выстроится перед неевклидовой оградой Персея. Ваша философия разрушения
восторжествует, но только на вас самих - разрушители будут разрушены! От
имени всех звездных народов объявляю вам войну. Отныне и непрестанно!
Здесь и везде!
Властитель долго молчал, озаряя меня сумрачным сиянием глаз.
Молчание было заполнено гулом взволнованного дыхания моих друзей,
потом в него вплелись посторонние шумы. Мне хотелось уверить себя, что то
голоса подданных властителя, но холодной мыслью я понимал, что вероятней
всего это помехи передачи: верховный зловред еще не поставил точки в
затянувшемся споре.
Через некоторое время он заговорил:
- Люди и их друзья - живые существа?
- Как и разрушители.
- Самосохранение - важнейшая черта живого. Страх смерти объединяет
живущих. Ты согласен со мной, человек?
Я понял, что он приговаривает нас к смерти. Эта надменная скотина
жаждала нашего смятения и отчаяния. Я знал, что никто из нас не доставит
ему такой радости.
- Страх смерти велик, он объединяет живущих. Но людей еще больше
объединяет гордость своей честью и правотой. Многое, очень многое для нас
важнее, чем существование.
- Но вы не жаждете смерти, как радости?
Я почувствовал, что мне расставлена западня, но не знал, как избежать
ее.
- Разумеется, смерть - не радость...
Теперь его голос не гремел, а звучал бесстрастно, как голос Орлана, -
это был вердикт машины, а не приговор властителя:
- Ты обречен на то, чтоб желать недостижимой смерти, как радости. Ты
будешь мечтать о смерти, в глупом человеческом неистовстве призывать ее. И
не будет тебе смерти!
После этого он пропал.
Я остался один в огромном зале.
9
Тот же безучастный Орлан увел меня назад. Петри пожал мне руку,
Камагин кинулся на шею. Я переходил из объятий в объятия, выслушивал
поздравления.
- Вы всыпали этому державному подонку, будь здоров! - шумно ликовал
Камагин.
Я не понял странного выражения "будь здоров", но восторг Камагина
тронул меня.
- Будут репрессии, надо готовиться! - сказал Осима.
Он был энергичен и деловит, словно собирался немедленно отражать
посыпавшиеся кары.
А Ромеро проговорил с печальной бодростью:
- Вы, без сомнения, держались правильно. Но одно дело - декларации,
другое - дело. И поскольку жизнь ваша объявлена неприкосновенной... то нас
будут мучить. Покажем, что муками человека не сломить.
Он смотрел на меня ласково и скорбно.
- Мне кажется, Эли, вы ожидаете грядущих мук с нетерпением, как
недавно ожидали битвы. Вы - удивительный человек, друг мой. Впрочем, если
бы вы были иной, вас не избрали бы в руководители армии человечества...
- Не будем об этом. Как вам нравится известие о рамирах, Павел?
Ромеро согласился, что главным в моей дискуссии с верховным зловредом
является новость о существовании еще одной высокоразвитой галактической
цивилизации.
К сожалению, рамиры слишком далеки от нас и на помощь против
разрушителей их не позвать.
- Отдохните, Эли, - посоветовал Павел. - Неизвестно, что ждет нас в
следующий час.
Я опустился возле Мэри, рядом присел Лусин. Бедного Лусина терзали
противоположные чувства: восхищение моим мужественным поведением - так он
выразился, и страх, что я навлек на себя жестокое наказание. А надо всем
тяготело отчаяние - Лусин все не мог прийти в себя от встречи с Андре.
Притихший Астр глядел такими испуганными и восторженными глазами, что я
попросил Мэри отвлечь его. Она отослала Астра, а мне с упреком сказала:
- Ты преувеличиваешь разум и знания своего сына, но недооцениваешь
его человеческие чувства. Когда ты спорил с владыкой разрушителей, у тебя
не было лучшего слушателя, чем Астр.
Лусин сказал со вздохом:
- Андре, Эли. Дешифратор тоже.
- Говори одними мыслями, - попросил я. - Мысли твои я разбираю легче,
чем слова.
Он объяснил, что Ромеро надел на Андре дешифратор, но мысли Андре
тоже не радуют.
Я настроился на излучения Андре, он сидел в стороне от всех,
покачивая головой. В мыслях Андре тоскливо повторялась одна фраза:
"Жил-был у бабушки серенький козлик, ах, серенький козлик, ах, серенький
козлик..."
- Сколько же должны были его мучить, чтоб весь мир сузился до
какого-то паршивого козла, - сказал я.
- Муки были, - ответил Лусин мыслью и добавил: - И сколько их еще
будет, Эли!
К Андре подошел Астр. Андре встрепенулся, поднял голову, мне
показалось, что на его тупом лице появился отблеск мысли. Астр о чем-то
его спросил или спрашивал, Андре не отвечал, но и не отшатывался в испуге
- он вслушивался.
Я вскочил, Лусин задержал меня.
- Не надо нам подходить, - посоветовал он через дешифратор. - Астра,
единственного, он не боится, пусть Астр с ним повозится. Поверь мне, я
разбираюсь в поведении Андре.
- Да, конечно, - возразил я с горечью. - Андре низвели до состояния
животного, а животных ты изучил лучше нас.
Лусин ушел, и мы остались вдвоем с Мэри. Она молчала, до меня не
доносились ее мысли, но и без слов и мыслей я мог сообразить, что мучает
ее. Я сказал:
- Не надо, Мэри. Над обстоятельством мы не властны. Немного
первобытного фатализма нам теперь не помешает - будет то, что будет.
Она слушала меня, грустно улыбаясь, и так рассеянно покачивала
головой, что мне показалось, будто она и вовсе меня не слушает и лишь
притворяется внимательной, чтобы не обидеть. В дни перед пленом я мало
встречал ее, а сейчас видел, что в ней произошла перемена.
И я не сомневался уже, что перемена будет неожиданной. Не раз я с
недоумением убеждался, что я жду от Мэри одних поступков, а реально
происходят совсем другие.
Она сказала, отвернув лицо:
- Не то, Эли. Разве мы не считались с возможностью трагических
неудач, когда начинали поход? Я слушала тебя сегодня и думала о том, что
была слишком эгоистична.
- Непонятно, Мэри...
- Сейчас объясню. Я хотела разделить твою судьбу, какая бы она ни
была. Где ты, Кай, там и я, Кая, - так это мне воображалось.
- Ты уже говорила об этом.
- Но я не просто разделяю твою судьбу, а воздействую на нее, и в
плохую сторону. Я знаю: тебе сегодня было бы проще с тем зловредом, если
бы не было меня и Астра.
- Ты преувеличиваешь, Мэри.
- Правда, Эли. Я знаю, как ты ответил Эдуарду: "Если бы не было рядом
семьи, я принял бы решение о плене гораздо раньше". Нет, не перебивай, мне
не легко будет снова... Я хочу сказать: я не облегчила, а отягчила твою
участь. Мне надо поправить свою ошибку. Пока мы в плену, я тебе не жена, а
такая же пленница, рядовой член экипажа. Я не хочу занимать твоего времени
больше других, не хочу особого отношения... И Астр тебе отныне не сын, он
не больше обязан значить для тебя, ни на одни атом не больше, чем любой
наш товарищ! Ты должен быть полностью свободен в своих решениях!
Я молчал. Ничего нельзя было изменить, события стали нам
неподвластны.
И еще я с отчаянием думал о том, что взвалил ношу, непосильную моим
плечам.
- Слова, слова! - сказал я потом. - Разве из памяти, из клеток мозга
вытравить душу живую?.. И разве от того, что я объявлю тебя такой же, как
все, ты уже не будешь для меня особой? И если Астр обратится ко мне со
словами: "Адмирал Эли!", а не "отец", он перестанет быть моим сыном? Не
будем усложнять существование и без того нелегкое!
Но Мэри слушала лишь себя, а не мои возражения.
- Поцелуй меня, Эли! И пусть это будет наш последний поцелуй. Я
освобождаю тебя от нас.
Я поцеловал ее. Она минуту обнимала меня, потом оттолкнула.
У меня разошлись нервы, я пошел поговорить с кем-нибудь, кто
поспокойней. Я выглядывал Осиму и Ромеро, но натолкнулся на Андре с
Астром.
Андре покорно ковылял по залу, куда тянул его под руку Астр.
- Я говорю с ним, а он не понимает, - сказал Астр с печалью. -
Слушает и не понимает.
Я схватил руку Андре, лицо его жалко исказилось, он отшатнулся. Он
поглядел на меня слепыми глазами, ни намека на сознание в них не было. Я
снова подумал: как должны были мучить его, чтоб довести до такого
состояния, - и бешенство захлестнуло меня, ярость на разрушителей, на
себя, на Мэри, на самого Андре.
- Узнай меня! - крикнул я. - Я приказываю: узнай!
Андре стал вырываться, я не пускал его. Астр кинулся между нами, я
оттолкнул Астра. Я впивался взглядом в потухшие зрачки Андре.
- Узнай меня! - взывал я все неистовей. - Не выпущу, пока не узнаешь!
Андре с помощью Астра вырвался и стремглав кинулся прочь. Я,
вероятно, бросился бы вдогонку, если бы Астр не заградил дороги. На глазах
Астра блестели слезы.
- Так с друзьями не поступают, отец! - сказал он с негодованием. - Ты
сильный, а он больной!
Я что-то хотел ответить, но мощная сила отшвырнула меня от Астра.
Все вокруг сперва завертелось, потом помутилось. Я падал в мутной
бездне, падал долго, падал вечно, шли года, бессчетное число лет, а я все
падал - так мне казалось. Я состарился и умер за время падения, падал мой
высохший труп, он сморщивался, испарял свои атомы, превратился в крохотный
комочек - и лишь тогда я возродился.
Я находился в том же зале, на том же месте. Вокруг меня были люди,
мои друзья. Я видел страшное лицо Ромеро, помертвевшую Мэри, полного ужаса
Астра. Меня окликали, в смятении простирали ко мне руки, пытались
пробиться ко мне.
Но я был сейчас недоступней, чем если бы унесся в другую галактику.
Великий разрушитель водворил меня в силовую клетку.
10
- Эли, что случилось? - кричала Мэри. - Эли!
Она отчаянно пробивалась ко мне, другие тоже толкались о невидимый
барьер, как будто могли помочь, если бы очутились рядом. Осима, один
сохранивший спокойствие, возвысил голос, приказывая прекратить суетню и
вопли. Я отлично видел друзей, еще лучше слышал их, клетка, непроницаемая
для тел, хорошо пропускала звуки и свет.
Осиме удалось наконец установить тишину. Он обратился ко мне так,
словно испрашивал очередное распоряжение:
- Как чувствуете себя, адмирал? Повреждений нет?
- Все на высшем уровне, - отозвался я. Думаю, и мне удалось говорить
спокойно. Я попытался усмехнуться. - Меня изолировали от вас. И поскольку
я лишен возможности свободного передвижения, хочу передать власть, которой
уже не способен нормально пользоваться. Назначаю своим преемником Осиму.
Через некоторое время около меня осталось несколько друзей. Ромеро
предложил откровенно обсудить положение.
- Для чего разыгран этот спектакль, Эли? Вероятно, чтоб подвергнуть
вас публично пыткам...
Мысль о пытках была фатальной у Ромеро. Я потребовал, чтобы на меня
не обращали внимания, что бы со мной ни совершалось. Камагин молча сжимал
кулаки, Мэри расплакалась.
Больше всего я боялся, что разрыдается Астр, такое у него было
перепуганное лицо, но ему удалось удержаться.
- Подходит время ужина. Ешьте и засыпайте, будто ничего не произошло,
- сказал я. - Чем меньше вы станете оборачиваться на меня, тем легче мне и
досадней врагам.
Вечером на ложах появилась еда, поданная по невидимому эскалатору. В
моей клетке ничего не появилось. Я усмехнулся. Фантазия у верховного
разрушителя была не обширна. Я растянулся на полу, как на постели.
Никто больше не обращал на меня внимания, словно меня не было.
Лишь когда половина людей заснула, к клетке подошел Ромеро.
- Итак, вас осудили на голод, дорогой друг, - сумрачно проговорил
Ромеро. - В древности голод причислялся к самым мучительным наказаниям.
- Пустяки. Старинная пытка голодом многократно усиливалась
неизбежностью смерти, а мне эта опасность не грозит - я должен возжаждать
смерти, но не обрести ее.
Когда Ромеро ушел, я притворился спящим. Мэри и Астр долго не
засыпали, Лусин что-то горестно шептал, ворочаясь на ложе. Мало-помалу
мной стал овладевать полусонный бред, перед глазами замелькали светящиеся
облака, их становилось больше, свет разгорался ярче.
Вдруг я услышал чье-то бормотание. Я приподнялся.
По ту сторону прозрачного барьера, прижимаясь к нему щекой, хватая
его руками, стоял Андре. Лицо его кривилось, что-то лукавое проступало в
улыбке безумца, а глаза, днем тусклые, дико горели. Я подошел поближе, но
и вблизи не разобрал быстрого тихого бормотания.
- Знаю, - сказал я устало. - У бабушки был серенький козлик. Иди
спать.
Андре захихикал, до меня донеслись слова:
- Сойди с ума! Сойди с ума!
Мне показалось, что я наконец за что-то ухвачусь в ускользающем мозгу
Андре.
- Андре, вглядись в меня, я - Эли! Вглядись в меня, ты приказываешь
Эли сойти с ума, Эли, Андре!
Не было похоже, чтоб он услышал меня. Я перевел дешифратор на
излучение его мозга, но и там было только монотонное повторение совета
сойти с ума. Он не жил двойной жизнью, как иные безумцы, и в сокровенных
тайниках его сознания не таилось ничего, что не выражалось бы внешне.
Мне стало очень больно. И эта попытка повернуть его к себе не
удалась.
- Нет, Андре, - сказал я тогда, и не так для него, как для себя. - Я
не буду сходить с ума, мой бедный Андре, у меня иной путь, чем выпал тебе.
Он хихикал, всхлипывал, лицо его кривилось, боль и испуг перемещались
с лукавством. Он бормотал все глуше, словно засыпая:
- Сойди с ума! Сойди сума!
11
Не знаю, как мучилась те, кого в древности обрекали на голод.
Голодовку превратили в мерзкое зрелище - вот что бесило меня. Я не получал
пищи, а у друзей еда не лезла в рот. Я слышал, как Мэри кричала на Астра,
чтоб он ел, но не видел, чтоб сама она брала еду.
Лишь Ромеро и Осима спокойно ели, и я испытывал к ним нежность, ибо
это им было нелегко.
В одни из дней я с гневом сказал подошедшей Мэри:
- Разве мне легче оттого, что ты истощаешь себя?
Глаза ее были сухи, но голос дрожал:
- Поверь мне, Эли...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг