- Ты жаждешь смерти - ты получишь жизнь. Отвести Уула в подземную
темницу, куда не доходит сияние Пыльных Солнц, и не проникают заряды
Отца-Аккумулятора, и не слышен громовый голос Матери-Накопительницы
молний. Пусть он станет нижайшим из низких, ничтожнейшим из ничтожных,
голоднейшим из голодных, тупейшим из тупых. И когда он возрадуется своему
заключению, и придет в ликование от мук существования, и объявит себя
отвергателем конца, только тогда вывести его наружу.
Пленника увели. Оор соскочил с пьедестала. Толпа повалила к выходу. Я
сказал Оану:
- Возвратимся к планетолету.
Он спросил, не хотим ли мы предстать перед очи Верховного отвергателя
конца и объяснить, кто мы и как поможем его сторонникам. Знакомиться с
Оором я не захотел, стать его помощником - тем более.
5
По дороге, когда мы толкались в узком туннеле с торопящимися наружу
паукообразными, Лусин мысленно прошептал мне:
- Какие несчастные, Эли! И обе секты несчастны одинаково, Что за
страдания надо испытать, чтобы дойти до таких ужасных взглядов, до таких
отчаянных поступков.
- Они все безумные! - сказал Ромеро. - Тяжкое существование породило
изуверство. Обе секты, как справедливо назвал их наш друг Лусин, самые
настоящие изуверы, и, по чести сказать, я бы затруднился установить, кто
из них хуже.
- Два конца одной палки, - повторил я свою мысль. - Им, конечно, надо
помочь, но всему народу, а не сектам. Отвергатели ничем не лучше
ускорителей. Я не обидел тебя, Оан?
- Мы жаждем помощи, - ответил он. - Если вы способны помочь всем
аранам, помогите.
В планетолете мы связались с эскадрой. Ирина непрерывно передавала на
корабли все, что мы видели и что переводил Оан.
- Обращаю внимание, Эли, что у нас мало данных об Отце-Аккумуляторе и
Матери-Накопительнице, а, судя по всему, они играют важную роль, - сказал
Олег. - Наше мнение - вызволить завтрашние жертвы. Самосожжения не
допускать.
- Это приказ, Олег?
- Это совет.
Я задумался - и надолго. Было очевидное противоречие между нашими
общими решениями и поступками. Только что мы постановили не вмешиваться в
распри отвергателей и ускорителей и взяли на себя лишь одну миссию -
облегчить условия существования на планете. Но как помешать самосожжению
без борьбы с ускорителями?
Не вступаем ли мы на путь, приводящий прямехонько в объятия одной из
сект? Освобождение самосожженцев превратит ускорителей в наших врагов, -
нужно ли идти на это?
- Эли, что с тобой? - мысленно воскликнул Лусин. - Неужели ты не
хочешь спасти несчастных?
- Обращаю ваше внимание, дорогой друг, на то, свободные ли они
самоубийцы, или насильственно казнимые, они - жертвы, - заметил Ромеро. -
И это - главное!
Я обратился к Оану:
- Твои сторонники собираются завтра спасти обреченных. Удастся ли это
им?
- Нет. Мы неоднократно делали подобные нападения. Они ни разу не
удавались. Мы просто не можем бездействовать, когда наших братьев казнят.
Завтрашнее нападение - акт отчаяния.
После такого разъяснения колебаться было нельзя. Но я все не мог
принудить себя к решению. Мэри с удивлением сказала:
- Я раньше не замечала в тебе трусости, Эли.
- И нерешительности, - добавил Ромеро. - Борьба всегда была вашей
стихией, Эли.
- Будем действовать по обстановке, - сказал я. - Быть равнодушным к
чужому несчастью мы себе не разрешим.
До меня донесся голос слушавшем наши разговоры Камагина. Маленький
космонавт поддерживал только крутые решения:
- Наши звездолеты всегда готовы прийти на помощь. Если командующий
позволит, я подведу своего "Змееносца" на дистанцию максимального
сближения с планетой.
Олег разрешил вывести "Змееносца" из общего строя эскадры.
- Радуйся, - сказал я Лусину. - Все будет по-твоему.
- Я буду радоваться завтра, когда собственными руками сведу
осужденных с эшафота!
Если бы он знал, что ждет его завтра!
Друзья ушли отдыхать в каюты. Оан тускло фосфоресцировал на пригорке,
ему на родной планете было лучше, чем на борту планетолета. Я вышел к
океану. Он накатывался на берег - где рядом, где в отдалении тяжко ухали
подъеденные скалы. Мне хотелось ступить на океан, пройтись по нему:
анализаторы установили, что плотность жидкости почти с плотность ртути,
даже железо не смогло бы потонуть в таком океане, не то что я в легком
скафандре. Но жидкая среда была агрессивна, я побоялся рисковать перед
завтрашним испытанием. Вдоль берега перебегали мерцающие силуэты морских
зверей. Я бросил в темную жидкость два куска стали. Первый достиг
поверхности и вспыхнул, наверх вырвался столб пламени, на пламя метнулись
морские хищники и мигом заглотали его. А второй кусок какой-то мерцающий
хищник захватил еще в воздухе. Сталь ярко засветилась в его теле,
раскалилась, расплавилась, растеклась и растворилась - и через минуту
опять ничего не было, кроме темного океана и фосфоресцирующего хищника,
жаждущего новой подачки, и других хищников, ошалело заскакавших вокруг в
надежде урвать такой же кус.
Ночь Темных Солнц переходила в день Пыльных Солнц.
Я никогда не видел зрелища безотрадней, чем рассвет на планете
Арания. Черная мгла преобразовывалась в мглу желтую. Из черного океана
выкатились три оранжевых шара и торопливо поползли наверх. Океан уползал
от суши, оставляя кромку изуродованного берега и вал выброшенных осадков.
Морские звери погружались на глубину, - это все были твари ночного бдения.
Ночью Арания казалась таинственней, ей можно было примысливать
всякое, в том числе и красоту. В пыльном свете дня она предстала
уродливой. Ко мне приблизился Граций.
- Неустроенная планета, Эли. Если бы ее перенесли в Персей, даже
галактам понадобились бы тысячелетия, чтобы создать на ней элементарные
удобства.
- Элементарные удобства галактов превзошли бы, Граций, самые смелые
мечты аранов о рае.
Вслед за Грацием из планетолета вышел Орлан, за ним - Ромеро и Лусин.
Мэри и Ирину пришлось вызывать, они прихорашивались в скафандрах,
укладывая змееволосы в каком-то особом порядке.
- Мэри, - сказал я. - Женского в тебе больше, чем нормально
человеческого. К чему эти ухищрения, милая? Первая же встреча с
ускорителями заставит ваши волосы встать дыбом, а уличная толкотня
превратит изящную прическу в частокол царапающих рук.
Мне было особенно смешно, что они пытаются уложить волосы при помощи
волос же - иных орудий захвата больше не было. Мэри весело возразила:
- Тебе не приходило в голову, что женственность и есть самое
нормально человеческое среди всего человеческого?
Автоматы окружили корабль защитным силовым забором. Мы компактной
группкой побежали через лесок к городу.
Собственно, города не было. Реально имелась цепочка холмов с лазами в
пещеры - в них-то и обитали араны. Там, на глубине, были оборудованы и
мастерские, и помещения для ночных сборищ. А между холмами вились дороги,
убитые до того, что стали глаже древних земных асфальтовых шоссе. Из лазов
выползали бесчисленные паукообразные и проворно неслись на обширную
котловину между четырьмя холмами - лобное место Арании. Мы присоединились
к общему потоку. По мере приближения к лобной площади усиливались толчея и
возбуждение. Все больше становилось дико взлетающих тел, восторженно
размахивающих руковолос, все ярче сверкали искры, срывавшиеся с
наэлектризованных голов, все громче были гомон, вопли, писк и треск
разрядов. На поисковиков никто не обращал внимания. Скафандры в
совершенстве камуфлировали нас под ординарный облик.
На площади возвышалась плаха, до удивительности похожая на старинные
человеческие электропечи.
- Сейчас появится партия осуществляющих конец, - просигналил Оан,
когда мы заняли местечко недалеко от плахи. - Их приведут под охраной
оберегателей конца, таких же ускорителей, но плотней заряженных
электричеством. Ускорители захватили все лазы к Отцу-Аккумулятору,
вооружение их мощней оружия наших. Поэтому нам и не удается побеждать в
схватках. Кто пользуется расположением Отца-Аккумулятора, тот властвует.
Наше внимание привлек аран, поднявшийся над всеми. Как и Оору на
ночном сборище, пьедесталом ему служили араны, но не один, а четверо: трое
поддерживали частоколом руковолос опрокинутого верх брюхом четвертого, а
уже на вытянутых ногах четвертого возбужденно приплясывал вознесшийся
аран.
- Уох, Верховный ускоритель конца, великий осуществитель, - с
отвращением произнес Оан. - Если бы вы уничтожили это чучело, которому
поклоняются все ускорители, борьба с ними стала бы легче.
Уох, удобно устроившись на двухэтажном пьедестале, проискрил в толпу:
- Славьте Жестоких богов! Осуществляем конец!
В ответ грянул миллионоискровый вопль:
- Осуществляем! Осуществляем! Слава Жестоким богам!
Из верхнего лаза холма - за спиной Верховного ускорителя - показалась
партия осуществляющих. Они спускались по четыре в ряд, с боков возбужденно
подпрыгивали оберегатели, рассеивая в пыльном воздухе тучи искр, голова
каждого конвоира походила на пылающий костер - столько вырывалось наружу
разрядов. Толпа вся затряслась, как одно исполинское, из тысяч тушек,
тело.
- Осуществляем! Осуществляем!
Когда колонна обреченных уже опустилась до уровня поляны, из лазов
соседнего холма внезапно вырвался сноп искр и отряд отвергателей кинулся
на конвой. Фанатичное ликование мигом превратилось в ярость сражения.
Оберегатели свирепо отбивались от напавших, толпа кинулась на подмогу
своим. В колонне осуществляющих тоже не было единства. Удирали на волю
лишь немногие, а большинство отбивалось от тех, кто их освобождал. Один
обреченный, вырываясь из руковолос отвергателей, жалобно искрил:
- Хочу конца! Осуществления! Осуществления!
Силы, как и предсказывал Оан, оказались не равны. Если кому из
обреченных и удалось спастись, то зато колонну осуществителей с лихвой
пополнили сами спасатели, попавшие в плен. Мимо нашей группы промчался
беглец из колонны, за ним гнались конвоиры, но он юркнул под какие-то
взлетающие тела, и преследователи схватили другого. Тот отчаянно заискрил:
- Пустите! Я не назначен к осуществлению! Я не готов! - Никто и не
подумал вслушаться в его отговорки.
Разбитые отвергатели вскоре бежали. Верховный ускоритель конца опять
ошалело запрыгал на своем живом двухэтажном пьедестале и завел
пронзительно-унылый вой:
- Осуществляем конец! Осуществляем конец!
Ему ответил прежний ликующий рев:
- Осуществляем! Осуществляем!
- Ускоряем конец! Ускоряем конец!
- Ускоряем! Ускоряем! - надрывалась толпа.
- Ублажим Отца! Умилосердствуем Мать!
- Ублажим! Умилосердствуем!
- Да не гневается Мать!
- Да не гневается!
Уох взметнул вверх свои волосы и сплел их над головой, как бы сомкнул
в рукопожатии. Оберегатели схватили одного из обреченных и швырнули его в
печь.
Как мы теперь знаем, осуществитель замкнул своим телом два электрода
под напряжением. А в тот момент мы услышали взрыв, над плахой взметнулось
пламя разряда, по площади пронесся тяжкий грохот. Предсмертный стон жертвы
потонул в громе взрыва и реве толпы. На нас посыпался горячий прах,
тонкий, как мука, прах испепеленного существа!
- Он был живой, Эли! Он же был живой! - простонал Лусин.
Уох вторично сплел руковолосы над головой - вторая жертва полетела в
горнило печи. И тут нервы Лусина не выдержали:
- Эли, ты делаешь нас пособниками злодеяний! Если ты не вмешаешься, я
пойду один! Я пойду один, я взбунтуюсь, Эли!
Я размышлял ровно столько, чтобы не дать палачам расправиться с
третьей жертвой. Надо было взорвать ко всем чертям печь, но Оан предварил
мой приказ испуганным возгласом:
- Не уничтожайте плаху! Все араны тогда погибнут!
- Разметать охрану! - крикнул я, не спрашивая, почему нельзя трогать
печь, и кинулся к Верховному ускорителю конца.
Лусин так яростно рванулся вперед, что опередил меня прыжков на
десять. Он ударил по живому пьедесталу, и Уох полетел вниз. Лусин встретил
его такой затрещиной, что Великий осуществитель с пронзительным писком
снова взмыл. На Лусина кинулась дюжина охранников. Сотни молний вонзились
в него, нам почудилось, что он пылает.
- Поле! Поле! - крикнули мы с Ромеро, и Лусин вызвал поле.
Все остальное совершилось почти мгновенно. Я сижу в своей комнате, на
моем экране медленно, очень медленно развертывается зафиксированная
стереокамерами картина. Я в сотый раз всматриваюсь в нее, - каждая линия,
каждый блик пронзают неусмиряемой болью. Лусину ничто не грозило, теперь
это ясно. Скафандр был слишком прочен для руковолос охраны Уоха, и
вызванное защитное поле явилось бы непреодолимым щитом. Я понимаю Лусина.
Я понимаю себя, всех нас понимаю. Мы не знали физической мощи палачей, мы
видели лишь их фанатизм и свирепость. Лусин сконцентрировал поле, как если
бы он снова сражался с головоглазами или невидимками, или на него напал
ошалевший драчливый ангел. Какую-то долю секунды я или Ромеро, бежавшие
вслед, могли бы помешать ему так сгустить в себе силовые линии. Мы этого
не сделали. И мы увидели, как словно взрывом бросило от Лусина напавших на
него. Только один удержался, его гибкие руковолосы так сцепились со
скафандром, что их можно было лишь вырвать из головы, а не оторвать от
Лусина.
Лусин и в эту страшную минуту остался Лусином. Он не остановился,
хладнокровно осматриваясь, не стал неторопливо ослаблять поле. Вокруг
рушились, смертно искря, ломая ноги, разбрасывая по сторонам вырванные
руковолосы, дико перепуганные оберегатели, - он думал о них, а не о себе.
Он разом выключил поле, он отрубил его, чтоб оно не растерзало
противников. И разом же, на какие-то доли секунды, он сам стал игрушкой в
хаосе бушующих вокруг стихий, пушинкой среди неконтролируемых
случайностей!
Все совершилось в эти доли секунды! Вцепившийся в Лусина охранник,
почуяв, что поле пропало, снова отчаянно дернул свои запутавшиеся в
скафандре руковолосы, но не выдернул, а повалился вниз, увлекая с собой
Лусина. Оба стояли на краю плахи и низринулись в ее зев, в самый фокус
печи, на который зловеще нацеливались жерла электродов. Снова ударила
молния, снова взметнулось пламя, но тут же погасло, сбитое вернувшимся
охранным полем. И я, и Ромеро, и бежавшие за нами демиург с галактом
бросили свои поля в помощь Лусину, но было уже поздно. То, от чего
предостерегал Оан, совершилось. Дьявольский электрический эшафот, мерзкая
печь, поглощавшая обреченных, разлетелась в куски. Среди осколков лежал
пробитый чудовищным разрядом, полусожженный скафандр, а внутри него -
мертвое тело, изуродованное тело Лусина!
- Планета погибла! - с ужасом закричал Оан.
У меня подогнулись ноги. Меня поддержал Граций. Мэри вскрикнула: ей
показалось, что я погиб, как и Лусин. Но я пришел в себя. Я застонал от
горя и ярости. Я готов был уничтожить всех до единого аранов, метавшихся
на площади. До сих пор не понимаю, где я нашел силу не дать гневу
вырваться наружу таким страшным поступком.
- Жестокие боги! Снизошли Жестокие боги! - вопили улепетывающие
пауки.
Я сбросил скафандр. Я больше не мог обретаться в образе
паукообразного. Во мне острой болью отдавался отчаянный вопль звона и
света: "Снизошли Жестокие боги!" Мэри и Ирина тоже швырнули наземь
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг