умею! - Она закинула голову и выпустила из ноздрей две толстые струи дыма.
- Со второго раза получилось. Здорово верно?
- Редкостные способности, - заметил я.
- А вы не смейтесь, попробуйте сами... Меня сегодня научила одна дама
в Салоне. Всю меня обслюнявила, старая корова... Будете пробовать?
- А зачем это она вас слюнявила?
- Кто?
- Корова.
- Ненормальная. А может, грустица... Как вас зовут, я забыла.
- Иван.
- Потешное имя. Вы мне потом еще напомните... Вы не тунгус?
- По-моему, нет.
- Ну-у-у... А я всем сказала, что вы тунгус. Жалко... Слушайте, а
почему бы нам не выпить?
- Давайте.
- Мне сегодня нужно крепко выпить, чтобы забыть эту слюнявую корову.
Она выскочила в гостиную и вернулась с подносом. Мы выпили немного
бренди, посмотрели друг на друга, не нашли, что сказать, и выпили еще
немного бренди. Я чувствовал себя как-то неловко. Не знаю, в чем здесь
было дело, но она мне нравилась. Что-то чудилось мне в ней, я сам не
понимал, что именно; что-то отличало ее от длинноногих, гладкокожих
красоток, годных только для постели. И по-моему, ей во мне тоже что-то
чудилось.
- Прекрасная погода сегодня, - сказала она, отведя глаза.
- Жарко немного, - заметил я.
Она отхлебнула бренди, я тоже. Молчание затягивалось.
- Что вы больше всего любите делать? - спросила она.
- Когда как, а вы?
- Я тоже когда как. Вообще я люблю, чтобы было весело и ни о чем не
надо думать.
- Я тоже, - сказал я. - По крайней мере сейчас.
Она как-то подбодрилась. А я вдруг понял, в чем дело: за весь день я
сегодня не встретил ни одного по-настоящему приятного человека, и мне это
просто надоело. Ничего в ней не было.
- Пойдем куда-нибудь, - сказала она.
- Можно, - сказал я. Мне никуда не хотелось идти, хотелось немного
посидеть в прохладе.
- Я вижу, вам не очень-то хочется, - сказала она.
- Откровенно говоря, я предпочел бы немножко посидеть.
- А тогда сделайте, чтобы было весело.
Я подумал и рассказал про коммивояжера на верхней полке. Ей
понравилось, хотя соли она, по-моему, не уловила. Я ввел поправку и
рассказал про президента и старую деву. Она долго хохотала, дрыгая чудными
длинными ногами. Тогда я хватил бренди и рассказал про вдову, у которой на
стенке росли грибы. Она сползла на пол и чуть не опрокинула поднос. Я
поднял ее под мышки, водворил в кресло и выдал свою коронную историю про
пьяного межпланетника и девочку из колледжа. Тут прибежала тетя Вайна и
испуганно спросила, что делается с Вузи, не щекочу ли я ее. Я налил тете
Вайне бренди и, обращаясь персонально к ней, рассказал про ирландца,
который пожелал быть садовником. Вузи совсем зашлась, а тетя Вайна,
грустно улыбнувшись, поведала, что генерал-полковник Туур любил
рассказывать эту историю, когда был в хорошем настроении, только там
фигурировал, кажется, не ирландец, а негр, и претендовал он на должность
не садовника, а настройщика пианино. "И вы знаете, Иван, у нас эта история
кончалась как-то не так", - добавила она, подумав. В этот момент я
заметил, что в дверях стоит Лэн и смотрит на нас. Я помахал и улыбнулся
ему. Он словно не заметил этого, и тогда я подмигнул ему и поманил его
пальцем.
- С кем это вы там перемигиваетесь? - спросила Вузи ломаным от смеха
голосом.
- Это Лэн, - сказал я. Все-таки смотреть на нее было одно
удовольствие, люблю смотреть, когда люди смеются, особенно такие, как
Вузи, красивые и почти дети.
- Где Лэн? - удивилась она.
Лэна в дверях не было.
- Лэна нет, - сказала тетя Вайна, которая одобрительно нюхала свою
рюмочку с бренди и ничего не заметила. - Мальчик сегодня пошел к Зирокам
на день рождения. Если бы вы знали, Иван...
- А почему он говорит - Лэн? - спросила Вузи, снова оглядываясь на
дверь.
- Лэн был здесь, - объяснил я. - Я помахал ему рукой, а он убежал. Вы
знаете, он мне показался немножко диковатым.
- Ах, он у нас очень нервный ребенок, - сказала тетя Вайна. - Он
родился в тяжелое время, а в этих нынешних школах совершенно не умеют
подойти к нервным детям. Сегодня я отпустила его в гости...
- Мы сейчас тоже пойдем, - сказала Вузи. - Вы меня проводите. Я
только подмалююсь, а то из-за вас у меня все размазалось. А вы пока
наденьте что-нибудь приличное.
Тетя Вайна была не прочь остаться, рассказать мне еще что-нибудь и,
может быть, даже показать фотоальбом Лэна, но Вузи утащила ее с собой, и я
слышал, как она спрашивает мать за дверью: "Как его зовут? Не могу
запомнить... Веселый дядька, правда?" - "Вузи!.." - укоризненно внушала
тетя Вайна.
Я выложил на постель весь свой гардероб и попытался сообразить, как
Вузи представляет себе прилично одетого человека. До сих пор мне казалось,
что я одет вполне прилично. Вузины каблучки уже выбивали в кабинете
нетерпеливую чечетку. Ничего не придумав, я позвал ее.
- Это все, что у вас есть? - спросила она, сморщив нос.
- Неужели не годится?
- Да ладно, сойдет... Снимайте пиджак и надевайте вот эту гавайку...
Или лучше вот эту. Ну и одеваются у вас в Тунгусии... Давайте побыстрее.
Нет-нет, рубашку тоже снимайте.
- Что, на голое тело?
- Знаете, вы все-таки тунгус. Вы куда собираетесь? На полюс? На Марс?
Что это у вас под лопаткой?
- Пчелка укусила, - сказал я, торопливо натягивая гавайку. - Пошли.
На улице было уже темно. Люминесцентные лампы мертво светили сквозь
черную листву.
- Куда мы направляемся? - спросил я.
- В центр, конечно... Не хватайте меня под руку, жарко... Драться вы
хоть умеете?
- Умею.
- Это хорошо, я люблю смотреть.
- Смотреть я тоже люблю...
Народу на улицах было гораздо больше, чем днем. Под деревьями, среди
кустов, в воротах группами по нескольку человек торчали какие-то
неприкаянные люди. Они остервенело курили трещащие синтетические сигареты,
гоготали, небрежно и часто отплевывались и громко разговаривали грубыми
голосами. Над каждой группой висел гомон радиоприемников. Под одним
фонарем стучало банджо, и двое подростков, корчась и изгибаясь, отчаянно
вскрикивая, плясали модный фляг, танец большой красоты, когда умеешь его
танцевать. Подростки умели. Вокруг стояла компания, тоже отчаянно
вскрикивала и ритмично била в ладоши.
- Может быть, станцуем? - предложил я Вузи.
- Нет уж... - прошипела она, схватила меня за руку и пошла быстрее.
- А почему нет? Вы не умеете фляг?
- Я лучше с крокодилами буду плясать, чем с этими...
- Напрасно, - сказал я. - Ребята как ребята.
- Да, каждый в отдельности, - сказала Вузи с нервным смешком. - И
днем.
Они торчали на перекрестках, толпились под фонарями, угловатые,
прокуренные, оставляя на тротуарах россыпи плевков, окурков и бумажек от
конфет. Нервные и нарочито меланхоличные. Жаждущие, поминутно озирающиеся,
сутуловатые. Они ужасно не хотели походить на остальной мир и в то же
время старательно подражали друг другу и двум-трем популярным киногероям.
Их было не так уж и много, но они бросались в глаза, и мне казалось, что
каждый город и весь мир заполнены ими, - может быть, потому, что каждый
город и весь мир принадлежали им по праву. И они были полны для меня
какой-то темной тайны. Ведь я сам простаивал когда-то вечера с компанией
приятелей, пока не нашлись умелые люди, которые увели нас с улицы, и потом
много-много раз видел такие же компании во всех городах земного шара, где
умелых людей не хватало. Но я никогда и не смог понять до конца, какая
сила отрывает, отвращает, уводит этих ребят от хороших книг, которых так
много, от спортивных залов, которых предостаточно в этом городе, от
обыкновенных телевизоров, наконец, и гонит на вечерние улицы с сигаретой в
зубах и транзистором в ухе - стоять, сплевывать (подальше), гоготать
(попротивнее) и ничего не делать. Наверное в пятнадцать лет из всех благ
мира истинно привлекательным кажется только одно: ощущение собственной
значимости и способность вызывать всеобщее восхищение или по крайней мере
привлекать внимание. Все же остальное представляется невыносимо скучным и
занудным и в том числе, а может быть и в особенности, те пути достижения
желаемого, которые предлагает усталый и раздраженный мир взрослых...
- А вот здесь живет старый Руэн, - сказала Вузи. - У него каждый
вечер новая. Устроился так, старый хрыч, что они к нему сами ходят. Во
время заварушки ему оторвало ногу... Видите, у него света нет, радиолу
слушают. А ведь страшный, как смертный грех!
- Хорошо тому живется, у кого одна нога... - рассеянно сказал я.
Она, конечно, захихикала и продолжала:
- А вот тут живет Сус. Он рыбарь. Вот это парень!
- Рыбарь? - сказал я. - И чем же занимается, этот Сус-рыбарь?
- Рыбарит. Что делают рыбари? Рыбарят! Или вы спрашиваете, где он
служит?
- Нет, я спрашиваю, где он рыбарит.
- В метро... - Она вдруг запнулась. - Слушайте, а вы сами не рыбарь?
- Я? А что, заметно?
- Что-то в вас есть, я сразу заметила. Знаем мы этих пчелок, которые
кусают в спину.
- Неужели?
Она взяла меня под руку.
- Расскажите что-нибудь, - сказала она, подлащиваясь. - У меня
никогда не было знакомых рыбарей. Вы ведь мне что-нибудь расскажете?
- А как же... Рассказать про летчика и корову?
- Нет, правда...
- Какой жаркий вечер! - сказал я. - Хорошо, что вы сняли с меня
пиджак.
- Все равно ведь все знают. И Сус рассказывает, и другие...
- Вот как? - спросил я с интересом. - Что же рассказывает Сус?
Она сразу отпустила мою руку.
- Я сама не слыхала... Девчонки рассказывали.
- И что же рассказывали девчонки?
- Ну... Мало ли что... Может быть они, врут все. Может, Сус вовсе тут
ни при чем...
- Гм... - сказал я.
- Ты только не подумай про Суса, он хороший парень и очень
молчаливый.
- Чего ради я стану думать про Суса? - сказал я, чтобы ее успокоить.
- Я его и в глаза не видел.
Она опять взяла меня под руку и с энтузиазмом сказала, что сейчас мы
выпьем.
- Сейчас самое время нам с тобой выпить, - сказала она.
Она уже прочно была со мной на "ты". Мы свернули за угол и вышли на
магистраль. Здесь было светлее, чем днем. Сияли лампы, светились стены,
разноцветными огнями полыхали витрины. Это был, вероятно, один из кругов
Амадова рая. Но я представлял себе все это как-то иначе. Я ожидал ревущие
оркестры, кривляющиеся пары, полуголых и голых людей. А здесь было
довольно спокойно. Народу было много, и, по-моему, все были пьяны, но все
были отлично и разнообразно одеты, и все были веселы. И почти все курили.
Ветра не было ни малейшего, и волны сизого табачного дыма качались вокруг
ламп и фонарей, как в накуренной комнате. Вузи затащила меня в какое-то
заведение, высмотрела знакомых и удрала, пообещав найти меня позже. Народ
в заведении стоял стеной. Меня прижали к стойке, и я опомниться не успел,
как проглотил рюмку горькой. Пожилой коричневый дядя с желтыми белками
гудел мне в лицо:
- ...Куэн повредил ногу, так? Брош пошел в артики и теперь никуда не
годен. Это уже трое, так? А справа у них нет никого, Финни у них справа, а
это еще хуже, чем никого. Официант он, вот и все. Так?
- Что вы пьете? - спросил я.
- Я вообще не пью, - с достоинством ответил коричневый, дыша сивухой.
- У меня желтуха. Слыхали про такое?
Позади меня кто-то сверзился с табурета. Шум то стихал, то
усиливался. Коричневый, надсаживаясь, выкрикивал историю про какого-то
типа, который на работе повредил шланг и чуть не умер от свежего воздуха.
Понять что-нибудь было трудно, потому что разнообразные истории
выкрикивались со всех сторон.
- ...Он, дурак, успокоился и ушел, а она вызвала грузотакси,
погрузила его барахло и велела свезти за город и там все вывалить...
- ...А я твой телевизор к себе и в сортир не повешу. Лучше "Омеги"
все равно ничего не придумать, у меня есть сосед, инженер, он так прямо и
говорит. Лучше, говорит, "Омеги" ничего не придумать...
- ...Так у них свадебное путешествие и закончилось. Вернулись они
домой, отец его в гараж заманил, - а отец у него боксер - и там его
исхлестал, ну, до потери сознания, врача потом вызывали...
- ...Ну ладно, взяли мы на троих... А правило у них, знаешь, какое:
бери все, что захочешь, но сглотай все, что берешь. А он уже завелся.
Берем, говорит, еще... А они уже ходят рядом и смотрят... Ну, думаю,
хватит, пора рвать когти...
- ...Деточка, да я бы с твоим бюстом горя бы не знал, такой бюст раз
на тысячу встречается, ты не думай, что я тебе комплименты говорю, я
комплиментов не люблю...
На опустевший табурет рядом со мной вскарабкалась поджарая девчонка с
челкой до кончика носа и принялась стучать кулачками по стойке, крича:
"Бармен! Бармен! Пить!" Гомон опять немного стих, и я услышал, как позади
двое переговариваются трагическим полушепотом: "А где достал?" - "У Бубы.
Знаешь Бубу? Инженер..." - "И что, настоящий?" - "Жуть, сдохнуть можно!" -
"Там еще таблетки какие-то нужны..." - "Тихо, ты..." - "Да ладно, кто нас
слушает... Есть у тебя?" - "Буба дал один пакетик, он говорит, это в любой
аптеке навалом... Во, смотри..." Пауза. "Де... Девон... Что это такое?" -
"Лекарство какое-то, почем я знаю..." Я обернулся. Один был краснощекий, в
расстегнутой до пупа рубашке, с волосатой грудью. А другой был какой-то
изможденный, с пористым носом. Оба смотрели на меня.
- Выпьем? - предложил я.
- Алкоголик, - сказал пористый нос.
- Не надо, не надо, Пэт, - сказал краснощекий. - Не заводись,
пожалуйста.
- Если нужен "Девон", могу ссудить, - громко сказал я.
Они отшатнулись. Пористый нос принялся осторожно озираться. Краем
глаза я заметил, что несколько лиц повернулись в нашу сторону и
выжидательно застыли.
- Пошли, Пэт, - сказал вполголоса краснощекий. - Пошли, ну его
совсем.
Кто-то положил руку мне на плечо. Я оглянулся и увидел загорелого
красивого мужчину с мощными мышцами.
- Да? - сказал я.
- Приятель, - сказал он доброжелательно, - брось ты это дело. Брось,
пока не поздно. Ты "Носорог"?
- Я гиппопотам, - сострил я.
- Не нужно, я серьезно. Тебя, может, побили?
- До синяков.
- Ладно, не расстраивайся. Сегодня тебя, завтра ты... А "Девон" и все
прочее - это дрянь, ты мне уж поверь. Много на свете дряни, а это уж всем
дряням дрянь, понимаешь?
Девочка с челкой посоветовала мне:
- Тресни ему по зубам, чего он суется... Шпик паршивый...
- Налакалась, дура, - спокойно сказал загорелый и повернулся к нам
спиной. Спина у него была огромная, обтянутая полупрозрачной рубашкой и
вся в круглых буграх мускулов.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг