совсем мало, и Иван с Валеркой, взявшись за руки и сцепившись с соседями,
прошмыгнули между двух ментов и понеслись к центру площади.
Рукопожатие прошло как-то незаметно, если не считать того, что Иван
не догадался перекинуть футляр из правой руки в левую сразу - из-за этого
он чуть замешкался перед памятником, но все же успел. Руку он пожал
редактору "Красного Полураспада" полковнику Кожеурову, а Валерке достался
мокрый черный протез совкомовского завкультурой, который, по примете,
приносил несчастье. От этого Валерка расстроился и, когда площадь Санделя
осталась позади, и народ вокруг опять споро собрался в колонну, он
обернулся назад и погрозил кулаком уплывающему серому фасаду с огромными
красными словами МИР, ТРУД, МАЙ.
Ватник Ивана сильно пропитался водой и отяжелел. Но идти до Петра
оставалось недолго. Милиции вокруг становилось все меньше, а пьяных все
больше, но казалось, что происходит просто внешнее изменение некого
присутствия, общее количество которого остается прежним. Наконец вокруг
оказались крытые толем парники проспекта Бабаясина, и Иван с Валеркой,
доплыв вместе с толпой до знакомого дома, вышли из колонны и пошли
наперерез движению, не обращая внимания на свист и маюги распорядителя.
Быстро добрались до знакомого подъезда и поднялись на третий этаж; уже на
лестничной клетке возле двери в общежитие, где проживал Петр, запахло
спиртным, и Валерка, совершенно забыв зловещую встречу на площади,
заулыбался и пихнул Ивана в плечо. Иван как-то неестественно улыбнулся.
Общежитие сотрясала музыка.
Петр открыл дверь и высунул в проем свою небольшую голову - как
всегда, показалось, что он стоит с той стороны дверей на скамеечке.
- Привет, - без выражения сказал он.
- Ну и гремит, - заходя в коридор, сказал Валерка, - кто это так
трудячит?
- "Ласковый май", - ответил Петр, уходя по коридору.
Петрова комната отличалась от Ивановой расположением кровати и шкафа,
количеством бутылок на полу и календарем на стене - здесь голая баба
(другая), улыбаясь, протягивала в комнату стакан мандаринового сока - ее
выкрашенные зеленым лаком ногти показались Ивану упавшими в стакан и
потонувшими в нем мухами.
Иван сел на кровать, взял с тумбочки журнал и открыл наугад - на него
глянул какой-то старый мушкетер в берете. Между Валеркой и Петром
завязался односложный разговор, из которого Иван выцеживал вполуха только
редкое Валеркино красное словцо.
"В коммунизме есть здоровое, верное и вполне согласное с
христианством понимание жизни каждого человека, - писал мушкетер, - как
служения сверхличной цели, как служения не себе, а великому целому".
Эти слова как-то очень гладко проскользнули в голову, настолько
гладко, что совершенно неясен остался их смысл. Иван начал вдумываться в
них, и вдруг в комнате стало темнее, и сразу стих разговор за столом. Иван
поднял глаза. Мимо окна проплывал огромный снаряд наглядной агитации -
плоский фанерный бульдозер алого цвета, со старательно прорисованными
зубьями открытого мотора. Поражали в нем и величина, и то, что весь он был
выполнен из цельного куска фанеры, специально для этой цели выпущенного
местной фабрикой. Но было и какое-то странное несоответствие, которое Иван
заметил еще на демонстрации, когда проходил мимо стоящего в боковой улочке
снаряда и вглядывался в зеленые магниевые колеса, на которых тот стоял, -
это, кажется, было шасси тяжелого бомбардировщика Ту-720. Тогда он не
понял, в чем дело, а сейчас - видно, из-за того, что в окне была видна
только верхняя часть агитационной громадины - догадался: кабина бульдозера
была абсолютно пустой. Не было даже нарисованных стекол - вместо них зияли
две пропиленные квадратные дыры, сквозь которые сквозило разбухшее серое
небо.
Бульдозер проплыл мимо, и Иван, кивая головой набегающим мыслям,
погрузился в журнал, дожидаясь, когда все напьются до такой степени, что
можно будет незаметно уйти. Статья увлекла его.
- ...Какого молота ты там высерпить хочешь?
Иван поднял глаза. Валерка и Петр напряженно глядели на него. Тут он
вдруг понял, что уже минут пять в комнате стоит полная тишина, и отложил
журнал.
- Да тут интересно очень, - сказал он, на всякий случай поднося руку
к карману, где лежал пистолет. - Философ Бердяев.
- И чего же? - странно улыбаясь, спросил Петр. - Чего пишет?
- Есть у него одна мысль ничего. О том, что психический мир
коммуниста резко делится на царство света и царство тьмы - лагери Ормузда
и Аримана. Это в общем манихейский дуализм, пользующийся монистической
до...
Удара табуреткой в лицо Иван даже не почувствовал - догадался, что
получил именно табуреткой, когда увидел с пола, как Петр с этим
инструментом в руке делает к нему медленный шаг. Сзади Петра так же
медленно пытался остановить Валерка - и успел. Иван потряс головой и
вытащил из кармана пистолет. В следующий момент в него попала табуретка,
метко пущенная Петром, пистолет отлетел в угол, тихонько хлопнул, и на
потолке появилась заметная выщербина. На пол посыпалась штукатурка.
- Под блатного косит, ударник, - сказал растерявшемуся Валерке Петр,
нагибаясь за пистолетом. - Я полтора года сидел, музыку эту знаю. Сейчас,
- повернулся он к Ивану, - будет тебе эпифеномен дегуманизации.
Аккордеоном по трудильнику.
Он потянулся к футляру.
5
- Смотря на какую зарплату, - говорил Иван, прижимая к углу рта
скомканный носовой платок, - и смотря какую машину. Зря вы думаете, что у
вас тут царство тьмы, а у нас - царство света. У нас тоже... Негры всякие
бездомные... СПИД разносят...
Ничего, кроме каких-то обрывков из телепередачи "Камера смотрит в
мир", Ивану не вспомнилось, но этого было достаточно. Валерка с Петром
слушали открыв рты - и Ивану даже не хотелось вставать из-за стола. Но
было уже пора.
- Ты им скажи там, - говорил Валерка, пока Иван надевал ватник, - что
мы люди незлые. Тоже хотим, чтоб над головой всегда было мирное небо.
Хотим спокойно себе трудиться, растить детей... Ладно?
- Ладно, - отвечал Иван, пряча пистолет в футляр с рацией и аккуратно
защелкивая никелированные замки, - обязательно скажу.
- И еще скажи, - говорил Петр, идя с ним по коридору с одинаковыми
резиновыми половиками перед каждой дверью, - что наш главный секрет - не в
бомбах и самолетах, а в нас самих.
- Скажу, - обещал Иван, - это я понял.
- Возьми журнал, - сказал Петр в дверях, - в дороге почитаешь.
Иван взял. Потом обнялся на прощание с Петром и притихшим Валеркой и,
не оборачиваясь, вышел на улицу. За ним щелкнула дверь. Он спустился вниз,
вышел на улицу и глубоко вдохнул воздух, пахнущий мазутом и сырыми
досками. В небе ало сверкнуло - Иван шарахнулся было к подъезду ("Неужто?"
- мелькнула мысль), но сообразил, что это салют.
- Ур-а-а-а! - нестройно закричали на улице. - Ур-а-а-а!
- Ура-а-а! - закричал Иван.
В небе разорвалась новая пачка ракет, и все опять осветилось - желтые
заборы, желтые трехэтажки, желтые полосы не то дыма, не то тумана в
близком косматом небе. Издалека-издалека долетел тревожный и протяжный
механический вой - словно напоминало о себе что-то огромное и
ржаво-масляное, требуя внимания от людей, а может быть - просто поздравляя
их с праздником. Потом все стало зеленым.
Иван зашагал к вокзалу.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг