напрягал кору с подкоркой до появления дыма и искр в глазах. Попросту пошел
на мозговой штурм, отъединившись от соседей по заключению.
Итак, с одной стороны, я не убивал, а с другой - в убийстве как-то
участвовал и даже материальные следы оставил. Номер получается еще тот. Я и
сам до конца не уверен, чист ли перед уголовным кодексом, брал ли грех на
душу. Это, наверное, уникальный случай в истории преступлений, настоящий
рекорд, если только не учитывать достижения откровенных дебилов.
Я вообще-то последние годы какой-то недобрый, многих недолюбливаю,
кое-кому желаю даже свалиться с горшка и разбиться вдребезги. Но, чтоб
самостоятельно приложить ручку и застрелить, зарезать, отравить... Зачем?
Все против всех, одного убрал - остальные по прежнему против тебя. И зачем
мне бороться против всех? Тут и клопу, с его капелькой мозгов, ясно, что
незачем.
И еще надо учесть фактор моей чувствительности. Вот, помню, около
школы, катаются пацаны коньками по замерзшему пруду, и вдруг один из них,
совсем неприятный мне грубиян, проваливается по колено в полынью. Чуть ли не
все зрители регочут. Мне же не смешно, и по ноге моей, никуда не упавшей,
ползет озноб. Это, кажется, эмпатией называется. А уж резать ножом кого-то -
кожу, мясо, сало - тьфу...
Может, рассказать ментам про астральное тело? Очень ведь
непротиворечивая версия получается. Не обязан я отвечать за проступки своего
астрала - может, оный специально меня под монастырь подвести хочет, чтоб
совсем освободиться от ответственности и упорхнуть. Между прочим, астральное
тело имеет право как угодно куролесить и даже использовать отпечатки моих
пальцев - ведь нет же у него моих слабых нервишек. А юридически оно не более
вменяемо, чем упавший на голову кирпич...
Нет, с помощью такого трепа даже под психа закосить не удастся.
Пожалуй, стоит работать совсем в другом направлении и взять за аксиому, что
мое физическое тело имеет алиби.
По ходу дела мои умственные усилия простимулировал один мужичонка.
Художник от слова "худо", который попал в КПЗ, потому что голый и
раскрашенный пробежался, рекламируя свое абстрактное искусство, по Невскому
проспекту. Бежал он с подружками, тоже голыми, но для них все обошлось, а
вот он, как самодвижущаяся порнография, влип, и причем по весьма нехорошей
статье "растление малолетних". Поэтому двое до поры молчаливых урканов
бросают на него сомнительные взоры. Так вот, "голый беглец" и насоветовал
мне обращать внимание на самые мелкие детали и деталюшки. Надо искать
какое-то обстоятельство, которое кажется сначала таким незначительным,
убогим, что уползает совсем из поля умозрения, а меж тем свидетельствует о
виновности кого-то другого. (Сам художник теперь доказывал, что его
мертвецки спящего разрисовали подлые дружки, а затем пробудили и выгнали на
улицу с криками "война", "пожар".)
Ну-ка, дайся мне в руки маленькое незаметненькое сверх-важненькое
обстоятельство.
Начнем с того, кому собранные мной "бабки" нужны? Вопрос бестолковый -
да кому ни попадя.
Кто еще мог идти по моим пятам, чтобы в нужный момент сбросить
инкогнито и выхватить всё, накопленное попрошайничеством, из леденеющих рук
моего прекратившего дышать тела?
Даже мои кореша-собутыльники не знали, кого я выберу в своей записной
книжке для атаки на кошелек. Причем трезвонил я всегда только из дома и
прикрывал при разговоре рот ладонью. Вряд ли кто-нибудь из трех свеженьких
покойников особо трепался о своих благодеяниях. Кто же еще появлялся в
последнее время на моем горизонте?
Доктор Лапеко появился. Но он пришел и ушел. И опять никаких зацепок.
Только среди ночи, напоенной диким храпом двух урканов, меня аж
подкинуло. Есть зацепка - та самая крохотная, тщедушная. Доктор взял
денежки - три "штуки" - за десять доз, а оставил тринадцать ампул! Не может
быть такого, чтобы этот айболит не поинтересовался или вообще забыл о своем
барахле. Для начала он мог звякнуть. А я включил бы свой телефон, даже
пребывая под балдой. Аппарат у меня клевый, с режимом "hands free", то есть
с громкоговорителем (тысячу "хрустов" за него отстегнул еще до
либерализации). У меня рука до телефона бы дотянулась. Ведь не лежал я
неподвижным бревном во время своих видЕний, а вертелся на диване. Я
бодрствовал, а не спал! И наверняка бормотал, живо описывая голосом яркие
образы своих галлюцинаций.
Допустим, докторишка позвонил, когда я представлял, что простреливаю
насквозь Гасан-Мамедова. Вероятно, я даже способен был на вопросы
отвечать. Когда стадия губительных видЕний у меня кончалась и я выпадал в
осадок, доктор, как бы получив от меня все инструкции, принимался устраивать
свои мокрые делишки. А термос он мог мне подсунуть, когда я утречком
спускался по темной леснице - лампочки-то выкручены, а ЖЭК приватизировался.
Ну, разве доктору не надобны деньжата? Эскулапы сейчас нищие, деньги же
мимо госбюджета в западные банки текут. Да и возится этот доктор со всякой
сомнительной химией, которая бьет по мозгам. Сам нюхает, пробует, ищет, что
покайфовее.
Я в расследовательском порыве разбудил художника, он мне всю правду и
срезал: "Доктор твой - жалкий наркоман. Если сел он на иглу, то потребности
его организма таковы, что монеты требуются постоянно, без всякого перерыва.
Кстати, поскольку ты явно выберешься из этого говенного заведения, оставлю я
тебе телефончик одной художницы. Она из моей секции арт-нудистов. Стремно
живописует телеса, от мускулов до внутренностей. Это тебе пригодится, ты ж
говорил, что у тебя нелады с оформлением книжульки".
Утром я всю свою догадку следователю Илье изложил. А к вечеру наступила
победа. Когда оперативники стали подъезжать к дому доктора Лапеко, тот
оперативно удрал, сломав по дороге челюсть одному неповоротливому прохожему.
Между прочим, медработник проживал на моей же улице, через дорогу наискось,
и мог, не слезая со стула, наблюдать мое окно. У гражданина Лапеко в логове
и "травка" произрастала, и валялись ампулы со следами такой серьезной штуки,
как ЛСД, и в баночках всякие химикалии плескались, которыми он
Владиславского угробил, и стояли башмаки с теми самыми подметками, что
запечатлелись на месте кончины Гасан-Мамедова и Сухорукова. И даже
обнаружился родной брат того термоса, который обыграл в игре "смерть-жизнь"
бизнесмена Владиславского.
Отпустил меня Илья. Я пошел на все четыре стороны, а деньжатки мои
милые как отдыхали в сейфе, сделанном из картонной коробки, так и остались
лежать на левом боку - ничего с ними не случилось. Завтра надо оказаться в
Москве, сменять наличку на безналичку, чтобы затем перечислить деньги в
типографию. А сегодня стоит навестить ту самую расхудожницу из секции
арт-нудистов.
4
Особа с интересным ртом отворила дверь. Я заговорил о Петрухе (том
живописце, что за голую задницу томился безвинно в КПЗ). Когда хозяйка
разместила меня в кресле, я стал толковать о своих делах. Потом попробовал
узнать, в чем она мастерица, и мне ее творчество в стиле критического
некрореализма по нраву пришлось. Поэтому договорился я с художницей Любовью,
что говорится, полюбовно. Через неделю она мне должна была выдать
привлекательный жутик. Центральный образ на "крышке" - веселенький трупак в
смокинге, обедающий другим трупаком.
Пересказываю я увлекательный сюжет и веселые сценки из своей книжки
этой самой художнице Любови, а она слушает как бы с интересом. Однако ноги
ее, длинные и гладкие, приковывают внимание и мешают работе моего серого
вещества, потому что сидит она на пуфике в коротенькой юбчонке. Художница
была красива, особенно если смотреть снизу. Надо учесть, что с дамами я
месяца три общался лишь в идеальной сфере, и это уже стало приедаться. Такой
срок истек с тех пор, как сбежала моя последняя телесная любовь, а чтоб
давать объявления в газету: "Высокий (по сравнению с бушменами) красивый
(если не вглядываться) мужчина ищет напарницу для бесплатных встреч-разлук
без каких-либо последствий", перо пока не поднималось.
Потому-то я от художницы как бы уехал, но все равно на привязи остался.
Напало на меня дома острое сексуальное беспокойство и подозрение, что
Любовь - мастерица не только в живописи. Я себя, конечно, успокаивал
умничаниями на тему, что все приятности любви меж полами созданы лишь для
того, чтобы процветала лженаука-генетика. Но помогло это слабо, и пришлось
себя утешать сцеволином.
Возникло из иглы видЕние, как никогда объемное, яркое и полное.
Началось оно с того, что я вышел из дома с рукописью и отправился долгой
дорогой к Любови на Гражданку. Люба-из-глюка не шибко удивилась моему
появлению. Впрочем, повод-то у меня имелся - я ведь рукопись привез для
лучшего понимания целей и задач. Художница откуда-то мигом выковыряла
бутылочку, стала разливать и кромсать огурчики, пока я зачитывал кусочек из
будущей книги.
"Где-то около трех ночи на тихой лондонской улице возле люка
остановились двое. В высоких рыбацких сапогах и длинных прорезиненных
макинтошах.
- Холмс, вы уверены, что через этот колодец мы попадем в ремонтируемый
водовод? А вдруг в действующую канализацию?
- Мы были бы обязаны прокрасться на водонапорную станцию даже через
действующую канализацию. Однако, на ваше счастье, Уотсон, эти две системы не
сопрягаются. Не бойтесь намокнуть, водовод сух уже десять дней - ремонтники,
которые занимались чисткой, тоже бастуют. Мы спокойно, не замочив калош,
прогуляемся, как на Риджент-стрит, до пустого подземного резервуара, что
располагается у основания Ист-Эндской станции.
Двое джентльменов переместились под мостовую, в холодный и, несмотря на
благостные обещания, довольно скользкий туннель, где еще капало сверху.
- И здесь плохая погода, - попытался отшутиться Холмс.
Он зажег масляный светильник, и друзья, сильно согнувшись, как по
большой нужде, двинулись вперед под низким потолком.
- По этому туннелю текла вода, которой, конечно, еще предстояла
очистка, но все же, побывай я тут раньше, перешел бы с чая на пиво. Какая
плесень, водоросли. А аромат чего стоит! - заявил Уотсон, топорща усы.
- Вонища, а не аромат. Как бы нам самим не завоняться.
- Сэр, как можно. Такие слова...
- Молчок, Уотсон. Замрите на секундочку... Вам не послышалось шлепанье
третьей пары ног?
- Нет, Холмс, должно быть, какое-то эхо виновато. Вот мы стоим и ничего
не слышим, кроме капели.
- Тогда вперед, нам осталось меньше ста ярдов до встречи с главной
достопримечательностью.
Когда остаток пути был преодолен, джентльмены уткнулись носом в
решетку, за которой, судя по гулкому отзвуку, находилась подземная полость.
- Это тот самый резервуар. Доставайте ножовки, Уотсон.
Ржавая до невозможности решетка вскоре была осилена, и Холмс сделал шаг
вперед.
- Пожалуй, резервуар не успел пересохнуть. В нем глубины футов семь с
хвостиком. Не зря, выходит, я решил захватить с собой резиновую лодку и
насос.
Через десять минут плавсредство, нареченное "Стерегущий", было спущено
на воду. Уотсон сидел на веслах, а Холмс, включив фонарь, выискивал что-то
на потолке.
- Вот она, труба, по которой всасывается вода наверх.
- Вы что, поползете внутри нее?
- Не внутри, Уотсон, а по ней, с помощью "кошек". Рядом с трубой на
потолке маленький люк. Надеюсь застать нашего отравителя врасплох.
Холмс, нацепив "когти", элегантно вскарабкался по трубе и исчез в люке.
Через пять минут сверху донеслись слабые шумы какой-то возни, а немного
спустя из отверстия заулыбалось лицо сыщика.
- Знаете, Уотсон, мы довольно удачно пообщались с новым начальником
водонапорной станции. Он полностью раскаялся, жаль только, что не успел об
этом сказать.
- Замрите, Холмс. Мне послышалось... какой-то всплеск. Будто кто нырнул
в резервуар со стороны водовода... Холмс, ОНО уже под лодкой, я чувствую
задницей, как ОНО скребется.
Уотсон хотел уточнить свои ощущения, но тут от резкого толчка лодка
перевернулась, и джентльмен отправился под воду. В ответ на неожиданность
Холмс пытался что-то разглядеть в бурлящей воде. Вдруг лицо Уотсона
показалось снова и было похоже на морду моржа, но тут же нырнуло. Вместо
него фонарь высветил бледно-зеленоватую личину трупа. Живого трупа -
товарища Протея, который был сброшен в канализационный люк час назад, но все
же проник из канализации в водопровод...
Теперь мертвец полностью контролировал ситуацию, держась на поверхности
озерка как завзятый ватерполист. При этом то доставал из-под воды голову
Уотсона с выпученными глазами, то снова ее окунал.
- Ваши условия? - окликнул монстра Холмс, стараясь не удивляться -
поскольку факт налицо, надо с ним работать.
Странный покойник гулко хохотнул и забубнил грубым, не слишком
членораздельным голосом.
- Ты думал, что избавился от меня? Как бы не так. Если хочешь, чтоб эта
жирная скотина продолжала жрать и бздеть, отдай ампулы, которые ты прихватил
наверху. Друзья ж познаются в беде. И не вздумай ампулы швырять, иначе твой
друг нырнет вслед за ними. Давай же, спускайся вниз, причем по-быстрому,
меня ждут.
- На свидание что ли торопитесь? Красивые, наверное, у вас подружки.
Сейчас прибуду, но сначала положите этого джентльмена в лодку.
Неупокойник снова достал бедную голову Уотсона, шарахнул по ней на
всякий случай кулаком и кинул обмякшее тело в плавсредство. Холмс стал
спускаться, стараясь, чтоб между ним и ожившим товарищем Протеем оставалась
труба. Наконец его голова оказалась на одном уровне с зеленоватой башкой
мертвеца.
- Тебя, может, пощекотать для живости? - предложил торопливый товарищ
Протей.
- Щекотать бесполезно, лучше подержите меня за левую руку, чтоб я мог
правую сунуть в карман.
- Не беспокойся, - мертвец вцепился в Холмса, однако и сыщик
использовал левую ладонь, чтобы ухватить товарища Протея за правое ледяное
запястье. После чего защелкнул одно кольцо наручников на левой свободной
руке беспокойника.
- Я сейчас тебя разорву как газету, - пообещал мертвец.
- Не нервничайте, наверное, и вам это вредно. Тем более что растерзать
вряд ли получится. Второе кольцо наручников замаскировано под мою ладонь, ту
самую, которая сжимает вашу правую руку и является фальшивой. Таким образом,
благодаря моей уловке вы прикованы к трубе. А я нет. - В доказательство
Холмс свободно отплыл от трубы и спокойно забрался в "Стерегущего", где
раскинулся отключившийся от событий Уотсон.
- Ты зря радуешься. Труба эта не доходит до дна, я сейчас нырну и
освобожусь, а потом утоплю и тебя, и жирнягу, - пригрозил мертвец.
- Нырнуть-то вы нырнете, мистер загадка природы, а вот выныривать будет
некуда, - Холмс резко погреб к отверстию резервуара, а потом сорвал чеку с
противотанковой гранаты и уронил этот предмет в воду. Едва сыщик выбрался
сам и вытащил бестолковое тело Уотсона, как в подземной емкости рвануло.
Горячий бурун, вырвавшись наружу, швырнул обоих джентльменов на десять ярдов
вдоль водовода...
Уотсон очнулся уже в машине и первым делом увидел мокрое, но довольное
лицо Холмса. И, несмотря на головную боль, поинтересовался:
- Что это было? Почему товарищ Протей ожил? Разве покойники движутся?
- Практически нет. Так, иногда пробегутся немного, - успокоил
компаньон. - Вовсе не ожил товарищ Протей. Просто сохранившаяся в нем
костно-мышечная система получила извне мощный импульс, который как-то был
преобразован в энергию химических связей. Что, собственно, и привело
мышечные волокна в столь не понравившееся нам движение.
- Но откуда "извне", Холмс?
- Видно, Уолодька работал не только с магнитной аурой, создаваемой
электрохимическими реакциями мозга, но и с некой "жизненностью".
- Душой?
- Дружище, я не стал бы называть это величавым словом "душа". Просто
стоячая волна тонкой энергии, которая отвечает за правильное развитие тела.
Трупу, конечно, стоячая волна не нужна, поэтому, приобретя
самостоятельность, она группируется с другими подобными структурами. Не
исключено, что именно из этого сложения волн и получается пресловутый темный
астрал, известный по сочинениям господ теософов..."
На удивление, и в галлюцинации водка осталась водкой. А портвейн
портвейном. Дамочка же подсела ко мне поближе, открыв глубины выреза на
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг