- Госпожа Гион, супруга коменданта дворца - ого! - она же Ольга
Сергеевна Кулько... Ну, эти у меня всегда под рукой.
- Полковник шифровальной службы Крэгг, он же Игорь Степанович
Шелдон...
- Старший наставник школы Стервятников Генуг, он же Виктор Жанович
Пшездецкий...
Много, много их было - тех, что именовали себя прогрессорами. Нам с
генералом подали чай с бисквитами, мы поглощали пищу, не видя ее, и все
раскладывали и раскладывали на огромном генеральском столе проклятые
карточки. Все это были, судя по рассказам Гага и редким моим встречам в
доме Корнея, прекрасные, превосходные люди, искренне желавшие добра
несчастной Гиганде, проделавшие для достижения этого добра огромную
работу, часто грязную, часто кровавую, часто неблагодарную и безмерно
опасную - знай они, конечно, все до конца. Жаль было их, но...
Мне пришла вдруг в голову шальная, невозможная мысль.
- Ваше превосходительство, не располагает ли наше... вернее, наши
ведомства сведениями о людях с кожей совершенно черного цвета?
Одноглазый Лис посмотрел на меня с изумлением, и даже, кажется,
нашлепка на пустой глазнице вытаращилась.
- Черного? А почему не оранжевого? Впрочем...
Он щелкнул пальцами, и откуда-то ниоткуда возник его не имеющий ни
лица, ни возраста референт. Генерал прошептал ему что-то на ухо, и, не
успели мы разложить очередной десяток карточек, возник снова и доложил,
что да, на главном острове Архипелага Тюрю в племени Бодрствующих В Ночи
занимается отправлениями языческого культа некий Ауэо по прозвищу Черный
Ведун, и ведун этот, по сведениям этнографов, черен, как совесть тирана.
- Этнографы, надо же, - хмыкнул генерал. - Я думал, они все в
армии...
- Послать туда кого-нибудь можно? - спросил я.
- Не забывайте, полковник, что мы в подполье. Впрочем... Да те же
этнографы. Они ведь у нас и о здоровье туземцев пекутся, да и не они даже,
а Его Алайское Высочество...
- Нельзя его там оставлять, - сказал я. - Хоть один останется, такого
натворит! Особенно этот, Вольдемар Мбонга. Он, генерал, знаете ли...
- Пока не знаю, - сказал Одноглазый Лис, заполняя карточку. - Возьмем
в общем порядке.
Я вдруг представил себе, как Вольдемар Мбонга высаживается с
"призрака" где-нибудь у нас в Смердящих Ключах, бредет по проселочной
дороге и спрашивает у встреченной старухи, как пройти в столицу. И слышит
в ответ: столица-то недалече, да только я, сынок, сколько лет в Алайском
герцогстве живу, а негра ни разу не видела...
Потом нам подавали обед или ужин - окон-то в подземельях не бывает. И
только тогда я решился задать свой вопрос.
- Ваше превосходительство, - сказал я. - Как погиб мой отец?
Одноглазый Лис вытер губы салфеткой, вздохнул и рассказал как. Он не
опускал никаких подробностей, как и полагается разведчику. Он рассказывал
не сыну, он информировал сотрудника. Монотонным голосом, как по бумажке.
Называя все вещи своими именами либо медицинскими терминами. Рассказ
получился долгим, как и агония герцога Алайского.
Я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Мы никогда не были
особенно близки с отцом - он занимался охотой, политикой и войной, не
одобрял моего беспорядочного чтения и занятий живописью, запретил
встречаться с молодой баронессой Трэгг, а когда запрет был нарушен,
запихал меня в разведшколу и громовым своим голосом наказал Одноглазому в
случае чего попросту меня расстрелять, за что господин генерал не только
не понесет ответственности, но даже получит поощрение... А ежели юный
герцог будет находиться в привилегированных по отношению к остальным
курсантам условиях, то расстрелян будет как раз сам господин генерал...
- Так, - сказал я. - А мама?
- Герцогиня выжила, - ответил генерал, и, клянусь, глаз его
увлажнился. - Но вам лучше ее не видеть. Во всяком случае - пока. Врач,
которого вы притащили с собой - сущая находка...
Вот, значит, как. Господа прогрессоры, буде окажутся у меня на
собеседовании, станут, конечно, отрицать всякую свою причастность к
перевороту, либо, заявят, они этого не хотели, это народ, доведенный до
отчаяния столетиями голода, эксплуатации и войны, сам поднялся в порыве
гнева и замучил своих мучителей. А они только собирали здесь информацию...
Змеиное молоко, да кому на Земле нужна информация о Гиганде? Кому там так
уж хочется знать об эпидемиях, штыковых атаках, спаленных селах и
разрушенных городах? Десятку психов вроде Корнея? И лгут они, даже сами
себе лгут, что не вмешиваются, не могут они не вмешиваться, натура у них
такая... Ладно, когда это... как его... правительство национального
доверия (или народного единства?) будет вздернуто на площади Оскорбленной
Невинности, мы объявим народу, что спустились на Гиганду с неба, как
писалось в пестрых книжках, которые серьезные люди и за книжки-то не
считали, спустились с неба хитрые и злые завоеватели с целью поработить
вольный народ Гиганды, либо поедать наших младенцев, либо проводить над
нами бесчеловечные опыты, либо вывозить наши природные богатства, либо...
ну да есть специалисты, придумают что-нибудь. Здесь нужна большая ложь,
ибо правда слишком ужасна.
А мама всегда хотела видеть меня просвещенным государем вроде прадеда
моего, герцога Иннга, покровителем искусств, она подсовывала мне старинные
яркие альбомы, часто водила в дворцовую галерею и объясняла аллегорический
смысл полотен Урагга и гравюр Гринга, летом мы обычно объезжали старинные
замки, и у каждого замка была своя история, своя легенда...
- Полковник, ужин окончен, - напомнил Одноглазый Лис.
Значит, это был ужин. На мой вопрос, откуда здесь, под землей,
появились такие обширные и удобные залы, кто и когда оборудовал здесь
гаражи, мастерские, госпитали, кто накопил такое количество оружия и
военной техники, генерал ответил, что начал всю эту затею его
предшественник, Черный Гром, и держал все втайне даже от правящего дома, а
потом тайну эту передал преемнику. "Приходилось и мне молчать, мальчик, -
говорил Одноглазый Лис. - Боевая техника числится списанной или погибшей в
бою, оружие и припасы... Ну, признайся я, что тут творится, сейчас же
угодил бы под трибунал. Все до последнего патрона - фронту, говорил
герцог, до последней банки тушенки..."
И прав оказался старый хитрец, потому что убежище Его Алайского
Величества нынче было занято - правительство народного доверия (или
национального единства?) скрывалось там сейчас то ли от народа, то ли от
нации в целом. Я с большим удивлением узнал, что в правительство это вошел
заместитель министра обороны, старший мажордом дворца, младший конюший,
библиотекарь, какой-то солдат и двое заклепщиков с Бронемашинного. На кой
дьявол там заклепщики, они ведь глухие, подумал я. Впрочем, если учесть,
что старшего мажордома зовут Андрей Яшмаа. Андрей Корнеевич Яшмаа... До
него добраться будет трудно. Но необходимо. До него - в первую очередь.
Видимо, придется его просто убить, сразу и внезапно, без нашей медицинской
комедии. Не поверит, да и не допустят к нему чужого врача наши же холуи...
Так, ездил наш мажордом в отпуск? Наверняка да. А куда ездил? Разумеется,
на Землю. А где жил на Земле? Ну, конечно же, у Корнея Яшмаа. Мог его Гаг
там видеть? То есть наоборот, мог ли он видеть Гага? Корней меня, то есть
Гага, всем показывал.
Видел, ответил Гаг Одноглазому Лису. Видел, ваше превосходительство,
вот как вас сейчас. Он еще с папашей, господином Корнеем, то есть,
пререкался. Чего, говорит, мать мучишь? В семье у них нелады, а чего,
спрашивается, делить, когда на Земле всего навалом? С жиру бесятся,
ваше...
Лис брезгливо заткнул Гага и стали мы думать, как подобраться к
Андрею Корнеевичу.
- И все-таки он нам нужен живой, - сказал Лис. - Ведь Яшмаа, как я
понял, курирует именно Гиганду?
- Будет он у нас, - сказал я. - Будет живой. Только поеду я сам.
- Ваше высочество, - сказал Лис. - Вы не имеете права рисковать...
- Полковник Гигон, - сказал я. - На задание поедет полковник Гигон. А
если дело сорвется, то и герцог Алайский никому не понадобится.
3
Дорога в столицу оказалась неожиданно длинной - тогда, ночью, на
черном "урагане" они доехали до убежища куда быстрее. Дождь кончился еще
заполночь, асфальт просох, и только в неглубоких воронках поблескивала
вода, а что творилось в глубоких, то там и творилось.
Выезд из убежища - герцог решил, что оно с полным правом носит
название "Нариангга", что значит "лисья нора" - был замаскирован по всем
правилам военного искусства и даже сверх того. За рулем санитарной машины
- старенькой, побитой осколками, сидел Гугу - так герцог прозвал своего
шофера. Гигон то и дело взглядывал на его перевязанную голову и ухмылялся
- уж больно дерзкой и невыполнимой была вся затея. В фургоне санитарки
сидели и лежали раненые, числом десять, и стоял в фургоне гнусный
гангренозный запах, и бинты были все в крови.
- Не сунутся, - сказал Гугу. Руки его были в белых нитяных перчатках.
- Сейчас все заразы опасаются, себя берегут. Кому охота войну пройти,
уцелеть, а потом дристать, покуда мозги из задницы не полезут... Извините,
ваше высочество.
- Опять высочество? - рявкнул герцог. - Нас с твоим высочеством
первый же патруль повяжет, и сто раз прав будет, змеиное молоко! Угог меня
зовут, санитар Угог, и сейчас не я твой начальник, а ты мой!
Он снова играл роль Бойцового Кота, но на этот раз сам - ведь кодовое
слово было известно только Одноглазому, а с тем мало ли что может
случиться за это время? Все-таки человек в возрасте, битый, многажды
раненый... Так что ж, потом до конца жизни в Бойцовых Котах ходить? Да и
недолго эту роль играть, но играть уж придется на совесть...
- Не возьму в толк, котяра, - сказал Гугу, выполняя приказ герцога, -
как мы эту войну проиграли.
- Тебе виднее, - сказал герцог. - Меня здесь не было, я по лазаретам
валялся, по санаториям отдыхал.
- Сводки, главное дело, благоприятные, - продолжал шофер. - Ну,
сводкам-то у нас мало кто верит, но вот и ребята, которых с передовой к
нам направляли, тоже рассказывали, что, мол, перешли в контрнаступление,
выбили крысоедов из Красных Мельниц, загнали в леса и там всех пожгли.
Говорят, генерала Дрыггу из штрафного лагеря освободили, вот он все это и
возглавил. И десантная бригада с Архипелага самовольно прибыла - не хотим,
говорят, синежопых сторожить, когда отцы-матери в опасности. Старый герцог
собирался было каждого десятого расстрелять за нарушение Устава, но потом
только рукой махнул и приказал выдать по бутылке на рыло из своих
погребов. На аэродроме тогда еще одна целая полоса оставалась - вот они и
полетели. Спустились крысоедам в тыл, разгромили авиабазу, еще чего-то
там... В общем, все ходят как именинники, мечтают о вступлении в Каргон -
и тут на тебе! Говорит радиостанция военно-революционного комитета!
Династия низложена, кровавый герцог... - он покосился на полковника
Гигона, - ну, в общем, низложена династия.
- И все согласились? Я имею в виду там, на фронте?
- Так у крысоедов-то то же самое получилось! Они фронт открыли, а
идти в Каргон уже ни горючки нет, ни машин, а главное - сил уже нет,
воевать-то не за кого. Генерал Дрыггу застрелился - я, говорит, за
какую-то другую страну воевал. Ну, а как врага не стало, тут старые счеты
начались, начали потихоньку офицерам грубить, а потом и резать. Тут еще
городские в войсках крутятся, подначивают - повернуть оружие, стало быть,
против своих же угнетателей. Эх, если бы крысоеды не подвели, мы бы до сих
пор победоносно воевали!
- Нравится воевать, что ли? Ты же санитар.
- Молчи, котяра! Знаешь, сколько я вашего брата на спине перетаскал?
Может, дивизию, может, больше.
- Молчу, - поспешно сказал герцог. - Откуда же городские взялись?
- Городские-то? То ли не знаешь - из города. Как это у них
называется... Союз борьбы какой-то. Кого-то с кем-то. Не зря у нас в
деревне городских все время бьют. Даже сборщиков налогов все время били.
Налог платили, а сборщиков били... Им, которые к нам в деревню приезжали,
начальство даже приплачивало за риск... Про это особая сказка-легенда
есть, будто бы при вашем... то есть молодого герцога прадеде это все
началось. Сборщики вернутся в город - жалуются. Ну, пришлют карателей,
перепорют всю деревню, а на следующий год - та же история. Надоело это
старому герцогу Инггу, сам пожаловал. Что вы, сукины дети, говорит, моих
слуг обижаете? Я ведь спалю ваши дома, вот уж попляшете! И выходит к нему
тогдашний староста и говорит так жалобно: "Ваше Алайское Высочество, ну не
любим мы городских!". Тогда обнял его старый герцог и говорит, что, мол,
алайским крестьянином крепка земля наша, бейте их сколько влезет, только
подати в срок платите...
- А с какой радости их слушать-то стали? - спросил Гигон, пропустив
мимо сознания всю эту в высшей степени занимательную историю.
- А кого больше слушать? Небось из ваших-то никто не приехал, - шофер
осекся.
- Некому было приезжать, - сказал герцог. - Они тут власть делили.
- Вот пакость, - сказал шофер. - Ты смотри - весь бетон снесли, как
же мы поедем? И когда успели, кому теперь бомбить?
Действительно, впереди вместо пусть плохого, выбитого и раскрошенного
бетона, тянулась полоса грязи, в которой утонул даже гравий подушки. На
первых же метрах машина взревела, основательно, до ступицы, зарывшись в
жидкую дорогу.
Герцог покорно взялся за ручку дверцы, но Гугу взревел:
- Сиди, зараза, без тебя обойдемся, бери баранку - весу-то в тебе
против моего...
И сам вылез и заорал:
- Эй, покойнички, вылезай - в землю ложиться будем!
Было слышно, как в фургоне завозились легко- и тяжелораненые. Кряхтя
и стеная, они с удивительной легкостью и проворством вытолкнули грузовик,
начали таскать с обочин бревна, камни, обломки бетона и подкладывать их
под колеса. Герцог только головой мотал да успевал выруливать, куда надо.
Солнце поднялось уже довольно высоко. По обе стороны дороги тянулся
лес, и все верхушки у всех деревьев были срезаны на одной высоте, словно
гигантская бритва просвистела в воздухе. Герцог попробовал прикинуть, что
же за боевые действия тут велись - и не определил. Зато определил, что
впереди белеет какое-то строение.
- Гугу, - перекрывая рев мотора сказал он. - Кажется, блок-пост
впереди...
- Зараза, - сказал шофер. - Снова в одиночку придется... Эй,
покойнички, давайте-ка назад в гробик!
Раненые охотно полезли в фургон, отчего машина основательно осела.
Так, под рев мотора и Гугу, они кое-как добрались до вагончика,
крашеного белым, и долго еще ждали, когда оттуда соизволит выйти
какое-нибудь начальство.
- Они, падлы, дорогу и разорили - чтобы к ним на скорости не
подскочили да не перестреляли, - сказал Гугу. Бинты на его голове были
густо заляпаны грязью, да и перчатки на руках уже не были белыми.
- Ну и глупо, - сказал герцог. - Мы бы уже сто раз их обошли и
тепленькими взяли.
- Стратег, - уважительно сказал Гугу. - Прямо маршал Нагон-Гиг.
Из вагончика вальяжно, почесывая все места, вышел человек в
солдатской форме, типичный дикобраз. Размерами дикобраз не уступал шоферу,
но весь был какой-то рыхлый, белесый и вроде даже бы заплесневелый.
Плесенью от него и несло.
- Бумаги давай! - потребовал он.
- Зачем тебе бумаги? Ты же неграмотный, - сказал герцог, но бумаги
подал. Дикобраз сделал грамотное лицо и долго изучал документ, шевеля
губами.
- Что в фургоне? Оружие? Наркотики? Бабы?
- Бабы, бабы, - сказал герцог. - Иди потрахайся.
Дикобраз обошел машину, лязгнул дверцей фургона и вернулся на
удивление быстро.
- Да вы с ума сошли! Вы же их не довезете! Лучше давайте их здесь
пристрелим, чтобы не мучились...
- Добрый какой, - сказал Гугу. - А разве у вас в столице не знают,
что доктор Магга придумал лекарство от всех болезней?
- От всех? - не поверил дикобраз.
- От всех, - подтвердил Гугу. - Кроме дурости твоей.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг