головы, заставлял себя вернуться к статье.
А через минуту все повторялось.
В конце концов эта неравная борьба Свету смертельно надоела. Все
равно пора было настраиваться на предстоящую работу. Он отложил статью,
лег на оттоманку, расслабился и позволил своим мыслям течь, как им
вздумается.
Когда Свет вошел в гостевую, Вера смотрела в окно. Выражение лица у
нее было столь выразительным, что Свет спросил:
- На волю хочется?
Вера обернулась - аура волшебницы на своем месте, - отошла от окна.
- Еще как хочется! - В голосе ее прозвучала откровенная жалость к
самой себе. - Птичка в клетке всегда мечтает о вольной волюшке.
Свет понимающе кивнул, поставил на стол свой баул.
- Многое зависит от вас самой. Если сегодняшняя наша с вами работа
даст результат, вполне можно будет подумать и о прогулках.
- Правда? - воскликнула Вера. - Так давайте скорее начинать! Что от
меня требуется?
- А вы не помните?
Вера удивилась:
- Конечно, нет! Вы полагаете, я должна помнить?
Свет пожал плечами:
- Не помните, так не помните! - Он открыл баул.
- Что это у вас за сундучок? - Вера с интересом разглядывала баул.
- Это справный сундучок, колдовской. - Свет достал из баула
Серебряный Кокошник и подал его гостье. - Надевайте Кокошник, ложитесь на
тахту, закройте глаза, расслабьте все мышцы и думайте о том, что очень
хотите помочь мне.
- Какой же это Кокошник? - Вера повертела в руках волшебный атрибут.
- Это обруч какой-то...
Свет поморщился:
- Алмазные слезки тоже из глаз не выкатываются. Надевайте и ложитесь.
Вера напялила Кокошник на голову, удивилась:
- Ой, он словно для меня сделан!
- Кокошник подходит любому человеку, - сказал Свет. - Специальная
конструкция, сзади пружинка... Да ложитесь же!
Вера легла, вытянула вдоль тела руки, закрыла глаза.
Свет приблизился к ней, поднес к ее вискам ладони и сотворил
заклинание. Вера чуть дернулась, тут же вновь расслабилась, засопела. Свет
посмотрел на ее слегка раздвинувшиеся ноги и вдруг подумал, что вполне мог
бы взять ее сейчас. Если бы ему ЭТО требовалось...
Но ему ЭТО не требовалось, и он сотворил новое заклинание.
Вера улыбнулась во сне, потом нахмурилась, прикусила нижнюю губку.
Почти как Репня Бондарь...
По Кокошнику побежали разноцветные полосы. Свет возложил на него
ладони, закрыл глаза.
Сначала он ничего не видел и не слышал. Лишь мрак и тишина... Потом
появился свет, легкий-легкий, почти неуловимый. Этакие серые пятна,
доступные лишь краю глаза и совершенно незаметные, когда на них смотришь в
упор. И тут на него обрушился превратившийся в явь сон.
Свет мчался стремглав, несся как угорелый, хорошо понимая, что если
от преследователей не оторвешься, исходом гонки станет смерть. А
преследователи топали следом, жуткая неудержимая толпа, разъяренные, злые,
возбужденные, жестокие. Сплошные мужчины...
А Свет был женщиной.
- Стой, сучка недое...я! Догоним, хуже будет!
Метался по голым икрам подол длинной юбки, прыгали в лифе тяжелые
перси, и было ясно, что спастись не удастся.
Так и случилось. Его догнали, схватили за плечи, сбили с ног и
прижали к земле. Затем остро пахнущие потом преследователи задрали ему на
голову юбку. В спину впились мелкие острые камушки - это тяжелое тело
расплющило его о дорогу, разодрало в стороны сплетенные ноги. Упругая
плоть уперлась в стегно, отодвинулась... И родилась боль, острая, словно
листик осоки, и резкая, как собачий лай. Жила она недолго, быстро
переросла в наслаждение.
А потом вновь стала превращаться в боль. По мере того, как сменяли
друг друга мнущие его живот туши, боль нарастала, становилась нестерпимее
и наконец охватила все тело. Душа-то утонула в ней давно...
И стало ясно, что вскоре боль превратится в смерть, быструю, словно
молния, и неотвратимую, как ночь.
Тут уже в действие вступил самый главный инстинкт, инстинкт
самосохранения. Он и выдрал его из объятий смерти, унес в небо...
Первое, что почувствовал Свет, выйдя из транса, была злоба, злоба
такая же неотвратимая, как недавняя смерть. Открыл глаза, шевельнул
освинцованной головушкой.
Он лежал ничком на ковре возле тахты, на которой распласталась Вера.
Поднялся на ноги, с трудом вспомнил, где он и что происходит.
Лоб и виски гостьи по-прежнему находились в объятиях Серебряного
Кокошника. Правда, разноцветные полосы по нему уже не бегали.
Свет вновь приблизил к Кокошнику ладони, сотворил заклинание.
Вера вздрогнула, подняла ко рту руку, открыла подернутые дымкой
глаза.
- Где я?
Свет фыркнул:
- Где же вам еще быть! - Со злостью справиться не удалось, и она
явственно прозвучала в его голосе.
Вера посмотрела на него удивленно, медленно подняла обе руки,
осторожно сняла с головы Кокошник, облегченно вздохнула.
- Ах да! - И тут же нахмурилась: - Но я так и не вспомнила, кто я.
Свет привычно прислушался к себе. На сей раз Перун прихватил его с
такой силой, что захотелось с размаху влепить этой нахмуренной мымре
пощечину. Нечего ей, стерве, хмуриться! Он ей ничего плохого не сделал.
Злоба была столь сильна, что ноздри его раздулись, а десница сама
собой сделала замах. Подобной силы приступы агрессивности охватывали его
раньше лишь в тех случаях, когда приходилось накладывать заклятья на
собственный мозг. Однако привычка держать себя в ежовых рукавицах
сработала и на этот раз: рука опустилась.
- Значит, помочь вам я не сумел.
Вера протянула ему Кокошник. И вдруг застыла на мгновение, не сводя
широко распахнутых глаз с его лица.
- Постойте! Кое-что я вспомнила. - Она положила Кокошник на тахту,
простерла в сторону Света руки, забормотала что-то.
И Свет почувствовал, как исчезает в нем агрессивность, как душа
избавляется от злобы и наполняется умиротворением. Словно он только что
провел длительный бой с Гостомыслом Хакенбергом. Или сумел наконец
сочинить переход к концовке истории о Кристе.
- Значит, вы в самом деле волшебница?
- По-видимому, да. Ведь, как я понимаю, мне удалось на вас
подействовать. Вам стало легче, не так ли?
- Да, конечно... Спасибо!
Она победно улыбнулась.
- Но вы очень странная волшебница. Наши колдуньи не улыбаются. И
колдуны - тоже. Кроме разве что пестунов в школах...
Она пожала плечами:
- Не представляю себе, как человек может жить без улыбки!
- Подождите-ка! - Свет вдруг вспомнил, что происходило с ним в
трансе. - Я заглянул в вашу память. Очень странная история. Похоже, вы
подверглись групповому изнасилованию.
- Я?! - Она была поражена. - Но тогда я должна была бы попросту
умереть! А я жива...
- Да, - согласился Свет. - Вы живы. Должно быть, эта сцена привнесена
в вашу память кем-то со стороны... Вы совершенно ничего не вспомнили?
- О своей судьбе ничего. - Она растерянно развела руками. - Я
старалась...
Ее растерянность вдруг тронула сердце Света. И чтобы утешить ее, он
сказал:
- Ну ничего... Вспомните в другой раз. А пока я думаю, вам вполне
можно будет сегодня перед ужином прогуляться по набережной. Считайте, я
вас пригласил.
Всю шестерницу Репня ломал голову над новой проблемой.
К счастью, он уже втянулся за прошедшие дни в работу, и выполнение
обязанностей не требовало от него особенного внимания. Он по привычке
задавал вопросы, по привычке осматривал паломников, по привычке проверял
их ауры и выписывал им справки. Все шло, как вчера. Единственным отличием
стало то, что сегодня он был идеальным врачом: прелести хорошеньких
паломниц совершенно не пробуждали в нем дух Перуна.
И даже Вера не занимала в его мыслях того места, на котором, аки на
пьедестале, покоилась вчера. Сегодня этот пьедестал захватила старая
ведьма.
Репня не знал, что произошло ночью между ним и колдуньей, но
подозревать следовало самое ужасное. Именно этого требовал инстинкт
самосохранения. И именно поэтому Репня целый день ломал голову над
способом устранения старой ведьмы.
Строго говоря, таких способов было четыре.
Во-первых, ведьму можно было подкупить. Денег он бы нашел. Жаль
только, подкуп в такой ситуации ввек не станет выходом окончательным.
После него появляется слишком большая вероятность сделаться жертвой
шантажа.
Во-вторых, старую ведьму можно было убить. Оружие достать не
проблема: подойдет даже должным образом наточенный кухонный нож. Жаль
только, что это будет не убийство, а самоубийство - простой человек ввек
не справится с волшебником. С волшебником не справятся даже множество
простых людей - буде у них не объявится в соратниках другой волшебник.
И потому - в-третьих, - старую ведьму можно убрать, купив
соответствующие соратнические услуги другого волшебника. Жаль только, нет
времени искать такого колдуна. А если бы и нашел... Чтобы купить подобные
услуги, не хватит никаких денег: содействие в убийстве - слишком опасная
для любого волшебника затея. Колдовская Дружина, как известно, за подобные
преступления сажает на стул перед Контрольной комиссией.
Остается в-четвертых - посадить перед Контрольной комиссией саму
ведьму. Для этого не требуется больших затрат - ни времени, ни денег. Надо
лишь несколько минут на то, чтобы написать донос, и несколько копеек на
то, чтобы купить конверт с маркой княжеской почты. А можно услугами почты
и не пользоваться - отнести донос к резиденции Кудесника да бросить в ящик
для его личной корреспонденции. И никаких проблем. Донос даже подписывать
не обязательно: корпоративные законы внутри Колдовской Дружины несколько
отличаются от Великокняжеского уголовного уложения. В светском праве
анонимные доносы не рассматриваются, в колдовском же - запросто.
Да, все очень просто, вот только есть одна заковыка, и Репня - как и
большинство обычных граждан Словении - о ней знал. Если донос окажется
ложным, у Кудесника имеются возможности отыскать анонима, после чего лгун
понесет наказание по светскому праву - через суд - за клевету. И хотя
Репне, разумеется, обвинение в клевете не грозит (а потому и искать его
вряд ли будут), но само существование возможности найти анонима удерживало
его от решающего шага. Каким бы ни было заклятье, наложенное Ясной,
привлекать к себе внимание высокопоставленных волшебников опасно. Вот над
этой проблемой - доносить или не доносить - и бился Репня целый день
шестерницы.
На его задумчивость обратил внимание даже Вадим Конопля, в связи с
громадным наплывом паломников привлеченный с сегодняшнего дня к дежурству
во Временной медицинской комиссии. Когда они отправились трапезничать,
Конопля поинтересовался, что случилось с его другом. Почему это Репня не
реагирует на шутки и не слышит вопросов, задаваемых громким, хорошо
поставленным голосом? Пришлось отбрехаться неожиданными сложностями в
любви: Конопля тоже был не женат и потому прекрасно понимал любого
холостяка. Тем более что фактически такой ответ представлял собой самую
настоящую правду. Вадим сделал еще пару попыток развеселить друга, но
потом отстал.
В конце концов Репня решил подождать до первицы. А там уже и решить,
буде не случится ничего неожиданного.
Однако Мокошь распорядилась иначе.
По окончанию дежурства Вадим предложил своему другу развлечься в
каком-нибудь из кабаков. Но у Репни сегодня не было ни малейшего желания
веселиться. Он собирался отправиться домой и завалиться спать, о чем
напрямик и объявил. Конопля понимающе кивнул. Два приятеля пожали друг
другу десницы, на чем и расстались до завтрашнего дня.
А придя к себе, Репня обнаружил в почтовом ящике простой бумажный
конверт - ни марки, ни адресов. В конверте лежал простой лист бумаги, на
котором было начертано:
"Сударь! Особа, услугами которой вы пытались воспользоваться
вчерашней ночью, желает уведомить вас о следующем:
1. У оной особы нет к вам никаких претензий по поводу благодарности
за услуги.
2. У оной особы нет ни малейшего желания возобновлять с вами
отношения. Особенно те, какие были между вами в серпень 91 лета.
3. Оную особу вполне устроит ситуация абсолютной незаинтересованности
в возобновлении любых отношений.
Живите с миром".
Подписи под посланием не было.
Репня тяжело вздохнул. И тут же подумал, что ему самому не ясно,
можно ли считать этот вздох вздохом затруднения. Нет, скорей уж это вздох
облегчения. Проклятая ведьма избавила его от необходимости принимать
решение. И ведь как умно все расписала, сучка! На вид обычное деловое или
любовное послание. Разве что без подписи. Впрочем, это-то как раз
нормально... Однако попади оно в чужие руки, никто не сможет заподозрить в
его содержании ничего криминального. И в тоже время она предупреждает
Репню о том, что ей известно случившееся с ним в том памятном серпене,
завершившемся последней встречей с Ясной, и чтобы, в связи с этим, он
держал язык за зубами, а не то... "Абсолютная незаинтересованность",
видите ли!.. То есть вы будете молчать обо мне, а я помолчу о вас.
Абсолютное равновесие, и решившийся нарушить его пострадает не меньше, чем
его жертва. Молодец, старуха, ничего не скажешь!
Но как она сумела вытянуть из него вчера эти сведения? Ведь не может
же она быть гараже Ясны! Это попросту невозможно! Столь квалифицированная
колдунья была бы давно известна всему миру и вряд ли промышляла бы
делишками, которые способны привести ее на Контрольную комиссию. Впрочем,
над этой проблемой ломать голову бесполезно - все равно ничего не
надумаешь.
А потому Репня сжег послание вместе с конвертом и принялся готовить
себе вечернюю трапезу, теперь уже сожалея о том, что не отправился с
Вадимом в кабак.
В шестерницу вечером настроение у Забавы вновь испортилось. От нее не
скрылось то, что хозяин днем уединялся с гостьей в ее комнате. И гостья
опосля этого явно повеселела. А перед ужином чародей и вовсе отправился с
нею на прогулку. Все это не очень соответствовало тем горячим заверениям,
которыми одарила гостья свою горничную. А тут еще вновь принялись
подначивать Забаву другие служанки.
Особенно старалась Ольга.
- Ох, - притворно вздыхала она и всплескивала руками. - Как бы хозяин
не утонул в колодце!
Забава посмотрела на Ольгу, как на помешанную: до нее сначала не
дошло, о чем вздыхает подружка. Но когда Ольга бросила на Забаву быстрый
плутоватый взгляд, та наконец поняла, о каком, собственно, колодце идет
речь. Скрипнула зубами. Но сдержалась, хотя ей очень хотелось выцарапать
этой лицемерке все зенки.
И пошло-поехало. Воображение рисовало Забаве сцены, в которых она с
удовольствием сыграла бы главную роль. Но по всему выходило, что
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг