лейтенант.
Выгоревшие брови Верзилы поползли под каску.
- Барон? Где ты взял барона?
Лейтенант позволил себе хихикнуть.
- Это арестант, задержанный мокрушинским постом.
- В Мокрушах арестовали барона? Как его зовут?
- Да это он говорит, что он барон. - Лейтенант хмыкнул. - Теперь вот
еду по камерам разносит. За хавку чего не сделаешь...
- Да вы с ума сошли! - рявкнул Кьетви, побледнев под загаром.
Лейтенант попятился.
- По-моему, он просто псих. Он никак не может быть бароном, господин
капитан.
- Позови его, - холодно распорядился Кьетви и заложил руки за спину.
Лейтенант пискнул: "Слушаюсь!" и двинулся в сторону кухни. Барон уже
шел ему навстречу - взъерошенный, с пятнами сажи на руках и рубашке.
- Эй, ты! - сказал лейтенант. - Барон. Тебя хочет видеть господин
капитан.
Мальчик безмолвно подошел к долговязому офицеру, смотревшему на него
пристальным тяжелым взглядом. Он остановился в двух шагах, хмурясь. Кьетви
повернулся к лейтенанту.
- Этот?
- Да, господин капитан, - с готовностью отозвался юноша.
Светлые глаза снова обратились на мальчика.
- Ну что, - сказал Верзила. - Будем говорить все, как есть?
Барон заложил руки за пояс и кивнул.
- Тогда назови свое имя.
- Я уж называл.
- Еще раз назови, - слегка повысив голос, сказал Кьетви. - Настоящее.
- Барон Хельги из Веселой Стражи, - устало сказал барон.
Лейтенант коротко засмеялся.
- Что я вам говорил, господин капитан? Настоящий псих!
Нос-клюв хищно нацелился на лейтенанта.
- А по-моему, он настоящий барон. Посмотри на его осанку, на манеры.
На его руки.
Барон поспешно поджал пальцы. Лейтенант заморгал жалобно.
Верзила спокойно продолжал расспросы:
- Что такое "Веселая Стража"?
- Замок моих родителей.
- В Светлом Городе нет замков.
- Веселая Стража - это не в Светлом Городе. Это в Лесу.
Наступила тишина, в которой отчетливо был слышен тихий шепот
лейтенанта: "Псих!".
- Ты хочешь сказать, что пришел сюда из Леса?
- Да.
- Как же ты проник в Город?
- Я прошел сквозь стену.
Лейтенант смотрел на своего начальника в немом восторге, восхищаясь
его нечеловеческим самообладанием.
- Ты чародей, который умеет ходить сквозь стены?
- Нет, господин капитан. Меня провел великий Один.
- И что же сказал тебе великий Один? Какое-нибудь напутственное
заклинание? - слегка севшим голосом спросил Верзила Кьетви.
Мальчик качнул головой.
- Нет, он сказал: "Иди, братишка".
Кьетви еще раз посмотрел в эти ясные темно-серые глаза, окинул
взглядом стройную тоненькую фигурку в потертых штанах и клетчатой рубашке.
Мальчик стоял перед ним спокойный, немного хмурый, и глаз не опускал.
- Ребенок бредит, - сказал Верзила лейтенанту. - Но он благочестив и,
несомненно, знатного рода. В рапорте писарь пусть запишет, что я забрал
его к себе в казарму.
Он взял барона за плечо. Руки у Верзилы отдаленно напоминали
сельхозорудия. Грабли, например. Но Каскоголовые об этом не догадывались,
потому что увидеть грабли светлогородцы могли только в сельских кварталах,
которые были намертво отгорожены от прочих частей города и считались
запретной для взоров святыней.
24
Именно так он и сказал, великий Один: "Иди, братишка". И барон
почему-то сразу успокоился и зашагал через поляну к Городу. Перед стеной
он замешкался и обернулся. Один стоял, привалившись к сосне и опустив
пальцы в густую шерсть на загривке сидящего рядом волка. Волк фамильярно
ухмылялся, распахнув пасть. Один кивнул издалека, и барон, вытянув руки,
коснулся стены. Он глубоко вздохнул, чувствуя, как под его руками камень
словно расступается.
Сразу стало темно. В лесу еще светился закат, а в Городе уже была
глубокая ночь. Под стеной кто-то спал, время от времени отчаянно
всхрапывая. Барон осторожно перешагнул через тело и двинулся к сараю, где
и собирался переночевать. Сарай высился мощной, как бастион, темной
громадой. Возле него наблюдалось безмолвное движение. Барон затаил дыхание
и присмотрелся. Ловкие, торопливые тени шныряли возле открытой двери,
что-то вытаскивая и перебрасывая тем, которые были снаружи. Те хватали на
лету и с легким топотом исчезали. Вероятно, происходила кража. У барона
хватило ума незаметно уйти в темноту. Приближался самый глухой ночной час,
когда по миру бродят сновидения и тайные шорохи, и только сон может спасти
человека от встречи с ними. Поэтому когда барона арестовали за
подозрительные ночные хождения по улицам, он даже обрадовался и к нарам
прильнул, преисполненный благодарности. Ему было все равно, где спать. Он
пришел сюда за Хальдором, а прочее было неважно.
Неважно было, какими будут ночлег, еда, одежда, не интересовало
барона и отношение к нему окружающих. Может быть, поэтому он и сказал
долговязому офицеру правду, не потрудившись соврать, что было бы более
приемлемо. Единственным, что удивило мальчика, была реакция Верзилы
Кьетви: он как будто поверил.
Ни о чем больше не спрашивая, Верзила провел его через ремесленный
квартал Четыре Цвета, не снимая тяжелой руки с плеча, словно из опасения,
что он убежит, и остановился возле ворот третьей городской стены, за
которой начинался военный квартал Шлем Бриона.
Стражники на посту азартно резались в карты. Один из них снял ботинки
и сидел на лавке, поджав под себя ноги, второй уселся на ту же лавку
верхом. Верзила приоткрыл дверь и втолкнул мальчика в караульное
помещение. Споткнувшись о выставленные возле порога ботинки, он вошел.
Следом за ним порог переступил и Верзила. Босой стражник в этот момент как
раз орал, ругаясь самым мерзким образом, что "молодку надо было объявлять
сразу". Кьетви молча посмотрел на багровые от возбуждения физиономии
стражников своим тяжелым взглядом, и они остановились на полуслове. Тот,
что был разут, тихонько положил карты на лавку вверх рубашкой, сполз на
пол и, слегка прихрамывая, заковылял к своим ботинкам. Второй, помедлив,
встал, держа карты в опущенной руке. Не сказав ни слова, Верзила вышел,
крепко держа барона за плечо.
Квартал Шлем Бриона отнюдь не радовал глаз живописностью, и если
можно было найти в нем что-нибудь привлекательное, то это была чисто
выметенная мостовая. Верзила шагал по булыжникам, задрав голову. Барон с
трудом поспевал за ним, и времени на то, чтобы разглядывать дома, у него
не оставалось. Впрочем, разнообразием они не отличались, длинные, с узкими
фасадами и малым количеством окон. В одном из этих домов размещалась
казарма Ордена Каскоголовых.
Кьетви, не замедляя шага, вошел в дверь, расписанную воинскими
атрибутами. Трое солдат с грохотом вскочили при виде своего капитана.
Барон оказался в длинной, как кишка, полутемной комнате с голыми
стенами, выкрашенными в серовато-зеленоватый цвет. Единственным, что могло
усладить взоры обитателей этого помещения, можно было считать стойку с
холодным оружием - мечами и пиками, над которой висела оранжевая лента с
искусно вытканной надписью: "Исполнительность - душа дисциплины". Где-то в
глубине дома глухо звякала жесть: судя по звуку, там скребли ложками по
мискам, но запахов еды не доносилось. Пахло недавно высохшей краской и
сапогами.
Барон сумрачно посмотрел в обветренное лицо Верзилы. Кьетви снял
каску, украшенную символическим зигзагом, означающим, вероятно, молнию, с
отвращением положил ее на лавку и провел ладонью по лбу, стирая пот. Его
хищный нос шевельнулся, когда он заговорил, обращаясь к солдатам:
- В комнате писаря поставьте для мальчика койку.
- А стол куда, господин капитан? - осмелился один из солдат.
Кьетви, помолчав, ответил голосом, не предвещающим ничего хорошего:
- А стол сюда, возле тахты. Что-нибудь еще?
Все трое уставились в неведомые дали. Кьетви снова взял барона за
руку и потащил в глубину дома. Они стремительно прошли по узкому коридору,
освещенному чадной масляной лампой, и оказались в закопченной кухне.
Половину кухни занимала плита, сплошь уставленная котелками,
кастрюлями и ведрами. Повара на кухне не было. Кьетви толкнул барона к
перевернутому ящику, и мальчик неловко плюхнулся на шершавые доски.
Осторожно подобрав ноги, он смотрел, подрагивая пушистыми ресницами, как
капитан шарит по кастрюлям, зависая то над одной, то над другой емкостью.
Сейчас он был похож на стервятника, кружащего над полем боя. Он снял
крышку, и барона окутал сладкий запах картошки, тушеной с луком. Он громко
глотнул. Ему так и не удалось поесть за все это время. Разнося по камерам
то, что лейтенант именовал "завтраком", он держал слово и капусту из ведра
не вылавливал.
Верзила прижал крышку к кастрюле, перевернул ее и встряхнул. Барон
слегка вытянул шею. Верзила поставил перевернутую крышку, на которой
пирамидкой лежали пять лоснящихся картофелин, ему на колени. Барон поднял
глаза.
- Жри, - сердито сказал Кьетви. - Фон-барон. - И он плюнул на пол,
тут же затерев плевок ногой.
Барон впился в картошку с детской непосредственностью. Верзила,
примостившись на соседнем ящике, задумчиво высвистывал патриотическую
мелодию. Внезапно он спросил барона:
- Из-за стены пришел, значит?
Барон, не переставая жевать, кивнул.
- Ну и что там, за стеной, делается?
Барон замер с набитым ртом. Тесная и грязная кухня, заросшая жирной
копотью, заставленная давно не чищеной посудой, вся эта казарма,
перенаселенная, живущая по странным и недобрым законам, весь этот город с
его многочисленными перегородками и стражниками на каждом углу, - все это
внезапно схлынуло, и перед глазами у него встал подвижный зеленый
горизонт, холмы и медленные равнинные реки, через которые переброшены
лавы. Он словно увидел просторный двор, где чудаковатый старик обучал его
искусству фехтования, свою комнату и стол с медным подсвечником в виде
кобры, и теплые желтые пятна солнца по утрам возле кровати.
Кьетви внимательно смотрел на него, ожидая ответа. Барон, давясь,
заглотал картошку и сказал:
- Там... там, господин капитан, все. Ветер, вода. Небо синее близко.
Там мир.
Он искоса метнул взгляд на свирепый профиль Кьетви. Тот покусывая
нижнюю губу, словно удерживаясь от гримасы.
- Слушай, барон, - произнес он с некоторым нажимом. - Постарайся про
это никому не рассказывать.
Барон слегка улыбнулся.
- Вы, наверное, думаете, что я больной? - сказал он.
Кьетви отмолчался. В мальчишке действительно было что-то нездешнее,
хотя поверить в то, что за стеной живут люди, он не мог.
- Ребята покажут тебе твою койку, - буркнул Верзила. - Писать умеешь?
- Умею, - ответил барон.
Кьетви не удивился.
- Вот и хорошо, - сказал он. - Тогда я писаря поставлю в строй, а
тебя - на его место.
"Писарь - вот гадость", - подумал барон. Он не знал, что эта
должность, о которой мечтала добрая половина роты и которая была закрыта
для большинства из-за поголовной неграмотности Каскоголовых.
- Я теперь тоже буду в вашем Ордене? - спросил барон.
- Если заслужишь, - нехотя отозвался Кьетви. - Ты за третьей стеной,
это уже большая честь.
- За третьей стеной? - переспросил барон.
- Ну да, в квартале воинов. В Шлеме Бриона.
- А кто это - Брион?
- Это был герой. Великий герой древности. Он проник в логово злобного
чудовища, которое своим зловонным дыханием отравляло пол и луга, так что
гибли птицы и выгорали травы. Оружие для Бриона сковали из обломков мечей
знаменитых бойцов. И когда Брион отрубил дракону голову, то клинок
растворился в ядовитой крови...
Барон сказал задумчиво:
- Почему-то у многих такое странное отношение к драконам и
великанам... Я думаю, что ваш Брион был просто браконьером.
Кьетви поперхнулся.
- Малыш, это предание записано у нас в Уставе!
- Я не хотел обидеть вас, - искренне сказал барон. - Но я близко знаю
одного дракона. Вы же не видели драконов?
- Хвала великому Одину - нет, - с чувством ответил Кьетви.
- Если я останусь жив, - сказал барон вполне серьезно, - я познакомлю
вас. Он чудный.
Кьетви вздохнул и, и поднимаясь на ноги, коснулся его волос.
- Бедный ты парень, - сказал он.
25
Барон сидел за столом возле стойки с холодным оружием, прямо под
надписью: "Исполнительность - душа дисциплины" и, изнемогая от скуки,
писал протокол. Дежурный солдат у входа избегал встречаться с ним глазами.
С тех пор, как барон утвердился в должности писаря по распоряжению самого
Верзилы Кьетви, жизнь стала солдатам не в радость. Стол поставили прямо у
входа. Многолетний опыт научил их тому, что любимчики командира занимаются
слежкой за остальными-прочими. Никогда прежде в роте таковых не было. И
вот писарь отправлен во взвод тяжелых пикинеров, а этот зануда юных лет
шуршит бумажками, с тоской поглядывая на холодное оружие. При нем даже в
карты не переброситься. И разговоры все слышит.
Перед бароном стоял Каскоголовый, которого задержал патруль возле
мокрушинских бараков. Солдат из роты Кьетви, распевая в нетрезвом виде
песни патриотического содержания (на патриотизм он впоследствии напирал
как на смягчающее обстоятельство) метал ножи в пьяного же рабочего с
Восточного Берега. Оба они просто погибали от хохота. При появлении
патруля рабочий скрылся, а Каскоголовый был задержан, разъяснен и
доставлен в роту. Писарю надлежало взять у него показания и довести их до
сведения командира.
Барон в глубокой тоске смотрел на покрасневшее лицо с туповатыми
прозрачными глазами навыкате. Каскоголовый пялился куда-то в угол и
беззвучно шевелил губами. Солдат поглядывал на него с тайным сочувствием.
Барон вздохнул и приступил к допросу.
- Кто первый начал драку?
- Мы не дрались, господин писарь, - монотонно произнес солдат.
- Зачем же ты кидал в него ножи, чудо?
- Это были не просто ножи, - пояснил солдат, мрачнея. - Это были
"миллиметрики". Надо попасть ножом в стену в миллиметре от головы.
- Ты наделал в стене барака зияющих дыр, - скучным голосом сказал
барон. - У Верзилы уже было объяснение с подрядчиком.
Солдат пожал плечами.
- Делов-то, - от души сказал он.
- А куда делся твой приятель?
- Он мне не приятель. Гад он. Растворился в воздухе, как последний
мерзавец. - Солдат склонился к столу, заглядывая барону в глаза. - Ведь
бедуины - они такие: вот они здесь - и вот их уже нет, господин писарь.
- Отодвинься, - сказал барон.
Солдат обиделся.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг