преподаватели университета. Правда, заводы города тоже имеют лаборатории.
Таких лабораторий всего четыре, и я обследовал их все. Эти лаборатории
сугубо специализированы и загружены текущей работой до предела. Поскольку
заводы работают круглосуточно, не было никаких оснований предполагать, что
заводские лаборатории могут стать центрами производства слега. А вот из
семи лабораторий университета две явно окружены атмосферой тайны. Что там
делается, выяснить мне не удалось, однако я взял на заметку трех
студентов, которые, как мне кажется, должны знать это наверняка...
Я слушал его очень внимательно, поражаясь, как много он успел здесь,
но мне было уже ясно, в чем его главная ошибка. Я понимал, что он шел по
ложному следу, и вместе с тем во мне зрело смутное ощущение еще более
значительной ошибки, главной ошибки, ошибки в изначальной схеме Совета.
- ...И я пришел к представлению, - говорил Оскар, - о существовании
полугангстерской организации вертикального типа с четкими разделениями
функций отдельных групп. Производственная группа занимается изготовлением
и совершенствованием слега... Должен вам сказать, что слег, чем бы он ни
был, совершенствуется: мне удалось установить, что в самом начале "Девон"
не применялся... Далее, коммерческая группа занимается распространением
слега, а боевая группа терроризирует население и пресекает возникающие
разговоры о слеге. Запуганность обывателей...
И тут я все понял.
- Одну минуту, - сказал я. - Оскар, вы гарантируете, что в городе
всего две тайные организации?
- Да, - сказал Оскар. - Только меценаты и интели.
- Продолжайте, Оскар, - сказал Мария недовольно. - Иван, я попросил
бы не перебивать.
- Виноват, - сказал я.
Оскар продолжал говорить, но я его больше не слушал. В мозгу у меня
словно вспыхнуло что-то. Традиционная изначальная схема всех наших
мероприятий с ее непременной аксиомой о существовании разветвленной
организации злоумышленников разлетелась в пыль, и я только удивлялся, как
я раньше не усмотрел всей ее глупой сложности для этой простой страны. Не
было тайных мастерских, охраняемых угрюмыми личностями с кастетами, не
было осторожных, лишенных принципов деловых людей, не было коммивояжеров с
двойными воротничками, набитыми контрабандой, и зря Оскар вычерчивал эту
красивую схему из кружков и квадратиков, соединенных путаницей линий, с
надписями "центр", "штаб" и многочисленными вопросительными знаками.
Нечего было разрушать и сжигать, некого здесь было брать и высылать на
Баффинову землю. Была современная промышленность бытовых приборов,
государственные магазины, где слеги продавались по пятьдесят центов, и
были - вначале - один-два не лишенных изобретательности человека,
изнывающих от безделья и жаждущих новых впечатлений, и была средних
размеров страна, где изобилие было когда-то целью, да так и не стало
средством. И этого оказалось вполне достаточно.
Кто-то по ошибке вставил в приемник слег вместо гетеродина и залег в
ванну понежиться, послушать хорошую музыку или узнать последние новости, -
и началось. Поползли слухи, в мусоропроводы посыпались останки фоноров,
потом до кого-то дошло, что слеги можно добывать не из фоноров, а просто
покупать в магазинах, и кто-то догадался применить ароматические соли, и
кто-то пустил в ход "Девон", и люди начали умирать в ваннах от нервного
истощения, и статистический отдел Совета Безопасности подал в Президиум
совершенно секретный доклад, и сразу обнаружилось, что все умертвия
произошли с туристами, побывавшими в этой стране, и что в этой стране
таких умертвий больше, чем в любом другом месте Планеты. И как это часто
бывает, на хорошо проверенных фактах построили неверную теорию, и нас,
строго законспирированных, одного за другим послали сюда раскрывать тайную
шайку торговцев новым, неизвестным наркотиком, и мы прибыли сюда, и делали
тут глупости, и как это всегда бывает, никакой труд не пропал даром, и
если искать виноватого, то виноваты все, от мэра до Римайера, а раз все,
то значит - никто, и теперь надо...
- Иван, - раздраженно сказал Мария. - Вы заснули?
Они оба смотрели на меня. Оскар протягивал мне блокнот со схемой. Я
взял блокнот и бросил его на стол.
- Послушайте, - сказал я. - Оскар, конечно, молодчина, но мы опять
сели в лужу... Оскар, вы так много увидели, и вы ничего не поняли. Если в
этой стране и есть люди, ненавидящие слег, то это интели. Интели не
гангстеры, это отчаявшиеся люди, патриоты... У них одна задача -
расшевелить это болото. Любыми средствами. Дать этому городу хоть
какую-нибудь цель, заставить его оторваться от корыта... Они жертвуют
собой, понимаете? Они вызывают огонь на себя, пытаются возбудить в городе
хоть одну общую для всех эмоцию, пусть хотя бы ненависть... Неужели вы не
слыхали о слезогонке, о расстрелах дрожек?.. И в лабораториях они
изготовляют не слег, они там делают бомбы, варят слезогонку... И вообще
нарушают закон о военной технике. Они путч готовят на двадцать восьмое, а
слег - вот!
Я сунул им каждому по слегу и тут же выложил все, что я по этому
поводу думаю.
Сначала они слушали меня с недоверием. Потом они уставились на слеги
и не сводили с них глаз, пока я не закончил, а когда я закончил, они
довольно долго молчали. Мария держал свой слег, как жужелицу. На лице его
было неудовольствие. Оскар сказал:
- Вакуумный тубусоид... Гм... Действительно... И приемники... В этом
что-то есть...
Мария сунул слег в нагрудный карман и решительно объявил:
- Ничего в этом нет. То есть я вами, конечно, доволен, Иван, вы,
видимо, нашли то, что нужно, но работать вам не в Совете, а в Комиссии
мировых проблем. Они там обожают философствовать, и по сей день ничего
полезного не сделали. А вы работаете у нас уже десять лет, но так и не
осознали простой истины: если есть преступление, значит, есть и
преступник...
- Это неверно, - сказал я.
- Это верно! - сказал Мария. - Не затевайте со мной спора, вечно вы
спорите!.. Молчите, Оскар, сейчас говорю я. И я спрашиваю вас, Иван: какой
толк в вашей версии? Что вы предлагаете делать? Только конкретно,
пожалуйста. Конкретно!
- Конкретно... - проговорил я.
Да, моя версия им не подходила. Они, наверное, даже не считали ее
версией. Для них это была философия. Они были люди, так сказать,
решительного действия, гиганты немедленных решительных мер. Они не давали
спуску. Они рубили узлы и срывали дамокловы мечи. Они принимали решение
быстро, а приняв, больше уже не сомневались. Они не умели иначе. Это было
их мировоззрение... И это только я так считал, что их время прошло...
Терпение, подумал я. Мне понадобится очень много терпения... Я понял
вдруг, что логика жизни снова отрывает от меня моих лучших товарищей и что
теперь мне будет особенно плохо, потому что решения _э_т_о_г_о_ спора
придется ждать долго, очень долго... Они смотрели на меня.
- Конкретно... - повторил я. - Конкретно я предлагаю столетний план
восстановления и развития человеческого мировоззрения в этой стране.
Оскар неприязненно сморщился, а Мария сказал желчно:
- Ха-ха! Я говорю с вами серьезно.
- Я тоже. Нужны не сыщики и не опергруппы с автоматами.
- Нужно _р_е_ш_е_н_и_е_! - сказал Мария. - Не разговоры, а решение!
- Я предлагаю именно решение, - сказал я.
Мария побагровел.
- Нужно спасать людей, - сказал он. - Души мы будем спасать потом,
когда спасем людей... Не раздражайте меня, Иван!
- Пока вы будете восстанавливать мировоззрение, - сказал Оскар, -
люди будут умирать или становиться идиотами.
Я не хотел спорить, но все-таки сказал:
- До тех пор, пока человеческое мировоззрение не будет восстановлено,
люди будут умирать и становиться идиотами, и никакие опергруппы здесь не
помогут... Вспомните Римайера, - сказал я.
- Римайер забыл свой долг! - яростно сказал Мария.
- Вот именно! - сказал я.
Мария захлопнул рот и, сорвав очки, некоторое время молча вращал
глазами. Он был, несомненно, железный человек: просто-таки видно было, как
он загоняет свое бешенство в желчный пузырь. Через минуту он был уже
совершенно спокоен и мирно улыбался.
- Да, - сказал он. - Я, кажется, вынужден признать, что разведка как
общественный институт окончательно деградировала. Видимо, последних
настоящих разведчиков мы перебили во время путчей. "Нож" Данцигер,
"Бамбук" Савада, "Кукла" Гровер, "Козлик" Боас... Да, они продавались и
покупались, у них не было родины, они были подонками, люмпенами, но они
работали! "Сириус" Харам... Он работал на четыре разведки, он был
мерзавец. Он был грязная скотина. Но если он давал информацию, то это была
настоящая информация, ясная, точная и своевременная. Помню, я приказал
повесить его, не испытывая никакой жалости, но, когда я смотрю на
сегодняшних моих сотрудников, я понимаю, какая это была потеря... Ну
хорошо, ну не удержался человек, стал наркоманом, в конце концов "Бамбук"
Савада тоже был наркоманом. Но зачем писать лживые донесения? Ну не пиши
их вообще, уволься, извинись... Я приезжаю в этот город в глубокой
уверенности, что знаю его досконально, потому что у меня здесь уже десять
лет сидит опытный, проверенный резидент. И вдруг выясняю, что ровно ничего
не знаю. Каждый местный мальчишка знает, кто такие рыбари. А я не знаю! Я
знаю только, что организация "КВС", занимавшаяся примерно тем же, чем
занимаются нынешние рыбари, была расформирована и запрещена три года
назад. Я знаю это из донесений моего резидента. А в местной полиции мне
сообщают, что общество "ДОЦ" возникло два года назад, и этого из донесений
моего резидента я уже не узнал... Я беру элементарный пример, мне в конце
концов нет никакого дела до рыбарей, но это же превращается в стиль
работы! Донесения задерживаются, донесения лгут, донесения
дезинформируют... Донесения, наконец, просто выдумываются! Один явочным
порядком увольняется из Совета и не считает нужным сообщить об этом своему
начальнику, ему, видите ли, надоело, он все собирался сообщить, да как-то
не нашел времени... Другой, вместо того чтобы бороться с наркотиками, сам
становится наркоманом... А третий философствует!
Он горестно мне покивал.
- Поймите меня правильно, Иван, - продолжал он. - Я не против
философствований. Но философия - это одно, а наша работа - это совсем
другое. Ну посудите сами, Иван, если нет тайного центра, если имеет место
стихийная самодеятельность, то откуда эта скрытность? Эта конспирация?
Почему слег окружен такой таинственностью? Я допускаю, что Римайер, молчит
потому, что его мучают угрызения совести вообще и в частности за вас,
Иван. Но остальные? Ведь слег не запрещен законом, о слеге знают все, и
все таятся. Вот Оскар не философствует, он полагает, что обывателя просто
запугивают. Это я понимаю. А что полагаете вы, Иван?
- У вас в кармане, - сказал я, - лежит слег. Идите в ванную. "Девон"
на туалетной полочке - таблетку в рот, четыре в воду. Водка в шкафчике. Мы
вас подождем с Оскаром. А потом вы нам расскажите - громко, вслух, своим
товарищам по работе и подчиненным - о своих ощущениях и переживаниях. А
мы... Вернее, Оскар пусть послушает, а я, так и быть, выйду.
Мария надел очки и воззрился на меня.
- Вы полагаете, что я не расскажу? Вы полагаете, что я тоже
пренебрегу служебным долгом?
- То, что вы узнаете, не будет иметь никакого отношения к служебному
долгу. Служебный долг вы, может быть, нарушите потом. Как Римайер. Это
слег, товарищи. Это машинка, которая будит фантазию и направляет ее куда
придется, а в особенности туда, куда вы сами бессознательно - я
подчеркиваю: бессознательно - не прочь ее направить. Чем дальше вы от
животного, тем слег безобиднее, но чем ближе вы к животному, тем больше
вам захочется соблюсти конспирацию. Сами животные вообще предпочитают
помалкивать. Они знай себе давят на рычаг.
- На какой рычаг?
Я объяснил им про крыс.
- А вы сами-то пробовали? - спросил Мария.
- Да.
- И что?
- Как видите, помалкиваю, - сказал я.
Некоторое время Мария сопел. Потом он сказал:
- Ну, я не ближе к животному, чем вы... Как это вставить?
Я зарядил приемник и подал ему. Оскар следил за нами с интересом.
- С богом, - сказал Мария. - Где тут ванная? Заодно помоюсь с дороги.
Он заперся в ванной, и было слышно, как он там все роняет.
- Странное дело, - сказал Оскар.
- Это вообще не дело, - возразил я. - Это кусок истории, Оскар, а вы
хотите засунуть его в папку с тесемками. А это вам не гангстеры. Ясно даже
и ежу, как говаривал Юрковский.
- Кто?
- Юрковский Владимир Сергеевич. Был такой известный планетолог, я с
ним работал.
- А-а, - сказал Оскар. - Между прочим, на площади напротив "Олимпика"
стоит памятник какому-то Юрковскому.
- Это тот самый и есть.
- Правда? - сказал Оскар. - А впрочем, вполне возможно. Только
памятник ему воздвигли не за то, что он был известным планетологом. Он
просто впервые в истории города сорвал банк в электронную рулетку. Такой
подвиг было решено увековечить.
- Я ожидал чего-нибудь в этом роде, - пробормотал я. Мне было
тоскливо.
В ванной зашумел душ, и вдруг Мария заорал ужасным голосом. Сначала я
решил, что он пустил ледяную воду вместо теплой, но он орал не переставая,
а потом принялся ругаться страшными словами. Мы с Оскаром переглянулись.
Оскар был в общем спокоен, он решил, что так проявляется действие слега, и
на лице его возникло сочувственное выражение. Бешено лязгнула задвижка,
дверь ванной с треском откатилась, в спальне зашлепали мокрые пятки, и
голый Мария ввалился в кабинет.
- Вы что - идиот? - заорал он на меня. - Что за грязные шутки?
Я обмер. Мария был похож на чудовищную зебру. Его упитанное тело
покрывали вертикальные ядовито-зеленые потеки. Он орал и топал ногами, от
него летели изумрудные брызги. Когда мы пришли в себя и осмотрели место
происшествия, выяснилось, что душевой конус забит губкой, пропитанной
зеленым лаком, и я вспомнил записку Лэна, и понял, что это Вузи. Инцидент
исчерпывался долго. Мария считал, что это издевательство и хамское
нарушение субординации. Оскар ржал. Я тер Марию щеткой и объяснялся. Потом
Мария заявил, что теперь уж он никому не верит и испытает слег дома. Он
оделся и принялся обсуждать с Оскаром план блокады города.
А я мыл ванну и думал, что моя работа в Совете Безопасности на этом
заканчивается, что мне будет плохо и мне уже плохо, что я не знаю, с чего
нужно начинать, что мне хочется включиться в обсуждение плана блокады, но
хочется не потому, что я считаю блокаду необходимой, а потому, что это так
просто, гораздо проще, чем вернуть людям души, сожранные вещами, и научить
каждого думать о мировых проблемах, как о своих личных. "...Изолировать
этот гнойник от мира, изолировать жестко - вот и вся наша философия", -
вещал Мария. Это предназначалось мне. А может быть, и не только мне. Ведь
Мария умница. Он наверняка понимает, что изоляция - это всегда оборона, а
здесь надо наступать. Но наступать он умел только опергруппами, и ему,
наверное, было неловко в этом признаться.
Спасать. Опять спасать. До каких же пор вас нужно будет спасать? Вы
когда-нибудь научитесь спасать себя сами? Почему вы вечно слушаете попов,
фашиствующих демагогов, дураков опиров? Почему вы не желаете утруждать
свой мозг? Почему вы так не хотите думать? Как вы не можете понять, что
мир огромен, сложен и увлекателен? Почему вам все просто и скучно? Чем же
таким ваш мозг отличается от мозга Рабле, Свифта, Ленина, Эйнштейна,
Строгова? Когда-нибудь я устану от этого, подумал я. Когда-нибудь у меня
не хватит больше сил и уверенности. Ведь я такой же, как вы! Только я хочу
помогать вам, а вы не хотите помогать мне...
Наверху визгливо кричала Вузи, тонко и жалобно заплакал Лэн. В
кабинете что-то бубнил Оскар. А я вдруг подумал, что теперь не уеду
отсюда. Я здесь всего три дня, я не знаю, с чего здесь надо начинать и что
должен делать, но я не уеду отсюда, пока мне позволяет закон об
иммиграции. А когда он перестанет позволять, я его нарушу.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг