перед глазами Аэйта мелькнуло выжженное чуть пониже локтя клеймо: сова на
колесе. И словно этот знак давнего рабства мог что-то значить теперь,
страх отпустил. Аэйт шагнул вперед и хрипло сказал:
- Синяка...
- Входи, Аэйт, - ровным, неживым голосом отозвался Синяка. - Входи,
не бойся. Я знаю, зачем ты пришел.
Аэйт жадно ел, нависая над глиняной плошкой длинными волосами.
Обжигая пальцы, он вытаскивал большие куски рыбы и грыз их прямо с
костями. Синяка задумчиво поглядывал на него сбоку. Во дворе Пузан
разводил костер, готовясь согреть воду в большом чане.
Аэйт обтер рот ладонью, повозил пальцы в траве и со вздохом
потянулся, подставляя теплому, влажному ветру лицо.
- Наелся? - спросил Синяка негромко.
- Спасибо, Синяка.
- Пузана благодари, - сказал Синяка и еле заметно улыбнулся. - Это он
у нас тут хозяйничает. Брат-кормилец третьей гильдии.
Пузан побагровел от смущения. Аэйт усмехнулся и тут же поморщился:
болели рассеченные камнем губы.
- Почему ты один? - спросил Синяка. - Где Мела?
Аэйт вздрогнул.
- Что мучаете парня? - вступился Пузан. - Он вон еле живой, в чем
только душа держится... Дали бы хоть дух перевести...
Синяка замолчал. Аэйт потрогал ссадину на левой щеке и тихонько
сказал:
- Я не знаю, где сейчас Мела, Синяк. Я его оставил на берегу реки,
потому что...
- Когда ты его оставлял, он был жив? - Вопрос прозвучал спокойно.
- Да...
Казалось, такой ответ полностью удовлетворил Синяку и, не
задерживаясь больше на этой теме, он без перерыва перешел к следующей:
- Где Вальхейм?
Аэйт заплакал. Слезы больно разъедали ранку на щеке, и он был даже
рад этому. Синяка сидел неподвижно и смотрел на него усталым взглядом.
Синяка хорошо понимал, что означают эти слезы, но не испытывал
ничего, кроме странного удовлетворения. Все правильно, думал он, слушая,
как тихо всхлипывает Аэйт, и не отвечая на взгляды расстроенного великана.
Он надеялся еще раз увидеть капитана, но в этом ему было отказано.
Неведомая сила, которая бросила его в эту мясорубку под названием "жизнь",
сейчас отнимала у него одну радость за другой.
"Он одинок, устал и скоро его не будет..."
"Как я умру, Асантао?"
"Я не могу увидеть твою смерть. Я просто вижу мир без тебя".
Аэйт плакал, и Синяка завидовал ему. Наконец он вздохнул и заставил
себя сказать:
- Не плачь, Аэйт. Это все уже не имеет значения.
И маленькое измученное существо прижалось к нему благодарно, и тогда
Синяка провел рукой по грязным белым волосам.
- Не плачь, - повторил он.
Пузан, ворча себе под нос, прикатил бочку, в которой собирался
заквасить на зиму капусту, и с плеском вылил в нее ведро горячей воды.
- Ингольв тосковал по Ахену... - сказал Аэйт. - Синяка, откуда он
тебя знает? Когда я назвал твое имя, он весь побелел. Кто он такой?
- Просто человек, - сказал Синяка. И нехотя пояснил: - Когда-то он
был моим командиром. Много лет назад. Когда Завоеватели подошли к городу,
доблестное командование послало на смерть пятьдесят человек. Мы защищали
форт, прикрывая отступление основных частей. Нас осталось тогда двое -
Вальхейм и я...
- Я видел форт, - сказал Аэйт. - А это было страшно?
Синяка посмотрел на него долгим взглядом, и Аэйту показалось, что на
него повеяло холодом, точно распахнулась дверь по ту сторону земного
бытия.
- Не помню, - сказал, наконец, Синяка.
Аэйт поежился. Синяка заметил это и улыбнулся. От его улыбки
проницательного Пузана мороз пробрал по коже. Он в сердцах плюхнул в бочку
еще одно ведро воды, стараясь произвести как можно больше шума.
Аэйт спросил:
- Как Ингольв оказался в Кочующем Замке?
- А... - Синяка снова улыбнулся. - Очень просто. Торфинн спас ему
жизнь. С причудами был старик...
- Да уж... - буркнул Пузан.
Синяка спросил:
- Как погиб Вальхейм?
- Его убил Косматый Бьярни, - ответил Аэйт.
Наступило долгое молчание. Потом Синяка проговорил, очень спокойно,
почти равнодушно:
- Значит, Бьярни все-таки добился своего...
И неожиданно для Аэйта усмехнулся.
- Ты чего? - прошептал Аэйт. Он снова испугался, и Синяка опять
погладил его по волосам.
- Не бойся, Аэйт.
- Ну вот что, - вмешался Пузан, - иди-ка сюда, конопатое чудище.
Раздевайся.
Хозяйской рукой он подхватил мальчика, стянул с него грязную,
окровавленную одежду и окинул тощее тело неодобрительным взором, как бы
оценивая, сколько же еды предстоит вложить в это несовершенное творение
Хорса, прежде чем на него можно будет смотреть без отвращения. Аэйт
переминался с ноги на ногу.
- Лезь в бочку, - распорядился Пузан. - Ей все равно разбухать. Вон
как рассохлась... Заодно грязь смоешь.
Бочка стояла в луже и курилась паром. Недолго думая, Пузан засунул
туда голого Аэйта, и мальчик зашипел от боли, когда горячая вода коснулась
ссадин и царапин. Пузан принялся энергично тереть его пучком травы.
Умытый, завернутый в одеяло, сытый, Аэйт заснул на солнце и не
заметил, как его перенесли в дом и уложили на сундук. Синяка снова
забрался с ногами на подоконник.
Прибирая одежду Аэйта и немытую посуду, Пузан ворчал:
- Поели бы, господин Синяка.
- Я не голоден.
- Так я и поверил! - взорвался Пузан и сердито грохнул мисками. - Еду
бережете, что ли? Что ее беречь-то? Еще осень вся впереди. Вон, от вас уже
одна тень осталась. Насквозь скоро будет видно.
- Спасибо, Пузан. Я просто не хочу.
- Будет вам изводиться, - сказал великан.
Синяка не ответил, и Пузан ушел к заливу - стирать и мыть посуду.
Синяка забыл о нем в ту же секунду, как захлопнулась дверь. Он смотрел на
спящего. Бледная детская физиономия Аэйта, распухшая от слез, в ссадинах,
царапинах, меньше всего была похожа на грозный лик судьбы.
Синяка знал, конечно, что вся эта безоблачная жизнь на Пузановой
сопке - только отсрочка перед тем, как принять то самое, единственное
решение. А в том, что однажды он столкнется со своей судьбой вот так,
напрямую, он не сомневался. Но никогда не думал, что она явится к нему в
облике голодного ребенка, который доверчиво придет к нему в дом и уснет,
ни о чем не подозревая.
"Будет слишком поздно, когда ты поймешь, что такое - спасти Ахен.
Такие, как ты, идут по своему пути до конца".
В хибаре было совсем тихо. Еле слышно посапывал на сундуке Аэйт, и за
окном плескали волны. И если прислушаться, то можно было уловить, как
Пузан яростно начищает песком котел.
"Даже обреченному дается последняя надежда".
Вранье, устало подумал Синяка и слез с подоконника.
Ветер свистел над Пузановой сопкой. В окне стояла ночь. Белые
ситцевые занавески, сдвинутые в сторону, налились синевой. Огонек
маленькой свечки, оплывавшей на подоконнике, вздрагивал и моргал. В углу,
на вытертой козьей шкуре, мирно спал Пузан.
Сидя на сундуке, напротив Синяки, Аэйт тихо, чтобы не потревожить
великаньего сна, рассказывал о скальном народце, о гибели Торфинна и
Кочующего Замка, о тролльше Имд и Косматом Бьярни.
Синяка слушал внимательно, не перебивая, и вертел при этом в пальцах
пустую катушку из-под ниток. Иногда он через силу улыбался - в тех местах
истории, которые, по мнению рассказчика, должны были показаться ему
смешными. Всякий раз от этой улыбки Аэйту становилось не по себе. В
поведении Синяки ему постоянно чудилась странная отрешенность, как будто
все случившееся уже не имело никакого значения.
Аэйт протянул руку к огоньку свечи, и его пальцы окрасились алым. На
мгновение он увлекся, а когда вновь повернулся к своему собеседнику и
открыл уже было рот, чтобы продолжать, наткнулся на неподвижный взгляд
ярко-синих, горящих в темноте глаз. Они казались больше, чем обычно,
потому что в них стояли слезы.
Аэйт запнулся на полуслове, и в хибарке наступила мертвая тишина.
Страшные глаза пылали во мраке, и Аэйт хотел бы убежать от них, но не мог
даже пошевелиться. И когда с ним заговорил спокойный, ровный голос, он
тоже показался пугающе чужим.
- Подойди ближе, - сказал Синяка.
Темное, стиснутое стенами жилище скрипело под порывами ночного ветра,
и Аэйту ничего так не хотелось, как бежать отсюда в приветливую ночь, к
лесам, подальше от этих широко раскрытых, светящихся синих глаз.
- Пожалуйста, подойди ко мне, - повторил Синяка. Он видел, что Аэйт
испуган.
Аэйт послушно подошел.
- Не уходи, Аэйт, - попросил тихий, очень мягкий голос. - Ведь ты
хочешь уйти?
- Да, - вырвалось у него. Он с надеждой посмотрел на Синяку и увидел,
что синий свет в глазах чародея медленно гаснет.
- Я боюсь оставаться один, - сказал Синяка. - Пожалуйста, останься.
Побудь со мной, Аэйт. Только одну ночь.
Аэйт молчал.
Синяка медленно пронес руку над пламенем свечи. Огонь прошел сквозь
нее, как сквозь воздух, даже не поколебавшись. Смуглые тонкие пальцы
засветились.
- Только одну ночь, - повторил Синяка. - Завтра утром все уже будет
иначе.
- Хорошо, - прошептал Аэйт, не в силах оторвать взгляд от этих
пылающих рук.
Синяка тоже неподвижно смотрел на огонь. В ночном мраке красноватым
пламенем была озарена только левая сторона его лица с острыми скулами и
вьющаяся прядь на виске.
- Хорошо, что это ты, Аэйт, - проговорил Синяка. Он встретился с
мальчиком глазами, и Аэйт заставил себя улыбнуться.
- Черный Торфинн говорил, что у меня не может быть друзей, - сказал
Синяка.
- Он ошибался, - откликнулся Аэйт. - Клянусь тебе Оком Хоса, Синяка,
старик ошибался.
(И далеко на бескрайних болотах, в деревушке, затерянной на реке
Элизабет, гневно вспыхнул алым Золотой Лось).
Синяка поднес руку к лицу. Сквозь растопыренные алые пальцы проглянул
пылающий синий глаз, потом все опять погасло, и в темноте синякин голос
тихо спросил:
- И ты больше не боишься меня?
Аэйт перевел дыхание.
- Нет, - сказал он. - Почему я должен тебя бояться?
- Сила сжигает меня, - отозвался голос. - Она гораздо больше, чем я
могу вынести... - Синяка поднял голову и совсем другим тоном сказал: -
Садись, Аэйт. Ты устал сегодня. Не обязательно стоять в моем присутствии.
Аэйт пристроился рядом, и Синяка почувствовал, что мальчик дрожит. Он
коснулся рукой белых волос, как дотронулся бы до головы испуганного
животного.
- Расскажи о себе, - сказал Аэйт. - Кто ты, Синяка?
- Разве ты этого не знаешь?
Аэйт немного подумал и помотал головой.
- Я знаю, что ты - тот, кто без имени, - сказал он, - но это все
равно, что не знать ничего. Как ты жил все эти годы? Почему Черный Торфинн
так боялся тебя?.. По-моему, это куда важнее.
В темноте Синяка улыбнулся. Аэйт слышал это по голосу, когда он
заговорил.
- Я последний в роду великих магов. Прежде чем исчезнуть, мои родные
вложили в меня все свои силы, знания, всю власть, накопленную за долгие
столетия.
- А куда они исчезли? - спросил Аэйт, не зная, что повторяет вопрос,
заданный самим Синякой много лет назад.
И Синяка, усмехнувшись, повторил тот ответ, который некогда услышал.
- Не знаю, - сказал он. - Просто исчезли.
Он замолчал, и стало слышно, как за окном волны с шумом проволокли по
берегу крупную гальку. Аэйт начал уже жалеть, что перебил Синяку. Но
молчание не затянулось.
- От всего, что мои родные сделали со мной, я и стал таким уродом, -
просто добавил Синяка.
Но он вовсе не был уродом, этот стройный, смуглый человек с грустными
глазами, и Аэйт хотел сказать ему об этом. Но Синяка не дал своему
собеседнику вставить ни слова.
- У них не было времени, - продолжал он. - Они очень торопились. Я
слишком поздно появился на свет. Мне было три года, когда я остался один.
- Откуда ты знаешь все это?
- А... - Синяка непонятно усмехнулся. - От нашего общего друга,
которого ты так решительно превратил в кучку ржавых хлопьев, маленький
Аэйт. Я встретил Торфинна из Кочующего Замка на этих болотах много лет
назад. Еще в те дни, когда был человеком. - Он выговорил это равнодушно,
словно о постороннем, и вздохнул. - Торфинн многое тогда рассказал мне. Я
рожден для того, чтобы спасти Ахен, - так он сказал. Но ни словом не
обмолвился, что я должен для этого сделать. - Вдруг Синяка горько
засмеялся. - Я воевал за Ахен и едва было не дал себя пристрелить в форте.
А когда зимой начался мятеж, Вальхейм ушел на улицы, и я пошел вместе с
ним. Он знал, что это бесполезно, и я тоже это знал, но думал: вдруг мое
присутствие им поможет? В результате нас опять чуть не убили. Теперь-то я
понимаю, чего ради Торфинн так обо мне заботился. Ну а тогда мне было
столько лет, сколько тебе сейчас, Аэйт, и я был глупее тебя ровно в два
раза. А может, и в три. Едва очухавшись после побоев, я тут же решил, что
все Зло в городе - от Косматого Бьярни. И я застрелил его, точно раздавил
нечистое насекомое. И Зло бродило по берегам Элизабет еще столетие...
Синие глаза опять ярко разгорелись в темноте.
- И я убежал от Ахена, потому что не знал, что должен делать. И еще
потому, что боялся...
- И теперь не знаешь?
Аэйт спросил это очень осторожно и вдруг вспомнил Ран в мутной воде
ахенского порта.
- А теперь знаю, - сказал Синяка. - Есть только одна возможность
спасти Ахен. Для этого я и был рожден.
- Какая?
- Другой вариант прошлого.
- Как это - другой вариант?
Синяка задумчиво покусал ноготь большого пальца.
- Как тебе объяснить, Аэйт?.. Будущее, как правило, существует в
бесчисленных вариантах. Никогда нельзя заранее определить, какой именно из
этих вариантов воплотится. Здесь все зависит от свободного выбора каждого
из нас. Но когда будущее уже воплотилось и стало прошлым, тут уже никто
ничего поделать не может. Прошлое ни от кого не зависит. Оно есть - и хоть
ты тут убейся.
Аэйт слушал и не понимал.
- Но какие же могут быть варианты, если это так?
- Это так, - сказал Синяка, - для всех, кроме меня. Не забывай, Аэйт,
кто я такой. Я МОГУ ВСЕ. Вот что самое чудовищное.
- Почему?
Синяка словно не слышал вопроса.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг