Я с искренним удивлением рассматривал симпатичную пожилую женщину.
Кажется, ночью она тоже стояла за спиной разбушевавшегося Юренева.
- Вот кофе. Я крепкий сварила, - дежурная осторожно поставила поднос
на стол. - Вафли, сахар, лимон. Вас устроит?
- Конечно, - я полез в карман. - Сколько за все это?
- Ничего, - улыбнулась дежурная. - Все услуги оплачены.
Я раздраженно выпятил губу:
- Кем?
Дежурная широко улыбнулась. Она приняла мой вопрос за шутку. Не желая
усугублять положение, я тоже улыбнулся:
- И часто у вас принимают гостей по рангу иностранцев?
- Ну что вы! - как бы даже виновато возразила дежурная. - Я тут много
лет работаю. Вы на моей памяти второй.
- Кто же был первым?
Дежурная понимающе заулыбалась:
- Нам не положено интересоваться...
- Так это же я, а не вы интересуетесь, - успокоил я ее. - Я,
наверное, задерживаю вас. Вам, наверное, домой пора.
- Пора-то пора, - странно замялась дежурная. Что-то ее все-таки
беспокоило, может, мои дурацкие вопросы. - Только все равно ждать
придется.
- Ждать? Чего?
- Звонка из больницы. Я в Бердске живу, а больница здесь, рядом.
Несподручно домой, а потом вновь в больницу.
- Простите, не знал, - я отхлебнул кофе, он оказался отменного вкуса.
- Кто-то из близких?
- Да дед у меня, - вдруг произнесла она беспомощно. - Пальцы дед
отморозил.
Дедом она называла мужа, это я понял. Но выходило, что-то дед
залежался с отмороженными пальцами - июль на дворе. На всякий случай, из
чисто человеческого сочувствия, я поддержал дежурную: зимы у нас суровые.
Я вот в детстве пальцы на ноге примораживал, до сих пор на погоду ноют.
Помните, в какой обувке ходили после войны...
Дежурная кивнула.
- Помню.
Получилось у нее жалостливо. Она явно искала утешения, что-то ее
здорово расстраивало.
- Я утром домой звоню. Всегда утром звоню домой. У нас телефона нет,
у соседа телефон, я ему и звоню, он машинистом работает. Веранды у нас
рядом, он деда крикнет, дед берет трубку. А тут ничего такого. Сосед мне
говорит: слышь, Шура, увезли твоего. У меня сердце обмерло - куда увезли?
Да в больницу, говорит, ты не переживай, пальцы дед отморозил. Ты после
дежурства сама зайди в больницу, там же рядом.
- Не понимаю, - сказал я, попивая кофе. - Когда ваш дед отморозил
пальцы?
- Да утром, я же говорю, - дежурная скорбно опустила глаза. - Я же
говорю, звоню утром соседу, он машинист, веранды у нас рядом...
- Утром? Сегодня утром?
- Ну да, - в усталых глазах дежурной проскользнула растерянность. - Я
вот звоню, а сосед: ты, дескать, сама зайди.
- Дед на морозильной установке работает?
- Да ну вас! - испуганно отмахнулась дежурная. - Я про такую и не
слышала и не хочу слышать. Мало ли что, у нас с этим строго. У меня дед
баньку по средам топит. Всегда у него все с середины. Не по субботам, а по
средам, значит. Так он любит, так привык, такой у него план. И греется.
Заляжет на полке и греется. Зимой так, и летом так. Привычка. И вчера вот
так пошел греться...
- Может, он сломал руку? Не обморозил, а сломал?
- Да ну вас! Я тоже так думала.
- Ну, не сломал, а скажем, обжег. Или ошпарил. Баня все-таки.
- Да отморозил! Говорю, отморозил. И не руку, а пальцы на руке. Я уже
звонила в приемный покой. Отморозил. Оттяпают теперь пальцы.
- Так уж сразу оттяпают?
- А чего смотреть? - рассудительно протянула дежурная. - Так и
оттяпают. Мне же сказали: сильно отморожены пальцы.
Я не знал, как ее успокоить. Врачам виднее, в конце концов.
Конечно, виднее. Она и не спорит.
Дежурная разгорячилась.
Дед у нее на пенсии, совсем смирный, не пьет. Дежурная вдруг
подозрительно повела носом - и я обрадовался, что успел спрятать бутылки.
Вот совсем смирный дед. Истопит баньку, погреется. А раньше слесарь
хороший был, ему Юренев Юрий Сергеевич хорошо работу оплачивал.
Я видел, дежурной хочется выговориться.
- Вот живи себе спокойно, - вздохнула она. - Да только спокойно нынче
не проживешь. То нога вот, а раньше - письма.
- Какие письма?
- Ну да, вы же не знаете... Дед письма стал получать, - дежурная
испуганно подняла глаза. - Бывало, штук по тридцать в день.
- От родственников?
- Откуда у него столько? - дежурная быстро оглянулась на дверь. - Я
тоже сперва подумала - от родственников. А там отовсюду письма, даже из
Вашингтона. Откуда у него родственники в Вашингтоне?
- Из Вашингтона?
- Ну да. Я соседей стала стесняться. Говорила сперва: да так,
знакомые пишут. А какие там знакомые! Дед и языков не знает. Еще баба
какая-то стала вязаться к деду. Чего, мол, забыл про нее? И урка какой-то:
дескать, в Вятке по одному делу шли. А из Вашингтона который, тот все с
обидой, с обидой. Приеду, мол, в гости. А как мы такого гостя примем? -
дежурная смотрела на меня с испугом. - И все с обидами, все с жалобами. У
одного дом сгорел, другой судится, третий выпить любит, а все мой дед
виноват. А мне ли его не знать, он под крылом моим, считай, пятый десяток.
Да и что мы выделить можем? У деда пенсия, у меня вот работа, а тот, что
из Вашингтона, тот требовал тридцать тысяч долларов. И требовал сильно,
добавлял - это на первый раз. Что нам, по миру идти? Хорошо, я Юрию
Сергеевичу пожаловалась - тоже родственники! Он это дело, слава Богу,
быстро прикрыл, нет теперь писем. Даже дядька из Казани перестал писать, а
он родной дядька. И вот еще... Пальцы... Это что же такое? Весь Бердск
будет смеяться!
- Разобраться надо, - совсем запутался я. - Вы сходите, сходите в
больницу.
- Вот я и собираюсь.
- Пакет это вы принесли? - кивнул я в сторону тумбочки. Мне хотелось
отвлечь дежурную от ее мыслей.
- Какой пакет?
- А вон на тумбочке лежит.
- Да нет, я не приносила. Может, из организаторов кто-нибудь? Вы ведь
на симпозиум приехали? К Юрию Сергеевичу?
- В некотором смысле, - вздохнул я.
- Душевный он человек, - с некоторой опаской вздохнула и дежурная.
Она вышла. Я, наконец, остался один.
Устало откинувшись в кресле, я поднял взор и увидел под самым
потолком паучка. Паутинка была прозрачная, казалось, паучок висит в
воздухе. Ему было хорошо, ему никто не рассказывал про отмороженные в
июльский зной, да еще в бане, пальцы. И никто не раскуривал перед ним
сигарету, не пользуясь ни зажигалкой, ни спичками. Зачем я, собственно,
вышел из поезда? Ехал бы дальше, добрался бы до Благовещенска. У Светки
Борзуновой книга стихов выходит...
Ладно.
Я дотянулся до пакета и вскрыл его.
Фотографии. Три штуки.
Я всмотрелся.
Знакомое что-то. Крупнопанельный пятиэтажный дом фасадом на знакомый
проспект. Сосна с обломанной вершиной, под сосной обломанные ветки. Ветром
их обломало?.. Битое стекло на асфальте, в стене дома дыра, будто изнутри
выдавили панель. Я отчетливо видел внутренности квартиры - перевернутое
кресло, край ковра, заброшенный на письменный стол...
С ума сойти! Это же квартира Юренева.
Конечно... Вот кресло столь редкого в наши дни рытого зеленого
бархата. Вот на стене семейный портрет с обнаженной женщиной в центре.
Семьи у Юренева никогда не было, он заказал этот портрет Саше Шурицу - для
смеха... Странно, почему картина не свалилась? Там же вроде взрыв
произошел...
Обломанная сосна, дыра в стене, перевернутое кресло... Зацепившись за
что-то, чуть не до второго этажа свисал вниз длинный алый шарф.
Очень впечатляющая фотография. Юренев любит такие шуточки.
Но странно, странно...
Я взглянул на вторую фотографию и оторопел.
Какая-то неопределенная дымка; пыль, наверное... Лестничная площадка,
запорошенная кирпичной пылью... И Юренев... Это был он! И он безжизненно
лежал на голом полу, вцепившись рукой в стойку перил. Даже футболка на нем
была знакомая, та, где на фаллическом камне написано: "Оля была здесь".
К черту Олю!
Совсем недавно Юренев сидел передо мной, ахал, ухал, пытался
раскурить сигарету... И пакет тогда уже лежал на тумбочке. Что за черт?
Я набрал номер Юренева.
Длинные гудки.
Может, он и впрямь на бетонном полу валяется? Глупости! Я сплюнул.
Фокусник!
Все равно меня пробирало морозом.
Длинные гудки.
Их просто не могло существовать - таких фотографий. Подделка. Это
подделка.
Но кому такое нужно? Юреневу?
Придурок!
Длинные гудки.
Кому еще позвонить? Ие? Козмину?
Я собирался уже бросить трубку, когда Юренев отозвался, причем весьма
раздраженно:
- Что еще?
- Ты дома? - растерянно спросил я.
- А где мне быть? - он обалдел от моей наглости. - Ты меня всю ночь
спаивал, постыдись! Могу я, наконец, отдохнуть?
- Спаивал?
- А то нет? Кто коньяк привез? Дерьмовый коньяк, кстати.
Я бросил трубку.
Ничего с провидцем не случилось, так, очередной фокус.
А пальцы, отмороженные в летней баньке?..
Я вытащил третью фотографию.
Заросший травой овраг. Зелень, спокойствие. Солнце пробивается сквозь
ветви. Длинная деревянная лестница, вытянувшаяся вдоль мощных труб
отопления. Тишина и покой. Сонный летний покой. И у самого ручья сухая
коряга.
Я хорошо знал это место.
Когда-то я часто посещал это место.
И сейчас, на фотографии, я тоже был там, хотя правдой это быть не
могло. Я действительно знал и любил это место, но с Ией я никогда там не
бывал. А на фотографии мы целовались. Сидели на сухой коряге и целовались.
Кому нужна такая подделка?!
4. КУПИТЬ ШТОПОР
Я еще раз тщательно изучил фотографии.
Если это подделка, то классная.
Чудовищная дыра в стене, алый шарф, размотавшийся до второго этажа,
Юренев, валяющийся на бетонном полу, мы с Ией...
Но почему овраг? Целующимися нас можно было сфотографировать только
на Алтае, нигде больше. Ведь копейку, которую я до сих пор таскаю в
кармане, Ия передала мне после Алтая... В том овраге мы не могли
целоваться, мы даже никогда вместе там не были.
Алтай...
Разумеется, я не входил в число научных сотрудников полевого отряда,
но находился как бы в привилегированном положении - меня ввел в отряд сам
Козмин-Екунин.
Три водителя, Юренев, Ия и я. Газик и два трехосных ЗИЛа с жесткими
металлическими фургонами. Аппаратура.
Аппаратура была весьма непростой. Насколько я знаю, она являлась как
бы частью НУС, но вполне самостоятельной автономной частью.
Что мы искали? Зачем нам понадобилась столь сложная аппаратура? Раза
два я пытался задавать такие вопросы, но Юренев до подробностей не
снисходил. Что ищем? Ну, плазмоиды, скажем, ищем. Поймешь что-нибудь?
Объясняю популярно: плазмоиды - это нечто вроде аналогов НЛО. Слыхал?
Неопознанные летающие объекты.
Если Юренев и привирал, то с большим вдохновением.
- Хочешь подробностей? - его толстые губы смеялись. - Найди Дмитриева
и Журавлева "Тунгусский феномен - вид солнечно-земных связей", там все
сказано. Издано "Наукой", год, кажется, восемьдесят четвертый. Почитай,
тебе не во вред.
Не знаю, как на самом деле обстояло дело с НЛО или плазмоидами, но
поиск, на мой взгляд, велся несколько странно. Антенны НУС торчали над
фургонами, бесчисленные датчики были разбросаны по всем окрестным горам,
лесам и долинам. А в сами фургоны Юренев напрочь запретил кому-либо
заглядывать. Как поставили ЗИЛы буквой "Т", так они и стояли. Жили мы в
палатках, несколько в стороне, а вблизи не было ни юрты, ни поселка.
Труднее всех переносили вынужденную изоляцию водители - им запрещалось
покидать территорию лагеря или приглашать гостей. Круглые сутки они
резались в карты, а то со скуки играли с Юреневым в чику - я не раз
заставал их за этим занятием. Но вот нам с Ией повезло. Юренев дал нам
задание купить штопор.
Этот штопор Юренев высмотрел еще в прошлом году, подыскивая место для
лагеря. Есть такой поселок в степи - Кош-Агач. Последнее дерево. Последняя
тень. Край света.
Голые выжженные камни, не степь - пустыня. Злобное солнце, ветхие
руины древних могильников. На горячих желтых камнях, приспустив крылья,
как черные шали, восседали одинокие орлы. Пахло каменной крошкой, сухой
пылью, справа и слева нависали кровавые, насыщенные киноварью обнажения.
Купить штопор!
Газик проскакивал мост через речку Чаган-Узун и устремлялся к
далекому Северо-Чуйскому хребту. На высоте две тысячи метров можно было
задохнуться от медового запаха эдельвейсов. Там были гигантские поляны,
мохнато серебрящиеся от цветов. Но еще газик летел по выжженной каменистой
степи, таща за собой чудовищный шлейф пыли. Стремительно выкатив газик на
единственную голую улочку Кош-Агача, шофер Саша, плечистый, румяный, в
любую жару обтянутый армейской гимнастеркой, тормозил у лавочки
древностей.
Конечно, просто комиссионка. Лавочкой древностей ее прозвал я.
Комиссионка, комиссионка, набитая рухлядью, тишиной и пылью.
Румяный Саша, не скрывая алчности, одергивая гимнастерку, бросался к
белому, как айсберг, холодильнику:
- Беру!
Еще бы не взять! Цена - 50 руб.
Румяный Саша тянул на себя дверцу и чертыхался: агрегат холодильника
был варварски выдран.
Саша алчно бросался к цветному телевизору. Еще бы не взять! Цена - 50
руб.
- Беру!
Снова чертыханье: экран телевизора пересекала черная трещина.
Все в этой лавочке древностей было ущербно, все вещи попали сюда
после постигшей их таинственной катастрофы. Даже на отталкивающем сером
цветке, вырезанном из брезента (цена - 1 руб.), не хватало скучного
лепестка. Велосипеды без колес, мотки драной бечевки, мятые мотоциклетные
шлемы, зеркала с облезшей амальгамой... Трудно поверить, но даже козел,
часто появлявшийся перед лавочкой, казался пыльным, древним, как выжженная
солнцем степь.
- У него рога в плесени, - пряталась за меня Ия. - Я его боюсь.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг