- Коленками назад! - сказал я. - Песенка!
- "Сидел кузнечик маленький коленками назад", - сказала Стелла.
- Точно, - сказал Дрозд, не оборачиваясь. - И я ее знаю. "Все гости
расползаются коленками назад", - пропел он.
- Подожди, подожди, - сказал я. Я чувствовал вдохновение. - Дерется и
бранится он, и вот вам результат: влекут его в милицию коленками назад.
- Это ничего, - сказала Стелла.
- Понимаешь? - сказал я. - Еще пару строф, и чтобы везде был рефрен
"коленками назад". Упился сверх кондиции... Погнался за девицею...
Что-нибудь вроде этого.
- Отчаянно напился он, - сказал Стелла. - Сам черт ему не брат. В
чужую дверь вломился он коленками назад.
- Блеск! - сказал я. - Записывай. А он вламывался?
- Вламывался, вламывался.
- Отлично! - сказал я. - Ну, еще одну строфу.
- Погнался за девицею коленками назад, - сказала Стелла задумчиво. -
Первую строчку нужно...
- Амуниция, - сказал я. - Полиция. Амбиция. Юстиция.
- Ютится он, - сказала Стелла. - Стремится он. Не бриться и не
мыться...
- Он, - добавил Дрозд. - Это верно. Это у вас получилась
художественная правда. Сроду он не брился и не мылся.
- Может, вторую строчку придумаем? - предложила Стелла. - Назад -
аппарат - автомат...
- Гад, - сказал я. - Рад.
- Мат, - сказал Дрозд. - Шах, мол, и мат.
Мы опять долго молчали, бессмысленно глядя друг на друга и шевеля
губами. Дрозд постукивал кисточкой о края чашки с водой.
- Играет и резвится он, - сказал я наконец, - ругаясь, как пират.
Погнался за девицею коленками назад.
- "Пират" - как-то... - сказала Стеллочка.
- Тогда: сам черт ему не брат.
- Это уже было.
- Где?.. Ах да, действительно было.
- Как тигра полосат, - предложил Дрозд.
Тут послышалось легкое царапанье, и мы обернулись. Дверь в
лабораторию Януса Полуэктовича медленно отворялась.
- Смотри-ка! - изумленно воскликнул Дрозд, застывая с кисточкой в
руке.
В щель вполз маленький зеленый попугай с ярким красным хохолком на
макушке.
- Попугайчик! - воскликнул Дрозд. - Попугай! Цып-цып-цыпцып...
Он стал делать пальцами движения, как будто крошил хлеб на пол.
Попугай глядел на нас одним глазом. Затем он разинул горбатый, как нос у
Романа, черный клюв и хрипло выкрикнул:
- Р-реактор! Р-реактор! Надо выдер-ржать!
- Какой сла-авный! - воскликнула Стелла. - Саня, поймай его...
Дрозд двинулся было к попугаю, но остановился.
- Он же, наверное, кусается, - опасливо произнес он. - Вон клюв
какой.
Попугай оттолкнулся от пола, взмахнул крыльями и как-то неловко
запорхал по комнате. Я следил за ним с удивлением. Он был очень похож на
того, вчерашнего. Родной единокровный брат-близнец. Полным-полно попугаев,
подумал я.
Дрозд отмахнулся кисточкой.
- Еще долбанет, пожалуй, - сказал он.
Попугай сел на коромысло лабораторных весов, подергался,
уравновешиваясь, и разборчиво крикнул:
- Пр-роксима Центавр-р-ра! Р-рубидий! Р-рубидий!
Потом он нахохлился, втянул голову и закрыл глаза пленкой. По-моему,
он дрожал. Стелла быстро сотворила кусок хлеба с повидлом, отщипнула
корочку и поднесла ему под клюв. Попугай не реагировал. Его явно
лихорадило, и чашки весов, мелко трясясь, позвякивали о подставку.
- По-моему, он больной, - сказал Дрозд. Он рассеяно взял из рук
Стеллы бутерброд и стал есть.
- Ребята, - сказал я, - кто-нибудь видел раньше в институте попугаев?
Стелла помотала головой. Дрозд пожал плечами.
- Что-то слишком много попугаев за последнее время, - сказал я. - И
вчера вот тоже...
- Наверное, Янус экспериментирует с попугаями, - сказала Стелла. -
Антигравитация или еще что-нибудь в этом роде...
Дверь в коридор отворилась, и толпой вошли Роман Ойра-Ойра, Витька
Корнеев, Эдик Амперян и Володя Почкин. В комнате стало шумно. Корнеев,
хорошо выспавшийся и очень бодрый, принялся листать заметки и громко
издеваться над стилем. Могучий Володя Почкин, как замредактора исполняющий
в основном полицейские обязанности, схватил Дрозда за толстый загривок,
согнул его пополам и принялся тыкать носом в газету, приговаривая:
"Заголовок где? Где заголовок, Дроздилло?" Роман требовал от нас готовых
стихов. А Эдик, не имевший к газете никакого отношения, прошел к шкафу и
принялся с грохотом передвигать в нем разные приборы. Вдруг попугай
заорал: "Овер-рсан! Овер-рсан"! - и все замерли.
Роман уставился на попугая. На лице его появилось давешнее выражение,
словно его только что осенила необычайная идея. Володя Почкин отпустил
Дрозда и сказал: "Вот так штука, попугай!" Грубый Корнеев немедленно
протянул руку, чтобы схватить попугая поперек туловища, но попугай
вырвался, и Корнеев схватил его за хвост.
- Оставь, Витька! - закричала Стеллочка сердито. - Что за манера -
мучить животных?
Попугай заорал. Все столпились вокруг него. Корнеев держал его, как
голубя, Стеллочка гладила по хохолку, а Дрозд нежно перебирал перья в
хвосте. Роман посмотрел на меня.
- Любопытно, - сказал он. - Правда?
- Откуда он здесь взялся, Саша? - вежливо спросил Эдик.
Я мотнул головой в сторону лаборатории Януса.
- Зачем Янусу попугай? - осведомился Эдик.
- Ты это меня спрашиваешь? - сказал я.
- Нет, это вопрос риторический, - серьезно сказал Эдик.
- Зачем Янусу два попугая? - сказал я.
- Или три, - тихонько добавил Роман.
Корнеев обернулся к нам.
- А где еще? - спросил он, с интересом озираясь.
Попугай в его руке слабо трепыхался, пытаясь ущипнуть его за палец.
- Отпусти ты его, - сказал я. - Видишь, ему нездоровится.
Корнеев отпихнул Дрозда и снова посадил попугая на весы. Попугай
взъерошился и растопырил крылья.
- Бог с ним, - сказал Роман. - Потом разберемся. Где стихи?
Стелла быстро протараторила все, что мы успели сочинить. Роман
почесал подбородок, Володя Почкин неестественно заржал, а Корнеев
скомандовал:
- Расстрелять. Из крупнокалиберного пулемета. Вы когда-нибудь
научитесь писать стихи?
- Пиши сам, - сказал я сердито.
- Я писать стихи не могу, - сказал Корнеев. - По натуре я не Пушкин.
Я по натуре Белинский.
- Ты по натуре кадавр, - сказала Стелла.
- Пардон! - потребовал Витька. - Я желаю, чтобы в газете был отдел
литературной критики. Я хочу писать критические статьи. Я вас всех
раздолбаю! Я вам еще припомню ваше творение про дачи.
- Какое? - спросил Эдик.
Корнеев немедленно процитировал:
- "Я хочу построить дачу. Где? Вот главная задача. Только местный
комитет не дает пока ответ". Было? Признавайтесь!
- Мало ли что, - сказал я. - У Пушкина тоже были неудачные стихи. Их
даже в школьных хрестоматиях не полностью публикуют.
- А я знаю, - сказал Дрозд.
Роман повернулся к нему.
- У нас будет сегодня заголовок или нет?
- Будет, - сказал Дрозд. - Я уже букву "к" нарисовал.
- Какую "к"? При чем здесь "к"?
- А что, не надо было?
- Я сейчас здесь умру, - сказал Роман. - Газета называется "За
передовую магию". Покажи мне там хоть одну букву "к"!
Дрозд, уставясь в стену, пошевелил губами.
- Как же так? - сказал он наконец. - Откуда же я взял букву "К"? Была
же буква "К"!
Роман рассвирипел и приказал Почкину разогнать всех по местам. Меня
со Стеллой отдали под команду Корнеева. Дрозд лихорадочно принялся
переделывать букву "к" в стилизованную букву "з". Эдик Амперян пытался
улизнуть с психоэлектрометром, но был схвачен, скручен и брошен на починку
пульверизатора, необходимого для создания звездного неба. Потом пришла
очередь самого Почкина. Роман приказал ему перепечатывать заметки на
машинке с одновременной правкой стиля и орфографии. Сам Роман принялся
расхаживать по лаборатории, заглядывая всем через плечи.
Некоторое время работа кипела. Мы успели сочинить и забраковать ряд
вариантов на банную тему: "В нашей бане завсегда льет холодная вода", "Кто
до чистоты голодный, не удовлетворится водой холодной", "В институте
двести душ, все хотят горячий душ" и так далее. Корнеев безобразно
ругался, как настоящий литературный критик. "Учитесь у Пушкина! -
втолковывал он нам. - Или хотя бы у Почкина. Рядом с вами сидит гений, а
вы не способны даже подражать ему... "Вот по дороге едет ЗИМ, и им я буду
задавим..." Какая физическая сила заключена в этих строках! Какая ясность
чувства!" Мы неумело отругивалась. Саня Дрозд дошел до буквы "и" в слове
"передовую". Эдик починил пульверизатор и опробовал его на романовых
конспектах. Володя Почкин, изрыгая проклятья, искал на машинке букву "ц".
Все шло нормально. Потом Роман вдруг сказал:
- Саша, глянь-ка сюда.
Я посмотрел. Попугай с поджатыми лапками лежал под весами, и глаза
его были затянуты белесоватой пленкой, а хохолок обвис.
- Помер, - сказал Дрозд жалостливо.
Мы снова столпились около попугая. У меня не было никаких особенных
мыслей в голове, а если и были, то где-то в подсознании, но я протянул
руку, взял попугая и осмотрел его лапы. И сейчас же Роман спросил меня:
- Есть?
- Есть, - сказал я.
На черной поджатой лапке было колечко из белого металла, и на колечке
было выгравировано: "Фотон", - и стояли цифры: "190573". Я растерянно
поглядел на Романа. Наверное, у нас с ним был необычный вид, потому что
Витька Корнеев сказал:
- А ну, рассказывайте, что вам известно.
- Расскажем? - спросил Роман.
- Бред какой-то, - сказал я. - Фокусы, наверное. Это какие-нибудь
дубли.
Роман снова внимательно осмотрел трупик.
- Да нет, - сказал он. - В том-то все и дело. Это не дубль. Это самый
что ни на есть оригинальный оригинал.
- Дай посмотреть, - сказал Корнеев.
Втроем с Володей Почкиным и с Эдиком они тщательнейшим образом
исследовали попугая и единогласно объявили, что это не дубль и что они не
понимают, почему это нас так трогает. "Возьмем, скажем, меня, - предложил
Корнеев. - Я вот тоже не дубль. Почему это вас не поражает?"
Тогда Роман оглядел сгорающую от любопытства Стеллу, открывшего рот
Володю Почкина, издевательски улыбающегося Витьку и рассказал им про все -
про то, как позавчера он нашел в электрической печи зеленое перо и бросил
его в корзину для мусора; и про то, как вчера этого пера в корзине не
оказалось, но зато на столе (на этом самом столе) объявился мертвый
попугай, точная копия вот этого, и тоже не дубль; и про то, что Янус
попугая узнал, пожалел и сжег в упомянутой выше электрической печи, а
пепел зачем-то выбросил в форточку.
Некоторое время никто ничего не говорил. Дрозд, рассказом Романа
заинтересовавшийся слабо, пожимал плечами. На лице его было явственно
видно, что он не понимает, из-за чего горит сыр-бор, и что, по его мнению,
в этом учреждении случаются штучки и похлеще. Стеллочка тоже казалась
разочарованной. Но тройка магистров поняла все очень хорошо, и на лицах их
читался протест. Корнеев решительно сказал:
- Врете. Причем неумело.
- Это все-таки не тот попугай, - сказал вежливый Эдик. - Вы,
наверное, ошиблись.
- Да тот, - сказал я. - Зеленый, с колечком.
- Фотон? - спросил Володя Почкин прокурорским голосом.
- Фотон. Янус его Фотончиком называл.
- А цифры? - спросил Володя.
- И цифры.
- Цифры те же? - спросил Корнеев грозно.
- По-моему, те же, - ответил я нерешительно, оглядываясь на Романа.
- А точнее? - потребовал Корнеев. Он прикрыл красной лапой попугая. -
Повтори, какие тут цифры?
- Девятнадцать... - сказал я. - Э-э... Ноль два, что ли? Шестьдесят
три.
Корнеев заглянул под ладонь.
- Врешь, - сказал он. - Ты? - обратился он к Роману.
- Не помню, - сказал Роман спокойно. - Кажется не ноль три, а ноль
пять.
- Нет, - сказал я. - Все-таки ноль шесть. Я помню, там такая
закорючка была.
- Закорючка, - сказал Почкин презрительно. - Ше холмсы! Нэ
пинкертоны! Закон причинности им надоел...
Корнеев засунул руки в карманы.
- Это другое дело, - сказал он. - Я даже не настаиваю на том, что вы
врете. Просто вы перепутали. Попугаи все зеленые, многие из них
окольцованы, эта пара была из серии "Фотон". А память у вас дырявая. Как у
всех стихоплетов и редакторов стенгазет.
- Дырявая? - осведомился Роман.
- Как терка.
- Как терка... - повторил Роман, странно усмехаясь.
- Как старая терка, - пояснил Корнеев. - Ржавая. Как сеть.
Крупноячеистая.
Тогда Роман, продолжая странно улыбаться, вытащил из нагрудного
кармана записную книжку и перелистал страницы.
- Итак, - сказал он, - крупноячеистая и ржавая. Посмотрим...
Девятнадцать ноль пять семьдесят три, - прочитал он.
Магистры рванулись к попугаю и с сухим треском столкнулись лбами.
- Девятнадцать ноль пять семьдесят три, - упавшим голосом прочитал на
кольце Корнеев. Это было очень эффектно. Стеллочка немедленно завизжала от
удовольствия.
- Подумаешь, - сказал Дрозд, не отрываясь от заголовка. - У меня
однажды совпал номер на лотерейном билете, и я побежал в сберкассу
получать автомобиль. А потом оказалось...
- Почему это ты записал номер? - сказал Корнеев, прищуриваясь на
Романа. - Это у тебя привычка? Ты все номера записываешь? Может быть, у
тебя и номер твоих часиков записан?
- Блестяще! - сказал Почкин. - Витька, ты молодец. Ты попал в самую
точку. Роман, какой позор! Зачем ты отравил попугая? Как жестоко!
- Идиоты! - сказал Роман. - Что я вам - Выбегалло?
Корнеев подскочил к нему и осмотрел его уши.
- Иди к дьяволу! - сказал Роман. - Саша, ты только полюбуйся на них!
- Ребята, - сказал я укоризненно, - да кто же так шутит? За кого вы
нас принимаете?
- А что остается делать? - сказал Корнеев. - Кто-то врет. Либо вы,
либо все законы природы. Я верю в законы природы. Все остальное меняется.
Впрочем, он быстро скис, сел в сторонке и стал думать. Саня Дрозд
спокойно рисовал заголовок. Стелла глядела на всех по очереди испуганными
глазами. Володя Почкин быстро писал и зачеркивал какие-то формулы. Первым
заговорил Эдик.
- Если даже никакие законы не нарушаются, - рассудительно сказал он,
- все равно остается странным неожиданное появление большого количества
попугаев в одной и той же комнате и подозрительная смертность среди них.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг