особенной усталости не чувствовал. Но им овладела сонливость. Сквозь
слипающиеся веки он наблюдал, как слуги поддерживают тяжко нагруженных
вином сатрапов, и думал о том, что и ему не помешала бы такая помощь. Тело
стало безвольным как мешок; то и дело проваливаясь в липкую темноту сна,
Калхас с трудом удерживал себя от падения. Укутанные туманной пеленой мимо
проносились деревни, небольшие лагеря отрядов Амфимаха, ровные посадки
вдоль дороги.
К вечеру они повернули с нее направо. Поплутав между зарослями
колючего кустарника, всадники оказались около самого подножия гор и
направились прямо к солончаковой пустыне. Горы заворачивали к северу,
снижались и все меньше растительности оказывалось на их пути. Земледельцы
здесь уже не жили, лишь однажды им попались кострища давно уже покинутой
стоянки кочевников. Редко пробивались на поверхность ручьи, и вода в них
была холоднее ночного мороза.
День прошел в тоскливой дремоте. Закусывали на ходу, но еда вкупе с
тяжелым солнцем только добавляла одури. А когда светило стало клониться к
хмурому западу, с гор опять повеяло прохладой.
Вечером они достигли солончаков. Горизонт неожиданно распахнулся, и
всадники увидели перед собой пустое, ровное, словно стол, пространство.
Молчаливые и мертвые земли умирающее солнце наполнило багряно-серыми
разводами. Просоленная почва вспыхивала изумрудными, голубыми огоньками -
эти вспышки резали глаза, и Калхас, устало зажмурившись, повернул лицо в
сторону гор. Некоторое время он давал глазам отдыхать, а когда открыл,
увидел, что к ним приближается большой отряд конных и пеших воинов.
- Дотим! - раздался голос Филиппа.
Телохранители сатрапа, с лязгом вытащившие мечи из ножен, стали
прятать оружие.
Наемник осунулся. Варварские одежды, намотанные на него, делали облик
Дотима страшным. Он мрачно посмотрел на сатрапов и приветствовал только
автократора.
- Я оставил на Царской дороге заставу, а всех остальных перебросил
сюда, - сообщил аркадянин стратегу. - Только какой прок? Нас сметут, как
слон паутину.
Сатрапы зашушукались.
- Не печалься, Дотим. Я думаю, Антигон долго не рискнет напасть на
нас.
Эвмен неторопливо поведал о своем плане, и впервые за этот день
Калхас почувствовал толику облегчения. На лицах сатрапов и военачальников
была написана надежда, смешанная с сомнением. Дотим расхохотался и в одно
мгновение стал озорным.
- Это мне нравится! Если Фригиец попадется на нашу удочку, память о
его глупости переживет нас всех!
- Попадется. Я уверен, - твердо сказал Эвмен.
Они направились к широкому склону горы, хорошо видной с солончаков.
Телохранители Эвмена достали из седельных мешков размеченные узлами мерные
веревки. Разъезжая по склону, люди Тиридата принялись обозначать место для
лагеря на тридцать тысяч человек. В это время остальные, рассыпавшись
вокруг них, собирали хворост и складывали костры на расстоянии двадцати
локтей один от другого.
После дня, проведенного в седле, Калхас с трудом передвигал ноги, и
все же он старался не отставать от Дотима. Оживившийся, повеселевший вождь
наемников энергично врубался в заросли кустарника. Пастух скручивал из
срубленных ветвей какое-то подобие вязанок, и аркадяне уносили их в
сторону лагеря. Иглы больно впивались в руки, но Калхас только шипел, не
прекращая работы. Солнце уходило за горизонт. Когда наступит темнота,
разведчики Антигона - если они уже рядом - должны увидеть огни большого
лагеря. Дозоры, отправленные в глубь пустыни Дотимом, не подпустят их
слишком близко, так что Фригийцу придется долго подумать, прежде чем
бросать свою утомленную переходом по солончакам армию против огромного
воинского лагеря. В морозную, ясную ночь свет от костров будет заметен
издалека.
Лишь когда на темнеющем склоне вспыхнуло множество огней, Дотим
позволил себе передышку.
- Как Гиртеада? - спросил он.
Сердце Калхаса опять сжала боль.
- Ждет.
- По-моему, это должно произойти вот-вот, - беззаботно сказал
наемник.
- Да, - закусил губу пастух. - Может быть, уже сейчас.
- Здорово! Обещаю тебе, что после победы я просто до безобразия
напьюсь за ваше здоровье.
- Хороший ты человек, - пробормотал Калхас. - Давай не будем
загадывать.
- А что тут загадывать? - Дотим принялся поносить Антигона. Он
отказывал соперникам Эвмена не только в уме и полководческих способностях,
но даже в человеческом облике. Можно было подумать, что автократору
противостояла некая помесь змеи и лягушки, трусливая и отвратительная.
Наемника не интересовало противоречие его представлений с реальностью, он
просто отмахивался от него и продолжал делить мир по критерию преданности
Эвмену. Само собой, вслед за Фригийцем очернению поверглись сатрапы.
Калхас подлил в огонь масла, рассказав о той панике, которая охватила их
при известии о приближении Антигона.
- Вот и все! Наглости как не бывало! - донельзя развеселившийся Дотим
оглушительно хлопал себя по ляжкам. - Нет, победив Антигона, Эвмен должен
взять в руки кнут и хорошенько пройтись по их спинам. Пусть учатся
смирению! Нет - почтению!
Солдаты, которые носили хворост, сообщили, что набрано его уже
достаточно. Дотим тем не менее разворошил еще один куст и только после
этого направился к ложному лагерю.
От обилия костров мнилось, что на горном склоне занялся пожар. С
шипением и треском взмывали россыпи ярких искр. Огонь постоянно менял
цвет, форму: то он прижимался к земле, то стремительно рвался вверх, к
непроницаемо-черному небу.
Когда Дотим и Калхас подошли ближе, стали заметны темные,
немногочисленные фигуры людей, снующие между кострами и подбрасывающие в
них хворост. Вождь наемников опять помрачнел:
- Если мои заставы пропустят сюда разведчиков Фригийца, я самолично
сдеру с их командиров шкуры. Что говорят боги, Калхас? Они понимают, от
какой случайности зависит наша судьба?
- Не знаю. Пока они молчат. - Пастух дотронулся до шарика. Тот был
равнодушно-прохладен и невесом - словно простая стеклянная безделушка, а
не талисман, подаренный Гермесом. - Я больше надеюсь на твои заставы, чем
на богов.
- Посмотрим. Я многие месяцы муштровал и аркадян, и варваров. Чему-то
научил. Но я был бы спокоен только в случае, если сам мог бы
присутствовать на каждой заставе. - Дотим хихикнул. - Может быть,
помолиться твоему Гермесу, чтобы он разделил меня на десять частей?
Они нашли Эвмена на середине склона. Он сидел около одного из костров
в окружении сатрапов и что-то им объяснял.
- О! Дотим! Калхас! Подходите поближе! - пригласил стратег. - Может
быть объясните нашим друзьям, почему после второй стражи нужно перестать
подбрасывать хворост?
При слове "друзья" лицо Дотима приняло вполне определенное выражение.
- В первую стражу солдат готовит ужин, во вторую - ужинает и ложится
спать. Что непонятного? Если жечь костры всю ночь, утром Антигон будет
здесь. Он догадается, что лагерь - большая обманка.
- Все это так, - возвысил голос Антиген. - Но не слишком ли сложно?
На войне безошибочно действуют только простые хитрости.
- Стратег, мне некогда спорить с... с "друзьями", - нетерпеливо
сказал Дотим. - Выдели им несколько костров. И пусть их люди палят огонь
всю ночь, - с этими словами Дотим поклонился едва заметно улыбающемуся
Эвмену и вышел из освещенного круга.
Откланялся и Калхас, последовавший за наемником. Мысль провести еще
одну ночь в обществе сатрапов не прельщала его.
- Эти ублюдки будут спорить только для того, чтобы спорить! -
шепеляво бушевал Дотим. - Будь моя воля - я побросал бы их в огонь вместо
хвороста.
Они спустились ниже по склону. Дотим увидел своих воинов и показал,
около какого костра искать его в случае, если дозоры пришлют вестников.
- За что боги наказывают нас? - спросил у небес вождь наемников,
когда они перестали жевать жесткие ячменные лепешки, заменившие ужин. -
Страшнее глупости друзей может быть только их неверность. А у нас и
первое, и второе.
- Ты красиво сказал, - устало ответил Калхас. - Может это хорошо, что
неверность сопровождается глупостью?
- Ничего подобного, - покачал головой Дотим. - Действия умного еще
можно предсказать, а глупца - нет. - Тем более, что глупцов у нас много...
Мысли о сатрапах сделали наемника неразговорчивым. Тихонько
покачиваясь взад-вперед он сидел перед огнем и отдавался не очень
радостным раздумьям. Иногда что-то настораживало Дотима, он поднимался и
терпеливо всматривался в ту сторону темноты, где лежала солончаковая
пустыня. К счастью чутье пока подводило его - каждый раз наемник с явным
облегчением возвращался в прежнюю позу.
Калхас не представлял, что там можно разглядеть. Особенно из ярко
освещенного солнцем круга света, в котором они сидели. Однако и он
чувствовал неясную угрозу, таившуюся за северным горизонтом. Она не
позволяла успокоиться: склон казался слишком голым, открытым, костер -
ярким. Хотелось разбросать головни, затоптать угли и замереть,
завернувшись в плащ, слившись с землей. К концу второй стражи Калхас
ощутил, что находится на грани паники: в каждом из воинов, что проходил
мимо них с охапками хвороста, ему мерещился неприятель, а из темноты он
каждое мгновение ждал стрел, дротиков и воинственного клича Антигоновых
воинств.
"Я устал. Просто очень устал", - старался взять себя в руки Калхас,
но тело трепетало и не слушалось. К счастью, вторая стража кончилась, и
Дотим решил устраиваться ко сну. Аркадяне перестали подбрасывать в огонь
хворост. Когда в костре остались одни уголь, они отгребли их подальше, а
на горячую землю уложили несколько вязанок, в которых было поменьше
колючек, поверх них же устроились сами.
Мороз пощипывал выставленный из-под плаща нос пастуха, зато спине
было томно и жарко. Как ни странно, без костра стало светлее. Теперь
Калхас разглядел холодные, словно вымерзшие созвездия на небе и бледный,
изъеденный темными впадинами диск Луны, опускавшейся за смутно угадываемые
горы. Он вспомнил, как осенью в Паретакене обе армии сошлись на длинной,
безлесой равнине. Сражение продолжалось до ночи - и даже темнота не могла
разделить их. Готовые схватиться еще раз, освещенные мертвенным лунным
сиянием, они стояли в двух сотнях шагов друг от друга. Жутко, призрачно
блестели доспехи, было слышно каждое слово, сказанное на противоположной
стороне. Затем армиями стала овладевать оторопь. Стихли воинственные
призывы, перестали размахивать оружием - на равнину опускалось что-то
невесомое, как туман, и холодное, как Аид. Войска сами, без команды
начальников, попятились назад, а полководцам оставалось только подчиниться
их воле. Лишь отойдя от места битвы на несколько стадий, солдаты опять
стали оживленно переговариваться. Их отпустило мертвенное безволие - и они
забыли о нем. Но Калхас долго тогда не мог прийти в себя, словно человек,
побывавший на краю бездонной пропасти.
Что-то похожее он ощущал и сейчас. Пропасть была рядом, совсем рядом.
От близости пустоты ныло под ложечкой. Калхас зажмурился, дабы совладать
со смятением, царящим в душе. Постепенно ему удалось прийти в себя. Когда
мир обрел устойчивость, и сердце перестало бешено колотиться в груди, он
услышал бодрое похрапывание Дотима, предпочитавшего сон предчувствиям.
Именно этот храп окончательно успокоил пастуха. Он посмотрел еще раз на
лениво мерцающие огни и с облечением подчинился усталой дреме.
Проснулся Калхас из-за того, что исчезла спина Дотима, к которой он
ночью прижимался плечом. Земля была еще теплой от костра, но в воздухе
стоял тяжелый холодный туман. Пастух рывком поднялся на ноги - туман
укутывал землю только на высоту локтя. Встав во весь рост он увидел, что
настало утро и солнце уже прогнало сумерки вглубь пустыни. Солончаки
сейчас были похожи на парное молоко - туман широкими лентами стекал на них
с гор. Этим утром воздух не был таким морозным, как прошлым, однако,
прежде чем пойти к месту ночевки стратега, Калхас тщательно завернулся в
плащ.
Выше по склону царило оживление. Прибыли отряды Амфимаха, и это
подняло настроение у всех. Днем ожидалась наемная конница Эвмена, а
следующим утром должны были подойти аргираспиды. Хотя даже через сутки
собравшиеся на этом склоне все еще будут слабы для противостояния
Антигону, данных известий оказалось достаточно, чтобы сменить в душах
стратегов страх на радостную эйфорию. Опять откуда-то появилось вино. Пока
Эвмен вместе с Амфимахом и Антигеном определяли, где и как в случае
необходимости они будут оказывать сопротивление, остальные развалились в
ленивых позах вокруг костра и потягивали вино из плоских походных чашек.
Телохранители Певкеста резали толстыми пластами громадную голову овечьего
сыра и подавали его хозяевам на острие ножа. Дотима в лагере не было - он
отправился самолично проверять заставы.
Калхас хотел искать Эвмена, но сатрапы задержали его и заставили
разделить с ними трапезу. Пастух внутренне напрягся; союзники стратега
относились к нему осторожно, но не более. Последнее эффектное предсказание
он сделал на Тигре, когда Селевк разрушил плотины выше по течению реки, и
вода едва не затопила армию стратега-автократора. Калхас настойчиво
уговаривал Эвмена держаться ближе к высоким местам. В результате они
успели добраться до холмов прежде, чем вода залила низины. Однако
произошло это месяцем раньше встречи автократора с Певкестом. Конечно
сатрапы должны были знать о способностях Калхаса - хотя бы из уст
Антигена, - однако чрезмерного любопытства при виде его персоны они не
выказывали. Поэтому их сегодняшняя настойчивость была по крайней мере
непривычна.
Нахохлившись, он присел между Эвдимом и арейским сатрапом Стасандром.
Ему сунули плошку из ароматизированной глины: самое простое вино в ней
пахло сладко. Он сделал несколько машинальных глотков. Оживленный судя по
всему разговор союзников Эвмена при появлении пастуха прекратился. На него
посматривали с непонятным ожиданием. Калхас сообразил, что нужно держаться
со значением.
- Ты необычайно хмур, - полувопросительно-полуутвердительно произнес
Певкест. - Что за предчувствия беспокоят предсказателя?
Калхасу тошно было притворяться.
- Мне холодно. И я оставил жену на пороге родов. - Он криво
усмехнулся. - Мне, как прорицателю, не нравятся габиенские повитухи.
- Ну-у, здесь ты можешь не беспокоиться, - протянул Певкест. - На
Востоке все делают по-своему. Но получается не хуже, чем у нас. - Его
овечье лицо расплылось в неприятной улыбке. Видимо, персидский сатрап
хотел выказать расположение.
- Хорошо бы, коли так. - Калхас взял кусок сыра и стал смотреть в
огонь.
Люди вокруг него молчали. Стасандр чавкал, засовывая в рот большие
куски сыра и, видимо, не интересовался больше ничем. Эвдим сидел без
движения, словно настороженная птица. Сатрапы явно предоставили инициативу
Певкесту. Тот не заставил долго ждать себя.
- Я хочу спросить, Калхас, не было ли какого-нибудь божественного
знака этим утром?
- Знака о чем?
- О чем? Э-э... например о том, поверил Антигон в нашу хитрость, или
нет?
- Пока боги молчат об этом.
- Молчат? - Певкест солидно выпятил губы. - Я думаю, это доброе
известие. Они предупреждают тебя в случае опасности - ведь так?
- Чаще всего так, - кивнул Калхас.
- Следовательно, опасности нет, - убежденно хлопнул себя по коленям
Певкест. - Через несколько дней мы соберем наши силы, и Антигон уйдет
обратно.
- А может быть, опасности и не было? - беззаботно произнес Тлеполем.
- Мало ли что привидится кочевникам!
- Ага - слоны, повозки с мехами для воды, тяжеловооруженные
фалангиты, которых они не видели никогда раньше, - что еще им привиделось?
- разозлился пастух. - Занятное продолжение позавчерашней охоты. Дотим,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг