этих рядах фактически и не состоим. Во-вторых, и матка и трутень из-за
своей, так сказать, специализации не перестали быть пчелками, членами одной
семьи, хотя имеют совсем несхожие портреты...
Мне теперь мнилось, что вселение уже состоялось - в самого Бореева,
уж слишком тот был патетичен и возбужден, как филологичка какая-нибудь.
Словно не рубил когда-то фашистам дрова за хлеб и кашу. Может, демоны
помогли ему тогда подкормится, чтобы он сейчас попал в разряд спасителей
человечества, а заодно установил нужную им гармонию. Саид-то намекал, что
влияет на наш мир, как солнечный свет сквозь тучи, и кое-кто ему
отзывается. Может, и оголтелый Затуллин не зря мне показался одержимым. Не
потому ли мой нынешний собеседник не хочет всерьез рассуждать о вселениях и
подсадках, что его матрицу демоны давным давно поймали на крючок?
Тут невесть откуда в кабинете-зале появилась беглянка-пчела и стала
угрожать физиономии научного начальника. Бореев "восстановил" гармонию с
помощью толстой папки, угробившей крылатого образчика биосоциальной
специализации.
- Но мы же не пчелки и не муравьишки какие-нибудь, Михаил
Анатольевич!
- Вы так думаете? В самом деле? - ехидно откликнулся ученый. - Во
всяком случае, нам надо стараться походить на них. В пчельниках не бывает
экономических проблем, социальных конфликтов, антипчелиной агитации и
прочих гадостей... Ладно, не будем слишком уходить в сторону. Сверху дали
добро на испытания, испытания, в которых будет задействован человеческий
материал.
Я, естественно, сразу встрепенулся.
- И я буду этим самым человеческим материалом? Так и знал! Если
кто-то и отдает жизнь на благо народа, то не свою, а мою. Дескать, мной
очень интересуются на том свете. Вы, конечно, можете сказать, что как ни
смешно, но мне выбирать уже не приходится. Если не вольер, так тюремная
камера. Ладно, пускай будет вольер, там хотя бы бублики дают.
- Глеб Александрович, я о вашем потенциале беспокоюсь. - Бореев
придал своему голосу заботливость. - Хватит вам инициативничать на свой
страх и риск, изучать стреляющую пушку со стороны дула. Пора использовать
потенциал на руководящей работе... Правда, вы будете не единственным
руководителем. Кроме того, придется получить доступ не просто к секретным
делам, а к сверхсекретным.
И тут я понял, что кто-то из вождей всерьез заинтересовался
возможностями превращения страны в подобие муравьиной большой семьи или
пчелиного роя для придания разумности и целесообразности поступкам каждого
советского человека.
А мне по большому счету что? Я ведь не возражаю. Как говорится, "лишь
бы не было войны". Если мы разумно упростимся во благо, то пускай. Если
"роение" и "омуравливание" всей державы или какой-то ее части станет
противоядием от краха и распада, то пожалуйста...
На этот раз эксперименты проводились не непосредственно в здании
института, а на одном из закрытых объектов в Подмосквьи. От Серпухова
приходилось гнать по проселочной дороге километров двадцать, а потом
начиналась хорошо огороженная территория.
На воротах, что оборонялись ражими людьми из Второго Главного
Управления, висела незамысловатая табличка "оздоровительный пионерский
лагерь "Пчелка". Однако при входе не только проверяли документы, но еще
спрашивали пароль и допуск. За стальным высоким забором имелся лесок, по
которому прогуливались напружиненные бойцы одного из спецподразделений
Управления "С" ПГУ.
За леском стояло довольно невзрачное блочное здание. Фасад был украшен
плакатом: "В здоровом органе здоровый дух, в нездоровом - злой". Тут
размещалась аппаратные, пультовые, лабораторные и другие важные помещения,
также кабинеты и комнаты персонала, руководящего, научного и
вспомогательного. Сюда включались медсестры, санитары, охранники и так
далее.
А вот за невзрачным зданием стояло несколько домиков. На вид как будто
дачные, только без окон. Там проживали наши "отдыхающие", числом
пятнадцать.
Вспомогательный персонал не знал тайны, от него требовалось только
четкое исполнение означенных обязанностей. Даже начальник охраны, полковник
Подберезный, был уверен, что сторожит инфекционных больных. Итого,
получивших полный доступ, насчитывалось всего пятнадцать.
Да еще четверо-пятеро "птиц" более высокого полета имели полное
представление об экспериментах. Скорее всего, один из замов председателя,
председатель КГБ, кто-то из Политбюро и, само собой, генсек. Научным главой
проекта являлся, естественно, Бореев, административным - генерал-майор
Сайко. Имелся еще главный врач - членкор АМН Колосков. Такие люди были
способны довести до конца любое, даже самое гадкое, дело.
Кстати, об "отдыхающих". Отборные психи из соответствующих лечебниц.
Это были те, кому суд назначил принудительное лечение. Не имеющие близких
родственников. Не слишком буйные.
Среди них был Фима Гольденберг. Это меня вспугнуло поначалу, но потом
все устаканилось. Судьба еще раз улыбнулась, и Фима меня не признал. Скорее
всего, после стольких лет интенсивного лечения он уже мало кого различал,
поскольку полностью ушел в мир прекрасного и удивительного. Как говорится,
аутизм крепчал. Впрочем, Фима не забыл внушительных кусков из
каббалистических трактатов и порой проборматывал их. За что Сайко - в
шутку, конечно, - прозывал его жидомасоном и сионским мудрецом. А вообще
генерал-майор даже сигареты подносил Фиме, - несмотря на протесты
Колоскова, - наверное, в знак уважения к знаниям пациента Гольденберга.
Подопытным, кстати, в "Пчелке" жилось намного лучше, чем в больнице.
Во-первых, клевая жратва, такая же, как и у руководства, во-вторых -
простор.
Целый дом в распоряжении.
По вечерам, я с мышечно крепкими охранниками баловался в волейбол.
(Без меня молодые люди соревновались в плевании на дальность, прыжках с
дерева на меткость и тому подобных видах спорта.) По ночам играл в сексбол
с "арбузами" и прочими "фруктами", имеющимися в наличии у Бореевской
секретарши. (Не трахнуть эту девушку было бы безнравственно. В первую же
нашу уединенную встречу она подняла старую тему о коитусе у китов.) Поэтому
даже не надобилось ездить в город. Между прочим, по указанию свыше
сотрудников проекта "Пчелка" отпускали в столицу нашей родины раз в две
недели на одну ночевку и один денек. Отчего создавалось впечатление, что
все мы тут немного подопытные и чуть-чуть больные.
Я знал, что аппараты, известные как "раздражители Ф-поля",
вмонтированы в фундаменты "дачных" домиков, что там полно "глаз" и "ушей".
Но я не мог ручаться, что их нет в моей светелке. Почему бы Борееву не
наблюдать за мной из резервной пультовой, ведь там от ворот поворот
получают все, кроме двух его помощников и Сайко. (В главной же пультовой
дежурили сменами по три человека остальные сотрудники проекта.)
Начинали мы с самого нехитрого. Бореевская команда, еще
экспериментируя с обезъянами и дельфинами, нашла в иерархии Ф-поля
несложные матрицы-операторы, способные управлять высокразвитыми существами.
И в домиках закипела работа. Стопроцентные бездельники и тунеядцы
вдруг почувствовали вкус к ремеслам. В их распоряжении были лучшие образцы
ремесленного мастерства, изъятые из разных музеев. Заскрипел гончарный
круг, где-то стали мелькать спицы, кто-то занялся чеканкой по меди, кто-то
стал строчить любовные вирши в адрес единственной подопытной дамы, которая
сама пряла и ткала, как заведенная.
Наши трудящиеся, напрямую управляемые матрицами, не знали, что такое
восьмичасовой рабочий день и перерыв на обед.
Двадцать четыре часа в сутки подопытные вышивали, вязали, чеканили и
лепили, на призывы к приему пищи не откликались, мочились и какали под
себя, лишь бы превзойти шумерских и вавилонских ремесленников.
"Поздравляю, товарищи,- сказал Бореев на очередной планерке.- Проблему
трудовой дисциплины, прогулов и интенсификации труда мы решили."
Но вскоре возникли проблемы падения сахара и гемоглобина крови, а
также общего истощения организма.
"Стоп, - сказал Бореев на следующей планерке. - Это все-таки нам не
обезъяны, а советские граждане. Давайте работать тоньше. Простые матрицы
нам не годятся. Нам нужны те же метантропные матрицы, что руководили
древним и мудрым шумерским народом."
И закипела работа. Правда несколько иного рода. Приехали солдаты из
стройбата, в главе со своим "батяней". Засыпали газоны песком. Посадили
пальмы в обогреваемых кадках. Навезли глины. Построили из необоженного
кирпича четыре зиккурата. На первом из них появилась табличка "храм Иштар",
на другом "дом Нергала", на третьем "дом Бела", на четвертом "дом Нинурты".
Велось строительство и других "домов".
Внутри храмов появились статуи божеств с кошмарными темными провалами
на месте глаз.
В пристройках возле храмов стали ждать своей жертвенной участи козлы и
бараны.
В ниши были поставлены масляные светильники. На треногах курились
благовония. На алтаре трое солдатиков зарезали, поджарили и съели козла, за
что получили по пять суток ареста. Из встроенных звуковых систем стали
доносится молитвы на шумерском и аккадском языках, а также их перевод на
русский.
Иштар, твоя грудь - это твое поле,
Твое просторное, широкое поле, которые вскармливает растения,
Твое просторное поле, которое вскармливает хлеб.
Воды, текущие с высоты небес, - для Господина - хлеб с небес,
Вылей их для избранного господина,
Я буду их из тебя пить.
Дачные домики с помощью глины и тростника были превращены в жилища
древних шумеров. Ванны и унитазы были вынесены и увезены в неизвестном
направлении.
Подопытных выпустили из домиков и они разбрелись по храмам.
Они подолго стояли возле идолов и губы их шевелились, как будто в
молитве.
Один из них вполне внятно обратился к богине с жалобой.
Злой Асакку приблизился к моей голове,
Злой Намтарру приблизился к моему горлу,
Злой Галлу приблизился к моей груди,
Все трое бросились на меня.
Кто терзает тело человека, да будет изгнан и покинет дом.
Вели прийти доброму духу-покровителю.
И это был, конечно, эрудит Фима.
В темные провалы глаз у идолов были вделаны микровидеокамеры, в
глиняные уши - микрофоны. Инфракрасные и высокочастотные датчики
фиксировали излучение молящегося. Специальная аппаратура производила
вектора раздражения Ф-поля и фиксировала активизацию метантропных матриц.
Всем этим хозяйством заведовал инструктор из числа персонала и мощная
компьютерная техника.
Они должны был превратить простого психа в биоробота с управляемым
поведением и кодируемой судьбой.
Я был инструктором под номером "007" и работал в доме воинственного
бога Нинурты. Первое время дом стоял пустым. Но однажды в полночь пришел
трусливый хилый типчик по фамилии Петров, страдающий навязчивыми страхами и
обратился к Нинурте с просьбой подарить ему великую ярость к врагам.
Я пощелкал клавишами компьютера, загружая интерфейсы взаимодействия с
матричными объектами. Вскоре управляющая система сообщила о достижении
интероперабельности с целой иерархией метантропных матриц.
Типчик упал к подножию идола, но, полежав немного стал метаться по
храму, и в его движениях я усмотрел элементы древнего рукопашного боя.
Несколько часов спустя мне самому захотелось выйти из пультовой и набить
кому-нибудь морду по всем правилам древнешумерского боя.
Инструктор, работавший в доме Иштар, рассказал мне после смены, что
его ожидают большие неприятности. Активизация матриц закончилась тем, что в
храме началась оргия с участием нашей единственно подопытной дамы и
случайно заглянувших на огонек солдатиков из стройбата. Самое смешное, что
и рассказчик едва утерпел.
Солдатики получили по пять суток ареста. Меня перевели в дом Иштар на
место проштрафившегося инструктора. Я стал бегать к бореевской секретарше
вдвое чаще обычного. Теперь она вызывала меня по селектору не как "майора
Фролова", а как "Глеба" и даже "Глебчика", вызывая дружный хохот всего
персонала.
Два инструктора, работавшие в доме Нинурты, задрались к двум
инструкторам из дома Нергала во время обеда. Побоище продолжалось около
десяти минут, причем с примением тарелок, вилок, кастрюль и шумерских
технологий ведения ближнего боя. Люди Нергала сопротивлялись с применением
странных колдовских пассов.
Все четверо получило строгое взыскание по партийной линии и были
лишены увольнительной.
Наконец инструкторы написали совместный рапорт Борееву и Сайко о
"цепной реакции" и "эффекте совмещения" с подопытными.
Бореев сверкнув хитрым глазом объявил, что далее все эксперименты
будут проводиться в автоматическом режиме без прямого участия персонала.
Территория сто на сто квадратных метров превратилась в особое царство,
где правили метантропные матрицы. В результате "резонанса поведения" и
"цепной реакции судьбы" его возглавил человек с диагнозом "паранойя", по
фамилии Некудыкин.
Фима Гольденберг, свободно говоривший на аккадском, стал верховным
жрецом. Пациент Петров сделался предводителем войска. Его защищали доспехи,
переделанные из украденных в столовой кухонных принадлежностей.
Единственная дама стала настоятельницей храма Иштар.
Наши матричные сканеры фиксировали все больше незнакомых метантропных
матриц с неопределенными функциями взаимодействия.
Рисунок на экранах сивильников стал настолько сложным и многозначным,
что аналитики- специалисты по Ф-полю старались не попадаться на глаза. За
что их справедливо прозвали полевыми мышами. Разумное поведение подопытных
сменялось оргиями и бесноватостью, абсолютно безобразными сценами.
Экспресс-анализы фиксировали то скачки адреналина, то падение
гемоглобина в крови у испытуемых.
Их психика то ли сопротивлялась бесконечному управлению, то ли среди
управляющих матриц наступил разнобой и конфликт.
Все кончилось тем, что четырнадцать участников эксперимента принесли в
жертву пятнадцатого. Его расчленили так быстро и так умело, что мы смогли
найти его останки только через несколько дней.
Можно было признать, что мы находимся в тупике. Американцы в таком
случае регулярно заливали бы грусть-тоску в баре, который сверкал бы
бутылками прямо на территории зоны. Мы же ходили поголовно трезвые и злые,
ожидая субботы, когда можно будет вырваться в Москву и "нажраться до
усрачки". Впрочем у нашей (с Бореевым) секретарши был запас тройного
одеколона. Девушке Даше он годился для отваживания комаров, а я его
разводил колодезной водой и незаметно принимал, зажевывая потом сухим чаем.
Генерал-майор Сайко, судя по розовым глазам, нашел столь же изящное
решение.
Но случайная находка преобразила это смутное время. Царь по фамилии
Некудыкин решил принести в жертву еще одного подопытного, чтобы жрец Фима
погадал на внутренностях несчастного.
Фима на свою беду отказался, сославшись на переход к единобожию и
системе моральных ограничений. Царь разбушевался и пытался убить жреца
скипетром.
Конечно, милосердные санитары мигом напялили на разбушевавшегося царя
элегантный прикид в виде смирительной рубашки. В подобных случаях принято
делать умиротворяющий укол. Однако, старшая медсестра в такой ответственный
момент куда-то испарилась, заперев свой кабинет, в котором находились все
полагающиеся снадобья. Поэтому дежурной сестре пришлось вколоть то, что
попалось под руку. А именно циклодол в большом количестве. Наш подопытный
затих, рубашку с него сняли, потом он, несмотря на слабость членов,
поднялся и произнес по-арабски с южноиракским акцентом:
- Здравствуйте, товарищи. Меня зовут Саид... Уважаемый Реза
Базаргани, я нюх... слы... чувствую, вы где-то здесь. Зря вы тогда сбежали
из моего дома, не попрощавшись. - Затем подопытный неожиданно
воспользовался немецким. - Gott lieb, - и закончил уже на русском: -
Любимый богом... Глиеб... Глэб... Глеб... Глебушка, дай хлебушка... Что ж
ты рванул от меня, гад, будто тебе в задницу фитиль вставили?..
Тут же зазуммерил селектор, и со мной связался Сайко, который, видимо,
торчал в резервной пультовой.
Я секунду помедлил, потому что закуривал, несмотря на запрещение
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг