свирепый взгляд. - Где жители? Почему все закрыто?.. Все спят, никого не
добьешься...
- Вы только что приехали?
- Да.
Он отодвинул пустую тарелку и придвинул полную. Потом он отхлебнул
светлого пива.
- Откуда вы? - спросил я. Он свирепо взглянул на меня, и я поспешно
добавил: - Если это не секрет, конечно...
- Нет, - сказал он, - не секрет... - И принялся есть.
Я допил сок и собрался было уходить, но он сказал:
- Здорово живут, собаки. Такая еда, и сколько хочешь, и все
бесплатно.
- Ну, все-таки не совсем бесплатно, - возразил я.
- Девяносто долларов! Гроши! Я за три дня съем на девяносто долларов!
- Глаза его вдруг остановились. - С-собаки, - пробормотал он, снова
принимаясь за еду.
Я знал таких людей. Они приезжали из крошечных, разграбленных до
полной нищеты королевств и республик, они жадно ели и пили, вспоминая
прокаленные солнцем пыльные улицы своих городов, где в жалких полосках
тени неподвижно лежали умирающие голые мужчины и женщины, а дети с
раздутыми животами копались в помойках на задворках иностранных
консульств. Они были переполнены ненавистью, и им нужны были только две
вещи: хлеб и оружие. Хлеб для своей шайки, находящейся в оппозиции, и
оружие против другой шайки, стоящей у власти. Они были самыми яростными
патриотами, горячо и пространно говорили о любви к народу, но всякую
помощь извне решительно отвергали, потому что не любили ничего, кроме
власти, и никого, кроме себя, и готовы были во славу народа и торжества
высоких принципов уморить свой народ - если понадобится, до последнего
человека - голодом и пулеметами.
- Оружие? Хлеб? - спросил я.
Он насторожился.
- Да, - сказал он. - Оружие и хлеб. Только без дурацких условий. И по
возможности даром. Или в кредит. Истинные патриоты никогда не имеют денег.
А правящая клика купается в роскоши...
- Голод? - спросил я.
- Все что угодно. А вы тут купаетесь в роскоши. - Он ненавидяще
посмотрел на меня. - Весь мир купается в роскоши, и только мы голодаем. Но
вы напрасно надеетесь. Революцию не остановить!
- Да, - сказал я. - А против кого революция?
- Мы боремся против кровопийц Бадшаха! Против коррупции и разврата
правящей верхушки, за свободу и истинную демократию... Народ с нами, но
народ надо кормить. А вы нам заявляете: хлеб дадим только после
разоружения. Да еще грозите вмешательством... Какая гнусная лживая
демагогия! Какой обман революционных масс! Разоружиться перед лицом
кровопийц - это значит накинуть петлю на шею настоящих борцов! Мы
отвечаем: нет! Вы не обманете народ! Пусть разоружаются Бадшах и его
убийцы! Тогда мы посмотрим, что надо делать.
- Понятно, - сказал я. - Но Бадшах, вероятно, тоже не хочет, чтобы
ему накинули петлю на шею.
Он резко отставил бокал с пивом, и рука его привычно потянулась к
кобуре. Впрочем, он быстро опомнился.
- Я так и знал, что вы ни черта не понимаете, - сказал он. - Вы
сытые, вы осоловели от сытости, вы слишком кичливы, чтобы понять нас. В
джунглях вы бы не осмелились так разговаривать со мной!
В джунглях я бы говорил с тобой по-другому, бандюга, подумал я и
сказал:
- Я действительно многого не понимаю. Я, например, не понимаю, что
случится после того, как вы одержите победу. Предположим, вы победили,
повесили Бадшаха, если он, в свою очередь, не успел удрать за хлебом и
оружием...
- Он не успеет. Он получит то, что заслужил. Революционный народ
раздерет его в клочья! И вот тогда мы начнем работать. Мы построим у себя
химические заводы и завалим страну едой и одеждой. Мы вернем территории,
отторгнутые у нас сытыми соседями, мы выполним всю программу, о которой
вопит сейчас лживый Бадшах, чтобы обмануть народ... И вот тогда, только
тогда, мы разоружимся. Нам уже не нужна будет ваша помощь. Понимаете? Мы
разоружимся не потому, что вы поставили нам такие условия, а потому что
нам уже не нужно будет оружие. И вот тогда... - Он закрыл глаза, сладко
застонал и повел головой.
- Тогда вы станете сытыми, будете купаться в роскоши и спать до
полудня?
Он усмехнулся.
- Я это заслужил. Народ это заслужил. Никто не посмеет попрекнуть
нас. Мы будем есть и пить, сколько пожелаем, мы будем жить в настоящих
домах, мы скажем народу: теперь вы свободны, отдыхайте и развлекайтесь!
- И ни о чем не думайте, - добавил я. - А вам не кажется, что это все
может выйти вам боком?
- Бросьте! - сказал он благодушно. - Это демагогия. Вы демагог. И
догматик. У нас тоже есть такие догматики, вроде вас: бойтесь сытости!
Человек, мол, потеряет смысл жизни. Нет, отвечаем мы, человек ничего не
потеряет. Человек найдет, а не потеряет. Надо чувствовать народ, надо
самому быть из народа, народ не любит умников! Ради чего же мы, черт
побери, даем себя жрать древесным пиявкам и сами жрем червей? - Он вдруг
вполне добродушно ухмыльнулся. - Вы, наверное, на меня обиделись немного.
Я тут обозвал вас сытыми и еще как-то... Не надо, не обижайтесь. Изобилие
плохо, когда его у тебя нет, а у соседа оно есть. А завоеванное изобилие -
это отличная штука! За него стоит подраться. Все за него дрались. Его
нужно добывать с оружием в руках, а не обменивать на свободу и демократию.
- Значит, все-таки, ваша конечная цель - изобилие?
- Безусловно!.. Конечная цель всегда изобилие. Учтите только, что мы
разборчивы в средствах.
- Это я уже учел... Значит, изобилие. А человек?
- Что - человек?
Впрочем, я понимал, что спорить бесполезно.
- Вы никогда здесь не были раньше? - спросил я.
- А что?
- Поинтересуйтесь, - сказал я. - Этот город дает отличные предметные
уроки изобилия.
Он пожал плечами.
- Пока мне здесь нравится. - Он снова отодвинул пустую тарелку и
придвинул полную. - Закуски какие-то незнакомые... Все вкусно и дешево...
Этому можно позавидовать. - Он проглотил несколько ложек салата и
проворчал: - Мы знаем, что все великие революционеры дрались за изобилие.
У нас нет времени самим теоретизировать, но в этом и нет необходимости.
Теорий достаточно и без нас. И потом изобилие нам никак не грозит. Оно нам
еще долго не будет грозить. Есть задачи гораздо более насущные.
- Повесить Бадшаха, - сказал я.
- Да, для начала. А потом нам придется истребить догматиков. Я
чувствую это уже сейчас. Потом осуществление наших законных притязаний.
Потом еще что-нибудь объявится. А уж потом-потом-потом наступит изобилие.
Я оптимист, но я не верю, что доживу до него. Так что вы не беспокойтесь,
справимся как-нибудь. Если с голодом справимся, то с изобилием и
подавно... Догматики болтают: изобилие, мол, не цель, а средство. Мы
отвечаем на это так: всякое средство было когда-то целью. Сегодня изобилие
- цель. И только завтра оно, может быть, станет средством.
- Завтра может оказаться поздно, - сказал я.
Он смотрел на меня как на слабоумного. Я ушел.
Проходя мимо витрины, я еще раз взглянул на него. Он сидел спиной к
улице и снова ел, растопырив локти.
Когда я пришел домой, гостиная была уже пуста. Простыни и подушки
ребята свалили в углу. На письменном столе лежала прижатая телефоном
записка. Детским корявым почерком было написано: "Берегитесь. Она что-то
задумала. Возилась в спальне". Я вздохнул и сел в кресло.
До встречи с Оскаром (если она состоится) оставалось еще около часа.
Ложиться спать не имело смысла, да было и небезопасно - Оскар мог
пожаловать не один, и пораньше, и не через дверь. Я достал из чемодана
пистолет, вставил обойму и сунул в боковой карман. Потом я залез в бар,
сварил себе кофе и снова вернулся в кабинет.
Я вынул слег из своего приемника и из приемника Римайера, положил
перед собой на стол и снова попытался вспомнить, где же я видел точно
такие детали и почему мне кажется, что я видел их даже неоднократно. И я
вспомнил. Я сходил в спальню и принес оттуда фонор. Мне даже не
понадобилась отвертка. Я снял с фонора футляр, сунул указательный палец
под раструб одоратора и, зацепив ногтем, извлек вакуумный тубусоид
ФХ-92-у, четырехразрядный, статичного поля, емкость два. Продается в
магазинах бытовой электроники по пятьдесят центов за штуку. На местном
жаргоне - слег.
Так и должно быть, подумал я. Нас сбили с толку разговоры о новом
наркотике. Нас постоянно сбивают с толку разговоры о новых ужасных
изобретениях. Мы уже несколько раз садились в аналогичную лужу. Когда
Мхагана и Бурис обратились в ООН с жалобой на то, что сепаратисты
применяют новый вид оружия - замораживающие бомбы, мы кинулись искать
подпольные военные фабрики и даже арестовали двух самых настоящих
подпольных изобретателей (шестнадцати и девяноста шести лет). А потом
выяснилось, что эти изобретатели совершенно ни при чем, а ужасные
замораживающие бомбы были приобретены сепаратистами в Мюнхене на оптовом
складе холодильных установок и оказались бракованными суперфризерами.
Правда, действие этих суперфризеров действительно было ужасным. В
сочетании с молекулярными детонаторами (широко применяются подводными
археологами на Амазонке для отпугивания пираньи и кайманов) суперфризеры
были способны дать мгновенное понижение температуры до ста пятидесяти
градусов холода в радиусе двадцати метров. Потом мы долго убеждали друг
друга не забывать и всегда иметь в виду, что в наше время буквально
ежемесячно появляется масса технических новинок самого мирного назначения
и с самыми неожиданными побочными свойствами, и свойства эти часто бывают
таковы, что нарушения закона о запрещении производства оружия и
боеприпасов становятся просто бессмысленными. Мы сделались очень
осторожными с новыми видами вооружения, применяемыми различными
экстремистами, и спустя всего год попались на другом, когда принялись
искать изобретателей таинственной аппаратуры, с помощью которой браконьеры
выманивали птеродактилей далеко за пределы заповедника в Уганде, и нашли
остроумную самоделку из детской игрушки "встань - сядь" и довольно
распространенного медицинского прибора. А вот теперь мы поймали слег -
сочетание стандартного приемника, стандартного тубусоида и стандартных
химикалий с очень стандартной горячей водопроводной водой.
Короче говоря, тайные фабрики искать не придется, подумал я. И на том
спасибо. Придется искать ловких и беспринципных спекулянтов, которые очень
тонко чувствуют, что живут в Стране Дураков. Как трихины в свиной ляжке...
Пять-шесть предприимчивых корыстолюбцев. Невинный коттедж где-нибудь на
окраине. Пойти в универсальный магазин, купить за пятьдесят центов
вакуумный тубусоид, содрать с него целлофановую упаковку и переложить в
изящную коробку со стекловатой. И продать ("только по знакомству и только
вам!") за пятьдесят марок. Правда, имел место еще изобретатель. И даже не
один. Наверняка не один... Но они вряд ли выжили: это вам не манок для
птеродактилей... И вообще разве дело в спекулянтах?.. Ну продадут они еще
сорок слегов, ну сто. Даже в Городе Дураков должны же сообразить, наконец,
что к чему. И когда это случится, слег начнет распространяться, как пожар.
И позаботятся об этом прежде всего моралисты из "Радости жизни". А потом
выступит доктор Опир и заявит, что, по данным науки, слег способствует
ясности мышления и незаменим в борьбе против алкоголизма и плохого
настроения. И вообще идеал будущего - это огромное корыто с горячей
водой... И слово "слег" перестанут писать на заборах... Вот кого надо
брать за глотку, если вообще кого-нибудь брать, подумал я. Не в
спекулянтах же беда. В конце концов, спекулируют всегда только тем
товаром, на который есть спрос. Но Мария-то все равно пошлет нас ловить
спекулянтов, подумал я уныло.
В дверь постучали. В кабинет вошел Оскар, и он был действительно не
один. С ним был сам Мария, плотный, седой, как всегда, в темных очках и с
толстой тростью, смахивающий на ветерана, потерявшего зрение. Оскар
самодовольно улыбался.
- Здравствуйте, Иван, - сказал Мария. - Познакомьтесь, это ваш дублер
Оскар Пеблбридж. Из юго-западного отделения.
Мы пожали друг другу руки. Что мне всегда не нравилось в нашем Совете
Безопасности, так это множество замшелых традиций, а из всех традиций
больше всего меня бесила идиотская система перекрестной конспирации, из-за
которой мы постоянно перехватываем друг у друга агентуру, бьем друг другу
физиономии и сплошь и рядом стреляем друг в друга, и довольно метко. Не
работа, а игра в сыщики-разбойники, ну их всех в болото...
- Я вас собирался сегодня брать, - сообщил Оскар. - В жизни не видел
более подозрительного субъекта.
Я молча вынул из кармана пистолет, разрядил его и бросил в ящик
стола. Оскар следил за мной с одобрением. Я сказал, обращаясь к Марии:
- Я догадываюсь, что следствие бы просто провалилось, не начавшись,
если бы я знал об Оскаре. Однако должен сообщить, что вчера я его чуть не
искалечил.
- Я вас так и понял, - сказал Оскар самодовольно.
Мария кряхтя уселся в кресло.
- Никак не могу припомнить случая, - сказал он, - чтобы Иван был
чем-либо доволен. А между тем конспирация - это основа нашей работы...
Возьмите стулья, оба, и садитесь... Вы, Оскар, не имели права дать себя
покалечить, а вы, Иван, не имели права дать себя арестовать. Вот как
надлежит смотреть на эти вещи... А это что тут у вас? - сказал он, снимая
темные очки над слегами. - Между делом занялись радиотехникой? Похвально,
похвально...
Я понял, что они ничего не знают. Оскар листал записную книжку, где у
него все было зашифровано личным кодом, и, по-видимому, готовился делать
сообщение, а Мария водил мясистым носом над слегами, держа очки в поднятой
руке. В этом зрелище было нечто символическое.
- Итак, агент Жилин заполняет свой досуг радиотехникой, - проговорил
Мария, надевая очки и откидываясь в моем кресле. - У него много досуга, он
перешел на четырехчасовой рабочий день... А как обстоит дело со смыслом
жизни, агент Жилин? Вы, кажется, его нашли? Надеюсь, вас не придется
увозить, как агента Римайера?
- Не придется, - сказал я. - Я не успел втянуться. Римайер вам
что-нибудь рассказывал?
- Нет, что вы! - произнес Мария с огромным сарказмом. - Зачем? Ему
приказали выследить наркотик, он его выследил, воспользовался и теперь,
видимо, полагает, что исполнил свой долг... Он сам стал наркоманом,
понимаете? - сказал Мария. - Он молчит! Он накачался этим зельем до ушей и
говорить с ним бесполезно! Он бредит, что убил вас, и все время просит
радиоприемник... - Мария запнулся и посмотрел на радиоприемники. -
Странно, - сказал он. Он посмотрел на меня. - Впрочем, я люблю порядок.
Оскар прибыл сюда первым, у него есть кое-какие соображения - как по
поводу снадобья, так и по поводу операции. Начнем с него.
Я взглянул на Оскара.
- По поводу какой операции?
- Черт знает что... - сказал Мария.
- Захват центра, - объяснил Оскар. - Вы еще не напали на центр?
Ловля начинается, подумал я и сказал:
- Нет, не напал. На центр я не напал. Но...
- По порядку, по порядку, - строго сказал Мария и похлопал ладонью по
столу. - Начинайте, Оскар, а вы, Иван, слушайте внимательно и готовьте
свои соображения. Если вы еще способны соображать...
Оскар начал. По-видимому, он был хороший работник. Он действовал
быстро, энергично и целеустремленно. Правда, Римайер обвел его вокруг
пальца так же, как и меня. Но Оскару тем не менее удалось многое. Он
понял, что искомое "снадобье" называют слегом. Он очень быстро понял связь
слега с "Девоном". Он понял, что ни рыбари, ни перши, ни грустецы не имеют
к нам никакого отношения. Он превосходно понял, что в этом городе
практически невозможно сохранить какую бы то ни было тайну. Ему удалось
даже втереться в доверие к интелям, и он твердо установил, что в городе
существуют всего две действительно тайные организации: меценаты и интели.
И поскольку меценаты исключались, оставались только интели...
- Это не противоречило создавшемуся у меня убеждению, - говорил
Оскар, - что единственные люди в городе, способные вести научные или
квазинаучные изыскания и имеющие доступ к лабораториям, это студенты и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг