бельмам и.
В этот раз мне будто завинтили в висок раскаленный штопор - я узнал
советника.
И он тоже узнал меня.
- Инспектор? Зачем вы здесь, инспектор?
- Дорогу! - потребовал я.
В узком коридоре было не разойтись. Советник улыбнулся. Так могла бы
улыбнуться жаба:
- Не лезьте в наши дела, инспектор. Не надо. Тем более, что
генератора в Доме нет. Нет его! И значит, нет нарушения закона!
- Договорились с "саламандрами", Фальцев? Пропустите меня! - крикнул
я, чувствуя, что больше не выдержу.
Советник с неожиданным проворством поднял затянутые в чешую лапы,
наклонил выпуклый фиолетовый лоб. Передо мной опять был зверь.
- Мяса сладкого хочу! - прорычал он.
Я не успел увернуться. Лапы его сомкнулись на мне. Когти раздирали
одежду, дохнуло смрадом - я отчетливо увидел близкое ребристое небо, -
напрягся и вырвался из объятий. Зверь шел на меня, переваливаясь, выкатив
молочные глаза.
Я поднял светлый меч. Зверь прыгнул. Удар пришелся в голову. Она
распалась надвое. Хлынула темная ядовитая кровь. Вывалился серый мозг -
дымящийся, похожий на гречневую кашу. Я переступил через дергающееся тело.
Коридор казался бесконечным - поворот за поворотом. Копоть от факелов
забивала горло. Я впал в отчаяние. На обитой железом двери висела табличка
- "Технический отдел". Внутри что-то гудело и вспыхивало. Мне словно
залили в виски расплавленное железо. Глаза заволакивал туман. Я нащупал в
углу среди прочего барахла тяжелый лом и с размаху ударил им по
ближайшему, сверкающему стеклом и никелем звенящему мерцающему агрегату.
12
Толпа двигалась все медленнее и наконец совсем остановилась. Я
наступал на чьи-то пятки. На меня сзади тоже напирали.
- Почему стоим?
- Проверяют документы.
- Нашли время наводить порядок! Тут все с ума посходили, а они -
документы.
- Господин офицер! Когда нас пропустят?
- Не могу сказать, сударь.
- Полиция - так ее и растак!
Меня теснили спинами и локтями. Площадь не вмещала народ. Сюда
собрались, наверное, со всех окраин. И не удивительно - Спектакль шел уже
чуть ли не полдня.
Проверка документов меня не радовала. Несомненно, искали нас. Я
скосил глаза на профессора. Он сильно осунулся, под слезящимися веками в
морщинистых мешках скопилась синева.
- Отпустили бы вы меня в самом деле, - устало сказал он. - Я старый
человек, я этого не выдержу. Слово власти вам известно. Ну дадут мне
пожизненное заключение - что толку?
На левой руке, чуть ниже плеча у него запеклась кровь: зацепил кто-то
из "саламандр".
- Давайте-ка, я вас лучше перевяжу, - сказал я.
Он поморщился.
- Ах, оставьте ради бога!
Продолговатый пупырчатый, как огурец, вертолет с растопыренными
лапами на брюхе прочертил небо. Тысячи поднятых лиц проводили его.
- Военные, чтоб их подальше, - сказал кто-то.
Вертолет приземлился на крышу Дома. Она еще слегка дымилась. В
верхнем этаже чернело оплавленное отверстие - попадание податомной
базукой. Они, "саламандры", оборонялись очень упорно. Поставили на чердаке
два пулемета с автоматической наводкой и плотно, веерным огнем закрыли все
пространство над Домом. Десантники сунулись было сверху - и потеряли две
машины. Один вертолет стоял сейчас на краю крыши - помятый, уткнувшись
винтом в ребристое железо. Другому не повезло совсем. Он рухнул на
асфальт, вспучив облако пламени, раскидал вокруг горящие обломки и тела.
Кажется, из команды никто не спасся. И два взвода, ринувшиеся через пустую
улицу к входной двери, сразу же откатились назад, встреченные автоматами.
Оставили убитых на мостовой. Правда, военные быстро опомнились и повели
бой по всем правилам: заняли крыши, подвезли базуки, непрерывным послойным
огнем запечатали окна первого этажа. Непонятно, на что рассчитывали
"саламандры", ввязываясь в бой с регулярными частями. Может быть, они
надеялись на фантомов - портативная радиостанция непрерывно передавала в
эфир труднопроизносимое слово из одних согласных. Но улицы были уже
перекрыты. Базуки первым же ударом проломили стену, расшатав здание, а
вторым напрочь снесли часть крыши вместе с пулеметным гнездом. И в то
время, как последний пулемет, торопливо захлебываясь, держал небо,
десантники ринулись в образовавшийся проход.
После выстрела базуки я не устоял на ногах: опутанная проводами
мнеморама сшибла меня, и пока я мучился, выдирая контакты из клемм,
профессор навалился сверху, пытаясь разбить мне голову какой-то железякой.
Я легко стряхнул слабое тело. Он завозился, как червяк, среди проводов. И
тут Анна, которую ранее не было слышно за стрельбой и криками, приказала
мне: "Руки! К стене!" Ее всю корчило. Рот кривился. Платье было порвано.
"Брось автомат, тебя повесят", - сказал я. Она, как сумасшедшая, трясла
дулом: "К стене! К стене!" Я подошел и вырвал автомат из сведенных
судорогой пальцев. Магазин был пуст. Разумеется. Иначе бы она выстрелила
сразу - без дурацких команд. Профессор опять попытался меня ударить, и я
опять стряхнул его. У него не хватало сил "Уходи отсюда, дурочка", -
сказал я Анне. Она села прямо на пол, закрыла лицо ладонями, заплакала. И
тут ударила вторая базука - по чердаку. Стены качнулись. С визгом
пронеслись осколки кирпича. Показалось белое полуденное небо. И дальше был
только дым, ныряющие в нем неясные согнутые фигуры и надоедливая
автоматная трескотня.
- Почему Аурангзеб? - спросил я.
Профессор вздрогнул.
Это была случайность. Выплеск памяти. Детская привязанность к великим
властителям прошлого. Он разглядывал книжку с картинками и видел там
человека на троне. В чалме, с алмазным пером. - А тысячи других людей
лежали перед ним ничком. И слоны стояли на коленях. И алмазное перо он
тоже хотел иметь. И дворец с белыми колоннами. И миллион рабов. Он вырос.
Казалось, так и будет. Оставалось совсем немного. Но все рухнуло.
Разоружение. "Декларация". Лаборатория погибла. И тогда он ошибся. Он
связался с "саламандрами". Они сразу взяли его за горло. Они его так
держали, что он едва мог дышать. Он отдал им всех фантомов в этой стране.
Просто счастье, что они не догадывались, кто он такой. И они потребовали,
чтобы он собрал установку. И он сделал это. Но он знал, что в первую
очередь закодируют его самого.
Профессор замолчал и растерянно улыбнулся. Кожа на лице его собралась
множеством суетливых складок.
Он был очень старый.
Мужчина в пижаме, плотно притертый к нам, посмотрел на его плечо.
- Пулевое ранение?
- Да, - сказал я тоном, не допускающим дальнейших расспросов.
Мужчина воспринял мой тон по-своему, сказал сочувственно:
- Озверел народ. И откуда они, скажи на милость, берут оружие. Что ям
надо? Живем - слава богу.
Мужчина сильно пихнул локтем какого-то веснушчатого гонца, который,
вставая на цыпочки, вертел цыплячьей, в пухе, головой:
- Ну ты, подбери сопли!
Юнец охнул, схватившись за бок.
- Уматывай, говорю, - мужчина пихнул его еще раз.
У юнца выступили слезы в синих глазах. Все отворачивались. Он
побоялся возразить - полез назад, раздвигая стоящих острым худым плечом.
- Дом тебе нужен? Пожалуйста, муниципалитет построит. Машина? Любой
марки на заказ, - как ни в чем не бывало продолжил мужчина. У него было
хорошо откормленное лицо, выдающиеся скулы и квадратный подбородок.
- Скажи на милость, чего им не хватает? Вот мне если власть и нужна,
то только чтоб всех этих профессоров, писателей пострелять в первый же
день. Самая муть от этой сволочи. Ученых там разных, инженеров. Это они
такую заваруху придумали. - Говоря это, мужчина недобро поглядывал на
профессора, на его очки. Тот будто не слышал.
- Порядок нужен. Чтоб как только кто высунулся - самый умный - так
его сразу палкой по голове. Чтоб, значит, не высовывался...
- Заваруху эту устроили не от избытка ума, а, скорее, от его
недостатка, - сказал я.
Мужчина запнулся, хотел сплюнуть - было некуда, проглотил слюну.
Спросил, не глядя:
- А ты, значит, из этих?
- Из этих, - подтвердил я, жалея, что мы здесь не одни. Я бы с ним
поговорил.
- Ладно, - после раздумья сказал мужчина. - Запомним. Еще придет
время. Передавим всех. Никого на развод не оставим. - Толкнул соседа. - А
ну пусти! - И уполз в толпу.
Было жарко. Солнце перевалило через зенит. Пахло потом и горячими
телами. Какой-то женщине стало плохо. Она закатила глаза.
- Расступись, расступись! - донеслись повелительные голоса.
Черепашьим шагом, облепленный стоящими на подножках военными, проехал
санитарный автобус с низкой посадкой. На крыше его в мундире с
лейтенантскими погонами сидела Элга - курила и стряхивала пепел на головы.
Я не прятался, вряд ли она могла различить нас в толпе. За автобусом,
поблескивая металлическими эмблемами на зеленых рубашках, плотно
окруженные солдатами, шли "саламандры" - руки на затылке. Я узнал Краба,
сумрачного, перевязанного. Он усмехался.
- А если я сейчас закричу? - сказал профессор.
Я пожал плечами. Что он - в самом деле ненормальный, чтобы кричать.
Военная контрразведка - это ему не "саламандры" с их дилетантскими
штучками. Военные выпотрошат его в два счета, выжмут из него слово власти,
а потом ликвидируют.
- Если бы знать, что установка даст такую интенсивность, - тоскливо
сказал профессор. - Я же как снял ограничитель, так больше ничего не
помню.
- То есть. Спектакли - это побочный эффект кодирования? - пытался
угадать я.
- Нет, - неохотно ответил он. - Это и есть кодирование. Первая
ступень - без фиксации программы.
- Разве так бывает?
- Бывает.
- А зачем нужна сублимация сознания?
- Боже мой, вы же все равно не поймете, - раздражился профессор.
- Кто еще знал о наркотическом эффекте Спектаклей?
- Все знали.
- И директор? И режиссер?
- Да. Я же говорю: все.
Вот так, подумал я. Все знали и молчали. Страшная вещь - честолюбие,
лишенное морали. Я решил, что позволят мне или нет, но я займусь
Спектаклями сразу после фантомов. Если, конечно, останусь жив.
Последнее было весьма сомнительно. Силы безопасности слишком быстро
перекрыли район. При проверке меня, безусловно, опознают. Так же, как и
профессора. У нас нет ни малейших шансов. Пробиться назад сквозь тысячное
скопление людей невозможно. И наверняка там тоже ждут.
Проще было сдаться. Я не понимал, чего я тяну. Шаг за шагом мы
приближались к оцеплению. Улицу перегораживали два бронетранспортера. На
каждом был смонтирован стационарный генетический детектор. Между ними
сочился узкий ручеек людей. Вот один из бронетранспортеров отъехал,
освобождая дорогу санитарному автобусу. Я видел лица солдат - усталые,
хмуро-напряженные. За оцеплением в пустом пространстве, как журавль,
выхаживал длинноногий офицер в синей форме. Вспыхивали желтые молнии на
плечах. Какая-то женщина, одетая, несмотря на жару, в норковую шубу, ловко
поймала его за рукав:
- Господин капитан, у меня муж в территориальных войсках. Полковник
Галеркамп.
- Ничего не могу поделать, сударыня, - вежливо ответил капитан.
- Но у меня сегодня гости! Доктор Раббе, действительный советник
Пори...
Она возводила частокол из имен.
- Весьма сожалею, сударыня. Таков приказ.
Капитан пытался освободиться от назойливых пальцев. Он совершил
ошибку, вступив в объяснения, чего бы никогда не допустил полицейский
офицер, обученный тактике действий на улице. Толпа почувствовала слабину.
Вскипели возбужденные голоса:
- Господин офицер! Да что же это такое? Мы уже четыре часа стоим!
- Мне нужно немедленно пройти, немедленно!
- Приказ, сударь.
- А я не желаю подчиняться вашим приказам!
- Господин капитан, я член муниципального совета!
- Это издевательство, я на ногах не стою!
- Хорошие вещи позволяет себе полиция!
- А это не полиция.
- Тем более!
- В порядке очереди, господа! Прошу соблюдать спокойствие!
- У меня нет документов. Какие могут быть документы, когда черт знает
что происходит!
Капитан попятился. К нему, придерживая дубинку, заторопился
полицейский офицер в черном мундире. Было уже поздно. Цепь солдат
выгнулась, подрожала секунду, как тугая струна, и лопнула, прорванная
человеческой волной. Полицейский офицер благоразумно отскочил. Левый
бронетранспортер попытался закрыть проход, заурчал мотор. Его тут же
облепили сотни людей. Покатые бока в грязных маскировочных разводах
качнулись раз, другой - под общее ликование бронетранспортер перевернулся
на бок, еще вращая колесами. Из него на корточках выбирались солдаты.
- Назад! Назад! - тонким голосом закричал капитан, потрясая
пистолетом.
Он, видимо, привык к беспрекословному подчинению в казармах и не
обратил внимания, что полицейские сразу же побежали, даже не пробуя никого
остановить. Пистолет мелькнул над головами, хлопнул выстрел и фигуру в
синем смяли. Пробегая мимо, я увидел неподвижное тело на сером асфальте.
Вырвавшись, волна потекла медленнее: будто не верили тому, что
сделали - разговаривали нарочито громко.
- Я как выбежал на улицу в пять утра, так больше и не был дома. Может
быть, мои сейчас стоят где-нибудь там. Или - кто знает... Я такое видел...
- Бью, бью его о ступеньку, он уже хрипеть начал, а потом гляжу -
господи, это же мой сосед с верхнего этажа, я ж его знаю, мы же с ним в
прошлое воскресенье надрались в "Ласточке". А у него весь затылок разбит,
кровь течет - думаю: господи, что же это я...
- Так оставлять нельзя. Все подпишемся. Эксперименты, видите ли. Люди
им, как мусор.
- И прямо к мэру.
- Чихал я на мэра! Президенту пошлем. Или пусть наводят порядок или я
стану презирать это правительство.
Я все время держал профессора за запястье. Он сказал, хватая воздух
посиневшими губами:
- Пустите меня. Я не убегу. Некуда мне бежать.
Я его отпустил. Он сильно помассировал левую часть груди - сердце:
- Ну зачем вы тащите меня с собой? Я могу умереть каждую минуту.
Ему было плохо. У него складками обвисла кожа на лице землистого
цвета. Дрожали пальцы.
- Пошли! - велел я.
- Нас все равно не выпустят, - безнадежно сказал он, через силу шагая
рядом.
К сожалению, он был прав. Впереди, на перекрестке, уже сели два
вертолета и из пузатого нутра горохом посыпались солдаты. Еще два
вертолета заходили на посадку. У меня не было никаких иллюзий. Улица шла
прямая, как стрела. Подворотни были закрыты пластмассовыми щитами с
надписью "Полиция". Кое-кто из бежавших пробовал ломиться в парадные -
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг