ягодицы - круг первый близился к концу, и ей удалось убедить себя в том,
что она безмерно обязана этим грубоватым людям, выдернувшим ее и дочь из
прозябания, из обидного и позорного отторжения. Забвение!.. Оно придет, и
за него тоже придется уплатить свою цену. Настанет ее черед править бал, и
как знать, может и впрямь не дано различить упрямой и гордой женщине, где
Божья кара, а где милость? Она станет леди!.. Только в этом остается
черпать силы и веру. И забвение тоже. "Когда б вы знали, из какого сора
растут стихи, не ведая стыда..." А непоседливая юная крошка Ольга хватала
мужчин за жилетки и просила найти ей золотую куклу.
С Богом! Они приняли благословение доньи Эстебаны и разошлись
неторопливо, не оглядываясь. Лишь негромкая ругань Мати грела им спины.
- Матфея! - укоризненно прикрикнула донья Эстебана.
- Это я, чтоб не сглазить! - отозвалась та и пнула ногой груду
корзинок. - Сроду не думала, что предстоит стать ботаником, копаться в
земле и лазить по деревьям, надкусывая плоды, пока не заурчит в брюхе. Ах,
дамы, дамы, охренеть ведь можно!..
Руг Прент и Ян Кошель с сыном продирались сквозь труднопроходимые
дебри к югу от форта и в ближайшей излучине реки наткнулись на россыпи
опалов. Чуть ниже по течению, у слияния с горными ручьями, они без труда
намыли несколько фунтов золотого песка и, наконец, свернув в горы,
обнаружили самородную медь и выходы оловянной руды.
Дику Чепанису и Патрику Кофрофу пришлось погоняться за птицей удачи,
опыта им недоставало, их улов оказался куда беднее, зато мозолей и синяков
они заработали втрое и вдобавок едва не отравились весьма аппетитными с
виду грибами. Зато принесли великолепные ониксы.
Мощные и неутомимые Юджин Портер и Деннис Ульвич прочесали северные
отроги и едва доперли рюкзаки с обломками кимберлита, кристаллами
изумрудов величиной с кулак и с тусклыми самородками червонного золота.
Нащупали они и перспективные выходы редкоземельных элементов. В общем, по
возвращению они клокотали от гордости и вожделения, и женщины трепетали в
их натруженных лапах, охали и потрескивали - а выпивка пеной вскипала в
горле. Сказочная планета! Им вовек не сосчитать миллионов, что скопятся на
межгалактических счетах через какую-нибудь дюжину лет. На этот раз им не
удастся промотать вчистую свои кровные денежки и очухаться однажды хмурым
утром на ступенях дешевого борделя. Лихо! Из голытьбы они все же выбились
в князи и нынче не екает сердечко, когда подумаешь о незавидной, убогой
старости.
Основательная и удачливая пара Царфис - Чанг углубилась дальше всех в
горные долины. Им выпал восток и, наложив заклятия на тела и души, на
пути-дороги и шурфы, они методично изыскивали каньоны и размытые кручи. Их
карта оказалась подробней прочих, она была вся испещрена значками и
пометками. Но самая веская находка - это футовые выходы чистой платины в
долине, которую они так и назвали - Платиновая.
Из подходящего обломка Чанг выковал с помощью деструктора фигурку
женщины. В общем-то она подходила для куклы, смущали разве что несколько
пышные формы бедер. Но Ольга пищала от восторга!
Через шестьдесят суток по земному счету колонисты вновь собрались
вместе. Дым, что называется, стоял коромыслом. На огромном костре калился
котел, в котором булькало пахучее варево. Из Прента и Кошеля вытрясли
сначала тройную порцию рома, а затем удвоили ее. У ног сверкали россыпи
драгоценных камней, загадочно поблескивало бездонной желтизной золотишко.
Полуобнаженные и захмелевшие женщины возлежали подле всесильных хозяев
планеты и скручивали сигары из высушенных листьев папоротника. Наверное,
это и есть триумф, когда сладость победы уже изведана, но предвкушение
более изысканных наслаждений и отзвук громкой славы заглушают все и вся,
включая голос разума и шепоток совести.
- Мы выпьем за редкую удачу, - вещал, покачиваясь, Дик Чепанис, - и
еще за то, чтобы парни в лохмотьях с восхищением глядели на нас и
расправляли плечи, и верили: мир прекрасен! Удача податлива - и охотно
отдается сильному и настойчивому. Мы пьем за удачу, за ум, за силу, за
веру!
Восторженные вопли глохли в чавканье, из жадных глоток рвалось:
- За Надежду!
И набожная донья Эстебана, и щепетильная Ванда, и разудалая подружка
всех храбрецов, из чьих карманов сыплются без счета денежки, Матфея, Мати
- все были одинаково пьяны и счастливы в этот вечер. И воспалены...
Возмужавший Олаф с гордостью демонстрировал девчушке с загадочными
глазами свои первые шрамы и рассказывал, чуток привирая, как срывался в
расщелины и лихо мыл золото в хрустальных водах горных ручьев.
Да, вечерок, что надо. Кондиционеры надрывались, и не зря - марево
пятидесятиградусной жары бессильно терлось брюхом о белоснежный купол
форта. Кое-кто всплакнул, а потом затянули старинную, смутную песню
первых, разудалых переселенцев, чьи латаные колымаги отчалили полторы
сотни лет назад из портов Солнечной Системы, далекой родины.
Дым стоял коромыслом, и грусть на вечерок отступила. Они засыпали
дружной и грешной семьей, а проснулись... а просыпался каждый сам по себе,
выбираясь из руин иллюзий и снов.
Утро судного дня прошло в хлопотах и перебранках.
Донья Эстебана решительно заявила, что в пречистый праздник
Богородицы трудиться не станет и посвятит день молитвам. В ближних скалах
она давно уже облюбовала крохотную пещерку, приладила там распятие,
лампадку, вымела шероховатый базальтовый пол и занавесила узкий лаз
цветной шелковый шторой.
Мати привстала на цыпочки, потянулась длинным, гибким телом,
расчесала смоляные кудри и пообещала устроить постирушку. Обычно на ее
симпатичной мордашке с крупными и чувственными чертами витала тень
всеядного любопытства, однако сегодня скука и лень проступали в каждом
зевке. Ванда мигом сообразила, что постирушка - это чудесный повод, чтобы
провести день в купальне под зеленью сросшихся ив. Она мигом поддержала
Мати. И обе заговорщически перемигнулись. Ванда была на десять лет старше
Матфеи и настолько же моложе доньи Эстебаны. В наследство от родителей,
которых она совершенно не помнила, даже не знала на какой планете, под
каким небом упокоились их косточки, ей достались тонкие, правильные черты
лица чистокровной землянки, белокурые волосы, строптивый нрав и недюжинный
ум. Правда, рядышком с доньей, и уж тем более с Мати, она проигрывала
грузноватой фигурой и какой-то полудетской неуклюжестью. Впрочем, пухлые
плечи, сочные икры в естественном, прирожденном сочетании с порывистостью
и скрытым до поры до времени темпераментом иногда сводят мужчин с ума куда
быстрее, нежели точеные прелести писаных красавиц.
Мужчины чертыхнулись, им выпало бродить по душному полумраку
тропического леса, собирая коренья и плоды. Патрик внезапно вспомнил, что
не окончен ремонт вертолета. Чанг приволок ящик с инструментом,
намериваясь посвятить день починке расшатавшихся стульев и протекающих
кранов. Руг Прент мужественно вызвался помочь Олафу в сборе орехов -
корзины давно уже опустели, а без ореховой подпитки рацион значительно
скуднел. Верткий мальчишка приловчился так шустро перебираться с ветки на
ветку, сбивая палкой спелые гроздья, что двое мужчин едва успевали
наполнять корзины внизу.
Наступил период двух солнц. Оранжевый карлик сиял в зените, а
голубовато-желтый шар маячил на горизонте. Поры на коже отворились от
испепеляющей жары, и тело казалось беспомощным, рыхлым, истекающим соленой
жижицей. Поэтому легко объяснима внезапная озабоченность, охватившая
старателей, по части пополнения запасов нелумбиума, или водяного лотоса,
который, как две капли воды, походил на земного сородича - правда, никто
из колонистов об этом и не подозревал - кроме Дика Чепаниса, ни один из
них не бывал на родной планете. А Дик в студенческие годы вряд ли
занимался сбором лотоса. Эти замечательные кувшинки не зря почитались у
египетских пращуров божественным цветком. Весьма полезное растение. Оно
обильно произрастало в заводях и прудах и порой так заполняло их, что не
видно было поверхности воды. Нежные и душистые соцветия женщины настаивали
на масле, и получался чудесный крем; прочее годилось в пищу. Стебли,
длинные и сочные, хороши были и в супе, и в салате, а семена -
засахаренные желуди с полным набором витаминов и аминокислот.
Просидеть день по горло в воде все полегче, нежели скитаться по лесу
и перетаскивать тяжелые корзины или собирать просо в буше.
- Да здравствует божественный лотос! - воскликнул Дик и колонисты,
довольные, побрели к реке.
- Выбросьте на камни побольше водорослей, пусть сохнут! - крикнул им
вслед Руг, навьючиваясь стопкой ивовых корзин. Из сушеных водорослей
получался порошок, замечательно заживляющий раны и способствующий
пищеварению.
Жаркий день напоминает караван из неторопливых и бесстрастных часов,
мерно колышущихся гуськом в сторону долгожданного вечера. Но сегодня его
взорвал сигнал общего сбора. Для обеда было рановато, и обеспокоенные
мужчины поспешили к форту.
Юдж Портер с глазами, выпученными, как пузыри, сидел у очага, а подле
его башмаков лежала туша подстреленного козерога. Козерога! Как
зачарованные смотрели колонисты на громадные загнутые рога
тускло-коричневого цвета, на остывающую тушу, покрытую светло-серой, с
подпалинами, короткой шерстью, выстланную мягким, белесым пухом, на
оскаленные желтые зубы.
- Этого не может быть! - завопил Дик Чепанис, опускаясь на колени и
не смея прикоснуться к добыче Портера. Тот молча вложил пальцы в рану и
лапнул по щеке Чепаниса.
- Гляди, умник, это - кровь! Горячая, липкая и пахучая. Разводи
огонь, Деннис, набьем кендюхи! Свежиной! Настоящим жареным мясом. Здесь не
меньше двухсот фунтов чистого мяса, всем хватит, до отвала.
- Господи, - бормотал обескураженно Дик, - да откуда же он мог
взяться? Здесь даже цветы растут парами, потому что некому опылять - и
вдруг козлище?
- Сижу в затоке и вдруг слышу - цоканье, - восторженно рассказывал
Юдж. - Не верю ни ушам, ни глазам - эта тварюга пьет воду и заодно
мочится, скотина! Меня чуть кондрашка не хватила, в глазах темнеет - и
баста. Не помню, как метнул нож, приволок его сюда и - пальцы не могу
разжать, свело от жадности.
Руг Прент склонился и ощупал тушу.
- Следовательно, мы не первые. Не такая уж приятная новость, ребята.
Чревато неожиданностями.
- Но радиобуй мы так и не запеленговали! - упрямо мотнул кудлатой
головой Чепанис. - Даже если кто-то и побывал здесь до нас - они явно
оплошали и не застолбили планету.
- Нужно обшарить все острова, до последнего, - проворчал Ян Кошель. -
Доконать вертолеты, но убедиться, что мы действительно одни.
- Сам знаешь, до чего они изношены, а запчастей нет!
- К тому же мы два месяца бродили по горам - и ничего...
- Ну и плевать на запчасти, нашел, на чем экономить!..
- Крепок ты задним умом, а вспомни, как трясся над каждой гайкой,
сучий ты потрох!..
- Прихлопни пасть, сын гиены и мартышки!..
- Тихо! - рявкнул Прент, расшвыривая забияк. - Дик, проверь козла, и,
если он настоящий, будем пировать.
- Я бы хотел произвести полный анализ... - Чепанис не смог
договорить, неодобрительный ропот захлестнул его и Дик благоразумно
подчинился, дабы не разделить участь бородатого зверя.
Они с такой жадностью накинулись на шипящее на вертеле мясо, лихо
орудуя ножами, что просто диву даешься, как все пальцы остались целы.
Каждый рвал свой кус, и женщины не церемонились тоже - к чему утруждать
себя дележкой, когда его так много, ароматного, сочного, чуточку с кровью
под хрустящей корочкой!
В горячке едва не забыли набожную донью. Она вернулась из молельни и
долго с порога глядела на осоловевшую ватагу, изредка причавкивающую из
последних сил.
Отяжелевший Руг Прент вялым жестом указал на розовые ломти остывшего
мяса, но донья Эстебана презрительно покачала головой.
- Я соблюдаю посты, Руг Прент: ты, наверное, забыл о христианских
обычаях, и это не делает тебе чести.
- Да черт с ней, - отрыгнул Макс Царфис, размазывая по подбородку
жир, - у каждого свой норов. Донье по нраву молиться - пусть молиться. Ей
достанется шкура, скроит себе теплые тапочки, ха-ха! - Он ухватил
содранную шкуру и, размахнувшись, швырнул к ногам Эстебаны. - Твоя доля,
старушка.
Донью Эстебану передернуло. Излишняя чопорность и перенесенные в
прошлом невзгоды состарили эту крепкую, стройную сорокапятилетнюю женщину,
оплели волосы седой паутинкой, но угли внутри нее не просто тлели -
пылали! - и было верхом несправедливости называть ее старухой, даже шутя.
Она медленно наклонилась и пощупала мех. На лице появилось выражение
такой муки, такой несказанной печали, что Ванде и Матфее, пировавшим
наравне с другими, стало безмерно жаль набожную подругу. Они поспешили к
донье Эстебане и обняли ее за плечи.
- Дьявол настиг нас, - горестно прошептала она побелевшими губами. -
Он пришел за своей законной добычей - за душами грешников. Нам пора
готовиться к суровой каре. Руг Прент! Вели всем читать молитвы во спасение
души человеческой, кто знает, сколько нам отпущено, кто знает?
Мужчины переглянулись, а маленькая Ольга заплакала. В зловещем шепоте
доньи Эстебаны слышалась жуткая сила убежденности, воспламененная неясным
для прочих, видением подступившей беды.
- Чтоб ты сдохла, ведьма! - прохрипел Юдж Портер. - Всю обедню
испортила, надо же? Я летал рядышком со всякими богами и успевал ладить со
всеми, а нынче один из них прислал нам в гостинчик жирного козла, экий
красавчик был, ик-ох!.. А какой резон дьяволу вмешиваться в наши делишки -
ума не приложу?
- Нечего прикладывать. И ты скоро пожалеешь о своем глумлении,
Портер. - Смерила его спокойным взглядом донья Эстебана. - Что ж, все
верно, юродивые указывают путь прочим.
И она величественно удалилась в свою комнату. Наступила тишина,
прерываемая лишь икотой Портера и вторившей ему Мати.
- Да чепуха все это, - попытался вяло приободрить остальных Ульвич. -
Она свихнулась, наша досточтимая донья. Все очень просто - она свихнулась.
Книги - опасная штука, а библия тем паче - я листал ее, у-ух! Завтра
поставим на ход нашу колымагу и начнем прочесывать побережье.
- Еще бы, - поддакнул Царфис, - козел совсем молодой, а, значит, нас
ждут, хе-хе, приятные сюрпризы. Даст Бог, соберем стадо и заживем, как
люди. Будем варить сыр, коптить окорока и нагуливать жирок на тощих
старательских боках, а то на мои ребра скоро можно будет цеплять
рыболовные крючки. - Он мечтательно зажмурился и ухватил за плечи Матфею.
- Я должна была похоронить дочь.
- Кто совершил это злодеяние?
- Кто? Откуда мне знать, кто! Те ублюдки, которых наплодил наш
больной рассудок - разве не так внушал нам Дик?
- Лучше бы он помалкивал, - Прент обречено откинулся на подушки. -
После его рассуждений у многих просто начинает бурчать в башке. Мы стали
бояться собственных мыслей, снов и случайных фантазий. А лучший способ
вытравить в человеке человечье - это внушить ему страх, желательно,
суеверный.
- Тебе лучше знать, - просто ответила Ванда.
- Я тоже видел... в моих снах мелькали головорезы, выряженные в
жилеты коммандос. В сущности, мы и...
- Не надо! - звонко выкрикнула Ванда и бросила Ругу в лицо полотенце.
- Я не желаю ничего знать о тебе, и ты, пожалуйста, тоже не выпытывай у
меня ни о чем, Руг, я все равно не отвечу, только обозлюсь. Это бесполезно
- как можно запретить снам приходить в наши злосчастные головы?
Они помолчали, но Руг Прент посчитал справедливым закончить свою
мысль, как бы ни реагировала Ванда.
- Зарекайся, не зарекайся - теперь уже поздно. Я помню, как в долгие
зимние вечера ты читала сказки малышке, волшебные сказки, а бедная Матфея
все допытывалась, кто такие кентавры, и глупо хихикала, она ведь была
почти безграмотная, наша Мати, упокой Господь ее грешную душу. - Он
увидел, как Ванда крестится, и сам неловко поднес руку ко лбу.
- Хватит, Руг, хватит. Я ведь на грани безумия, неужели и это нужно
втолковывать тебе, впихивать в твою тупую голову? Я должна была умереть
там, у реки...
- Ты лихо дралась, как профессиональный боец - весь берег был усеян
трупами, весь берег.
- Их уже обглодали какие-то звери, а Ольгу сохранили эти порхающие
существа. Я похоронила ее там же, под крестом, и выжгла на камне ее имя.
Что я еще могла сделать, Руг?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг