок было множество, но все гнилые. И уж вовсе
непригодный валялся на боку, как дохлая рыбина, старый проржавевший катер.
Рем, как обещал, принес ружья: одно, огнестрельное, висело у него через
плечо, другое – парализатор, стреляющий ампулами со снотворным, лежало
возле лодки.
– А, дружище! – крикнул с излишней восторженностью Коляй, и в голосе
его проступило жалкое, заискивающее.
Рем обернулся и милостиво кивнул. Он был в белом, вернее, когда–то в
белом, а теперь в замызганном и драном костюме. Носил его Рем с таким
видом, будто костюм был по–прежнему белоснежным, а широкополая порыжевшая
шляпа, которую Рем держал в руках, необходимым дополнением
аристократического наряда так же, как и защитные очки в щегольской
сетчатой оправе. У Рема были светлые волосы, сухие и ломкие, а лоб и щеки
покрывали мелкие гнойнички и язвочки.
– Рем, а ты сам кликуху придумал или предки постарались? –
поинтересовалась Женька, желая как–нибудь задеть этого доморощенного
аристократа.
– Это обещанный ценный кадр? – повернулся Рем к Коляю.
– Мы дадим ей топорик, – виновато предложил Коляй.
– Можно и пилу, – ответил Рем, приподнял очки и, прищурившись,
взглянул на Женьку. Серые с краснотою глаза мелькнули и тут же спрятались
за темными стеклами. – А может она сядет на весла?
– Ты во всем так обессилел? – ляпнула Женька, воспользовавшись
Колькиной манерой шутить.
Рем удивленно приподнял брови и покачал головой, а Колька заржал.
– Ладно, беритесь за лодку, – махнул рукою Рем и водрузил на макушку
облезлую свою шляпу. – Отплываем... А то всех страшасиков провороним...
Лодку лениво приподнимал поток черной жижи, которую по привычке еще
называли «волной», хотя озеро лишь лениво булькало, выстреливая вверх
фонтанчики грязи. Николай старательно погружал весла и лодку рывком
швыряло вперед, а потом она лениво проседала на густой, но одновременно
плохо держащей «воде»...
– Дерьмо пополам с нефтью... Мистер и мисс, в один прекрасный момент
мы провалимся в эту жижу, как в Бермудах... – рассуждал Колька.
– На ртуть и свинец тоже не скупились, – заметил Рем. – Но все
клянутся, что этот коктейль получился сам собой...
Солнце поднялось уже высоко, и почти внезапно холод сменился жарою.
Явственно ощущалось, что каждый новый поток воздуха жарче предыдущего и
смрад, идущий от озера, все усиливался. Люди, как рыбы, которых больше не
было в озере, раскрывали рты, задыхаясь.
– Все, больше не могу, – пробормотала Женька и, содрав штормовку,
осталась в одной футболке.
– Зря, – заметил Рем с сожалением и, приподняв очки, вновь бросил на
нее пристальный взгляд в упор. – Поджаришься...
– Плевать... – Женька блаженно откинулась назад, ощущая приятное
жгучее покалывание на щеках и шее. – Это наше солнышко, родное, мы его
пока не изгадили... Я верю в хорошее, – заявила она, предвидя насмешки, но
не в силах остановиться. – Мы еще доживем до того денька, когда озеро
станет синим. И будем купаться. Через двенадцать лет вся вода сменится, а
через двадцать четыре...
– Ты помрешь к тому времени, если будешь загорать, – заржал Колька.
– Какие двенадцать лет! Какие двадцать четыре года! – возмутился Рем.
– Водообмена нет! Вся площадь обора озера, уделана напрочь. Ты собираешься
сидеть и ждать двенадцать лет, а ты хоть знаешь, что в озеро не поступает
ни капли чистой воды? Что мало–мальски пригодную воду к нам вообще не
пропускают, а потребляют сами?!
– У, сволочи! – сделал свой вывод Колька.
– Кто сволочь–то?! Мы и есть сволочи, – крикнула Женька в порыве
самобичевания.
– Ты – может быть, а я нормальный, – парировал Колька. – Страшасик! –
Рем ткнул пальцем в серое пятно, что пузырилось на черной поверхности. –
Туда, скорее!
Колька схватился за весла, а Рем за ружье. Женька, не дожидаясь
приказа, полезла в рюкзак за топориком... Внезапно ей захотелось нырнуть
под банку и, сжавшись в комок, переждать охоту. Стрелять... Рубить
топором... Ох, нет!..
«Возьми себя в руки, идиотка! – приказала себе. – Там вода...»
Мысль о воде заставила ее выпрямиться и впиться глазами в черную,
лениво вздрагивающую поверхность. Ну, где же страшасик? Вокруг – ничего,
лишь хлопья серой нетающей пены. И вдруг вскипел грязевой фонтан,
несколько струй, будто нарочно, ударили в людей и окатили с головы до ног,
и почти перед самым носом лодки вынырнула тупая, вся в наростах и
бородавках голова с крошечными глазками под кожистыми
козырьками–надбровьями. Зверь повертел головой и выпростал на поверхность
широкую пелерину. Лиловая с розовыми прожилками мантия распласталась на
черной глади. Края мантии вытягивались, образовывая щупальца, и тут же
исчезали. Рем вскинул ружье и выстрелил. На фоне серого нестерпимо
брызнуло алым, страшасик пронзительно взвизгнул и вцепился в бок лодки
множеством мгновенно выросших щупалец. Лодка накренилась...
– Руби! – крикнул Рем.
Но Женька, по–детски брыкаясь ногами, полезла по другому борту лишь
бы подальше от этих щупалец, что переваливались во внутрь и скользили,
присасываясь к дереву. Николай попытался выдернуть весло из уключины, но
оно застряло и лопасть лишь взбивала пену вокруг страшасика. Рем выстрелил
еще раз в упор. Неожиданно щупальца превратились в два тугих жгута; две
уродливые тонкие руки захлестнули Рема, будто обняли, бледно–розовые,
похожие на жадные младенческие рты, присоски впились в плечи и грудь. Рем
рванулся и закричал. Крик его был чем–то похож на крик страшасика – такой
же пронзительный, полный отчаяния и боли, такой же гневный...
Тут Женька опомнилась наконец. Завизжав, она размахнулась и рубанула
топориком по мантии страшасика, потом еще и еще раз... Струя воды ударила
ей в лицо, и от неожиданности Женька задохнулась. А мантия на глазах стала
опадать, щупальца превратились в дряблые лиловые клубки, на которых
пузырилась розовая пена, они отвалились сначала от Рема, потом
соскользнули с борта и с громким хлюпаньем исчезли в черной жиже. Следом
нырнула бородавчатая голова, будто провалилась. А на поверхности
закружились прозрачные струйки с красными разводами...
– Дура! – набросился на девчонку Коляй. – Кто рубит мантию?! По
щупальцам надо, по щупальцам! Всю воду загубила. Так бы туша на плаву
осталась, а теперь... Женька провела ладонью по лицу, посмотрела на мокрую
ладонь, потом себе под ноги... Драгоценная прозрачная вода из мантии
страшасика смешивалась с черной жижей на дне лодки. Коляй схватил пустую
флягу, вырвал зубами пробку и попытался спасти хоть немного воды, но во
фляжное горло тут же хлынула черная муть. Николай выругался и отшвырнул
флягу.
– Прекрати, – брезгливо скривил губы Рем и, расстегнув ворот рубашки,
стал растирать шею и грудь. На грязной коже виднелись красные точки
укусов. – Ведешь себя как баба. Парализатор под боком, а ты в весло
вцепился, как в мамашин подол...
– А ты... – прошипел Колька, но договорить не успел – за кормой опять
вспенилось серое пятно.
Николай, не отрывая взгляда от булькающей массы, нащупал весла... Рем
вскинул ружье, заранее беря на мушку пятно...
– Не надо! – завопила Женька, ощутив внезапно всю чудовищность и
ненужность этой охоты. – Не стреляй!
Она заткнула уши и затопала ногами, разбрызгивая черную жижу на дне.
– Не тряси лодку, идиотка! – набросился на нее Николай.
Но страшасик так и не вынырнул на поверхность, серое пятно
успокоилось, фонтанчик посреди него исчез и на его месте расплылся алый
круг.
– Утонул... – проговорил без всякого выражения Рем и опустил ружье. –
А в нем литров тридцать воды...
Женька запрокинула голову. Там, в вышине, казалось, уже не было
воздуха, а лишь пустота, и в ней плавилось сошедшее с ума солнце. Под его
лучами озеро парило и от едких испарений щипало глаза и горло.
– К берегу греби, – негромко приказал Рем.
Даже под защитной биомассой было видно, что его лицо посерело, а на
лбу проступили крошечные пузырьки пота.
– Что же это... с пустыми руками? Такие бабки упустили!..
– К берегу, – повторил Рем, будто не слышал Колькиных возражений.
Лодка качнулась и Женька невольно ухватилась за борт. Что–то
скользкое, липкое обвилось вокруг руки. Женька завизжала и отдернула руку.
Небольшой, серый с лиловым комок, похожий на пакет с биомассой, шлепнулся
ей на колени. Нет, это был конечно не мешок, а маленькое, начинающее жить
существо, похожее на поросенка, с зачатками лап, тоненьким хвостиком и
кожистым воротником вокруг шеи. Из этого воротника тут же потянулись
лиловые щупальца, норовя уцепиться за колени, но плотная ткань брюк не
давала...
– Надо же... Малявка... – изумился Коляй и привстал, отыскивая что–то
глазами.
– Ты что? – спросила Женька, пугаясь его хищного взгляда.
– Топорик где? – пробормотал Коляй, наклонясь и шаря под банкой.
– Фиг тебе, понял, – крикнула Женька, прижимая страшасика к себе.
Детеныш тут же с радостным хрюканьем присосался к руке. Пришлось хлопнуть
его по голове. Поросенок рассерженно взвизгнул, но руку отпустил. Женька
вытянула за рукав свалившуюся на дно лодки штормовку и завернула
страшасика так, что наружу высовывалась одна тупая бородавчатая мордочка с
любопытными крошечными глазками.
– Ты что, думаешь страшасик лично тебе достался? – поинтересовался с
ехидностью Колька и неожиданно вскинул парализатор.
– Вода у нас общая...
– Оставь ружье, – Рем поднял голову и взглянул на Коляя, болезненная
усталая гримаса передернула его лицо.
Но Колька лишь презрительно хихикнул в ответ. Рем повернулся и будто
через силу выбросил руку вперед... Николай скорчился и осел на дно лодки.
От его падения старая посудина качнулась и зачерпнула бортом. Струи черной
грязи медленно потекли по дну. Поросенок–страшасик дернулся, повел
морщинистым носом и вдруг, вытянул щупальца, всосал черную струю с громким
чмоканьем.
– Видали, а?! – торжествующе крикнула Женька. – Рем, ты видел?!
А страшасик уже слизывал новую порцию. Длинные щупальца усердно
всасывали черную жижу и проглоченное толчками передвигалось к раздувшейся
гортани...
– Жрет дерьмо, а с... водой, – со злобой пробормотал Коляй и
демонстративно отпихнул ногой парализатор подальше.
– Так не пей его воду! – с обидой выкрикнула Женька и повернулась к
Рему. – Неужели нельзя ничего придумать – орать воду не убивая?
– Америку открыла! – перебил Коляй. – Рем сам со станции
биологической очистки. Там целое стадо этих самых твоих любимых
страшасиков, а воды он не видит, на озеро едет охотиться...
– Это правда?
Рем кивнул.
– Но почему... Почему нельзя ловить их живыми?!
Рем не ответил, выгреб из–под банки ржавое ведерко и принялся
отчерпывать черную жижу со дна.
– Отберут... – сказал он глухо, будто не Женьке, а так в пустоту...
Тут Колька рванулся вперед и попытался вырвать из Женькиных рук
страшасика, но поросенок оказался проворнее – выскользнул, как кусок мыла
и прыгнул за борт, оставив людям перепачканную штормовку...
А лодка вновь качнулась и черпнула бортом...
Как они добрались до берега, Женька не помнила. Она совершенно
отупела от жары и наглости слепящего солнца. Когда лодка ткнулась в берег,
она, как во сне, перелезла через банки и, наконец, шагнула на твердую,
будто каменную корку. Прошла несколько шагов, волоча за собой рюкзак и
штормовку. Остановилась. Больше всего сейчас хотелось холодной воды, а
потом, напившись вволю, забраться дома в самый дальний угол и лежать не
двигаясь, забывая все сегодняшнее – пальбу, озеро и страшасиков...
– Отдай рюкзак, – прохрипел на ухо Колька.
Она не сопротивлялась и покорно выпустила лямки из рук. Колька
отбежал на несколько шагов и высыпал содержимое рюкзака на землю. Со
злобой разбросал ногой барахло и выхватил из скомканного тряпья крошечную
алюминиевую флягу на стакан с той приманчивой водой, которую непременно,
отправляясь на страшасиков, берут с собой. Коляй крутанул пробку и,
отшвырнув ее, запрокинул голову. Вода в два или три толчка влилась в рот
до последней капли, обмывая воспаленную гортань. В следующую секунду
пустая фляга упала на песок. Николай, даже не взглянув на своих друзей,
зашагал к серому иссохшему лесу...
– Что же ты... Останови его... – Женька в растерянности повернулась к
Рему.
Тот у же перекинул через плечо оба своих ружья и тоже собирался идти.
– Это ваши дела, – сказал кратко.
– Какие дела! Какие такие дела! – возмутилась Женька. – Нет у меня с
ним никаких особых дел... Он воду украл... Ты что не видел?!
Рем не ответил, пожал плечами, повернулся и пошел. Женька попыталась
догнать его, но дыхание тут же прервалось, перед глазами поплыли красные и
синие круги.
– Стой! – крикнула она со злобой. – И ты что, больше не возьмешь меня
с собой?!
– Конечно, нет, – ответил Рем, не оборачиваясь. – Какой из тебя
охотник... Да ты и сама не хочешь...
– Постой! – Женька опять задохнулась. От усталости веки сами собой
закрывались и она не могла разглядеть, здесь Рем или ушел.
– Зачем тебе вода? Ведь норму выдают... Зачем убивать?..
– А тебе зачем вода? – отозвался Рем.
«Мне надо!" – хотела крикнуть Женька, но крика не получилось. Она с
трудом разлепила глаза. Рем брел по берегу уже далеко – не докричишься.
«Мне надо много воды, потому что я – это я, а ты..." Ей казалось, что Рем
ударил ее и боль от этого удара растекается по телу, проникая в каждую
клеточку... Как просто спросить другого и невозможно себя...
А–зачем–тебе–вода?
«Вода, чтобы пить..." – пробормотала Женька и пошатываясь побрела к
лесу. Хотелось скорее укрыться от солнца. Доползти до дома. А там ни капли
воды... Всю обменяла на модный защитный комбинезон цвета хаки...
Понадеялась на удачу, на охоту. Комбинезон – на страшасика, вот так...
Женька остановилась возле ржавого катера. Под рыжим боком скопилось
немного тени. Женька нырнула в фиолетовое пятно и блаженно прикрыла глаза.
Немного отдохнуть и... Внезапно она провалилась в сон. Золотой, полный
тепла, лежал песок. К ногам вкрадчиво подкатывалась прозрачная волна,
чтобы тут же отхлынуть и уступить место другой... Озеро лежало синее,
полное глубины и белые барашки вскипали на ребрах волн. Женька разбежалась
и с размаху бросилась в воду... Вода плеснула в рот, нос... Вода почему–то
была теплой, горячей... Но это была вода...
Женька открыла глаза и тут же зажмурилась. По лицу стекали теплые
капли. Вновь здесь, наяву, кто–то брызнул ей в лицо водой. Задыхаясь, она
ловила капли губами...
– Еще... – шептала, не понимая, что происходит, но наслаждаясь,
наслаждаясь бесконечно...
Рядом кто–то негромко хрюкнул. Женька, опомнившись, резко
повернулась. Рядом с ней в фиолетовом теневом круге сидел страшасик – тот
маленький поросенок, ее найденыш...
– Ты?... – удивленно протянула Женька и погладила бородавчатую серую
голову. Воротник страшасика задергался, распушился, два или три отростка
вытянулись вперед и из одного прямо в рот ударила струйка воды...
– Ух, – выдохнула Женька, глотая воду и подхватила страшасика на
руки, будто собачонку.
Поросенок вцепился щупальцами в руку, но тут же отпустил, виновато
хрюкнув.
– То–то же, – засмеялась Женька, отирая мокрое лицо и оглядываясь с
опаской – не видят ли их. – Я тебя заберу к себе, – сообщила доверительно
на ухо зверю.
– Сейчас заверну в штормовку и спрячу в рюкзак. Будешь жить у меня в
комнате под кроватью. Никто не догадается, честное слово...
Держа поросенка на руках она кинулась бежать, не обращая внимания на
невыносимо слепящее солнце и черную жирную гладь мертвого озера. Озеро
будет синим, когда–нибудь, не скоро, но будет...
