вправо; в результате дрезину заклинило намертво. Я понял, что дальше
придется идти в темноте, и медленно побрел вперед, жалея, что не захватил
с собой ландратовского "макарова", хотя, конечно, он вряд ли спас бы меня
от крыс, вздумай они напасть.
Не успел я пройти полусотни метров, как впереди послышался лай собак
и крики. Я повернулся и побежал назад. У меня за спиной зажглись огни;
обернувшись, я увидел серые тела двух овчарок, прыгающих по шпалам впереди
преследователей, единственной видимой частью которых были покачивающиеся
кружки фонарей. В меня не стреляли - наверно, чтобы не попасть в собак.
- Вон он! Белка! Стрелка! Фас его! - заорал кто-то сзади.
Я повернул в боковой тоннель и помчался с максимальной скоростью, на
которую был способен, высоко подпрыгивая, чтобы не переломать ног.
Наступив на крысу, я чуть не упал, и вдруг увидел яркие и немигающие
неземные звезды - они горели справа; я кинулся туда, наткнулся на стену и
полез через нее, цепляясь за кабели и спиной чувствуя несущихся ко мне
овчарок. Перевалившись через край, я сорвался вниз и не расшибся только
потому, что врезался во что-то очень мягкое, похожее на обтянутое
полиэтиленом кресло. Перевалившись через него, я втиснулся в щель между
рядами каких-то упаковок и ящиков и пополз по ней; несколько раз я
натыкался руками на затянутые полиэтиленом спинки стульев и поручни
диванов. Потом вокруг стало светлее. Я услышал совсем рядом тихий разговор
и замер. Передо мной была задняя панель шкафа - оргалитовый лист с большим
словом "Невка". Сзади доносились лай и крики, а потом долетел усиленный
мегафоном голос:
- Прекратить! Тихо! Прямой эфир через две минуты!
Собаки продолжали лаять, и чей-то наглый тенор принялся объяснять в
чем дело, но мегафон снова проревел:
- А ну на хуй с территории! Вместе с собаками под трибунал пойдете!
Лай стал постепенно стихать - видно, собак оттащили. Еще через минуту
я отважился выглянуть из-за шкафа, за которым лежал.
В первый момент мне показалось, что я попал в какой-то огромный
древнеримский планетарий. На очень высоком сводчатом потолке стеклом и
жестью поблескивали далекие звезды, включенные примерно в треть накала.
Метрах в сорока от меня стоял старый рельсовый кран; на его стреле, метрах
в четырех от пола, парил похожий очертаниями на огромную бутылку корабль
"Салют" с пристыкованным к нему космическим грузовиком "Агдам Т-3";
корабль был надет на стрелу, как пластмассовая модель самолета - на ножку
подставки. Видимо, вся конструкция была слишком тяжелой для одного крана,
потому что корму космического грузовика поддерживали два или три упертых в
пол длинных бревна; они были различимы в полутьме, но когда совсем рядом
со мной зажглись два прожектора, они стали практически невидимы, потому
что, как и стена за ними, были выкрашены черной краской и облеплены
мерцающими в электрических лучах кусочками фольги.
Прожектора были закрыты светофильтрами, и их свет был странным,
белесо-мертвенным. Кроме космического корабля, который сразу стал
выглядеть очень правдоподобно, они осветили телекамеру с большой надписью
"Samsung", возле которой покуривали два автоматчика, и длинный стол с
микрофонами, едой и призрачно-прозрачными водочными бутылками, похожими на
вбитые в стол сосульки; за ним сидели два генерала, каждый из которых был
чем-то похож на Генриха Боровика.
Рядом стоял маленький столик с микрофоном, за которым сидел человек в
штатском. За его спиной был фанерный щит с надписью "Время" и рисунком
земного шара, над которым косо взлетала пятиконечная звезда с очень
длинными боковыми лучами. Склонившись над столом, с человеком за
микрофоном о чем-то говорил другой штатский.
- Дубль три!
Кто это сказал, я не видел. Второй штатский быстро подбежал к
телекамере и развернул ее в сторону столика. Раздался звонок, и человек за
микрофоном четко и медленно заговорил:
- Сейчас мы находимся на переднем крае советской космической науки, в
одном из филиалов ЦУПа. Седьмой год несут орбитальную вахту космонавты
Армен Везиров и Джамбул Межелайтис. Этот полет - длиннейший в истории -
сделал нашу страну лидером мировой космонавтики. Символично, что мы с
оператором Николаем Гордиенко оказались здесь в день, когда космонавты
выполняют важную научную задачу - ровно через полминуты они выйдут в
открытый космос с целью установки астрофизического модуля "Квант".
Весь бокс озарился нежным и неясным светом - я поднял голову и
увидел, что лампочки на потолке вспыхнули в полный накал. Открылась
величественная панорама звездного неба, к которому столько веков стремился
человек, складывая полные красоты, но такие наивные легенды о вбитых в
небесную твердь серебряных гвоздях.
Со стороны "Салюта" послышались приглушенные удары - так бывает,
когда плечом несильно толкают задубевшую от сырости дверь в погреб, боясь,
что от слишком сильного удара она опрокинет стоящие сразу за ней крынки со
сметаной. Наконец, я увидел чуть приподнявшуюся над поверхностью корпуса
космического корабля крышку люка, и сразу же от стола, за которым сидел
человек с микрофоном, донеслось:
- Внимание! Включаем прямой эфир!
Люк медленно открылся, и над поверхностью космического корабля
появился круглый серебристый шлем с короткой антенной. Все за столом
зааплодировали; вслед за шлемом появились плечи и серебристые руки - они
первым делом прицепили страховочный фал к специальной штанге на корпусе
корабля; движения их были очень медленными и плавными, отработанными за
время долгих тренировок в бассейне. Наконец, первый космонавт вылез в
открытый космос и остановился в нескольких шагах от люка - я подумал, что
требовалось немалое мужество, чтобы стоять на четырехметровой высоте. Мне
показалось, что один из генералов за столом смотрит в мою сторону, и я
втянул голову за шкаф, а когда я решился опять ее высунуть, уже оба
космонавта стояли на поверхности космического корабля, ослепительно-белые
на фоне чернильных космических далей, усыпанных крошечными точечками
звезд. У одного из них в руках был небольшой ящик. Это и был, как я понял,
астрофизический модуль "Квант". Космонавты медленно и как-то подводно
прошли по корпусу корабля, остановились у высокой мачты и довольно быстро
привинтили к ней ящик. Потом они повернулись в сторону телекамеры, плавно
помахали руками, и такими же водолазными шагами вернулись к люку, в
котором по очереди исчезли.
Люк закрылся, но я еще долго глядел на мерцающие в невообразимой дали
звезды - туда, где раскинуло длинные тонкие руки созвездие Лебедя,
колеблясь, кому открыть объятья: огромному ли - в полнеба - Пегасу, или
маленькой, но такой трогательно яркой и чистой Лире.
Человек в гражданском тем временем быстро и радостно говорил в свой
микрофон:
- На время операции в центре управления полетом наступила тишина.
Признаться, и у меня захватило дух, но все прошло успешно. Нельзя не
поразиться четкости и слаженности действий космонавтов - видно, не зря
прошли для них годы тренировок и орбитальной вахты. Установленное сегодня
научное оборудование...
Я отполз за шкаф. Мною овладело очень странное состояние - я
чувствовал апатию и безразличие ко всему происходящему. Если бы меня
сейчас стали хватать, я вряд ли попытался бы бежать или сопротивляться;
единственное, чего мне хотелось, так это спать. По лунной привычке положил
голову на скрещенные руки и заснул. Сквозь сон до меня донеслось:
- Телевизионная передача о работе в открытом космосе велась с помощью
камеры, установленной бортинженером на панели одной из солнечных батарей
базового блока.
Спал я долго - наверно, часов пять. Несколько раз возле меня начинали
что-то двигать и материться, потом тонкий женский голос требовал заменить
диван, но я даже не пошевелился; может быть, мне это снилось. Когда я,
наконец, пришел в себя, вокруг было тихо. Я осторожно поднялся и выглянул
из-за шкафа. Стол с микрофоном был пуст, а телекамера накрыта брезентом.
Освещая космические корабли, горел один прожектор. Людей вокруг видно не
было. Я вышел из-за шкафа и огляделся: все было так же, как и во время
телепередачи, только сейчас я заметил на полу под космическими кораблями
довольно большую кучу нечистот, мерзко белеющую бумажками и банками из-под
"Великой Стены"; на моих глазах туда что-то тихо шлепнулось. Я подошел к
столу, на котором осталась недопитая водка и тарелки с закуской; мне
сильно хотелось выпить. Когда я сел, моя спина автоматически согнулась,
приняв велосипедную позу; с некоторым усилием я разогнулся, слил остатки
водки - ее хватило на два полных стакана - и по очереди опрокинул их в
рот. Несколько секунд я колебался, не закусить ли одним из оставшихся на
тарелке маринованных грибов, но когда я увидел испачканную в слизи вилку,
победила брезгливость.
Я вспомнил своих товарищей по экипажу и представил себе такой же, или
похожий, зал, на полу которого еще стоят, наверно, цинковые гробы - четыре
запаянных и один пустой. Наверно, в чем-то ребята были счастливей меня, но
все же я испытал печаль. Потом я подумал о Митьке. Скоро в голове у меня
зашумело, и появилась способность думать о сегодняшних событиях. Но вместо
того, чтобы думать о них, я вспомнил свой последний день на Земле,
темнеющую от дождя брусчатку Красной площади, коляску товарища Урчагина и
случайное прикосновение его теплых губ, шепчущих в мое ухо:
"Омон. Я знаю, как тяжело тебе было потерять друга и узнать, что с
самого детства ты шел к мигу бессмертия бок о бок с хитрым и опытным
врагом - не хочу даже произносить его имени вслух. Но все же вспомни один
разговор, при котором присутствовали ты, я и он. Он сказал тогда - "Какая
разница, с какой мыслью умрет человек? Ведь мы материалисты." Ты помнишь -
я сказал тогда, что после смерти человек живет в плодах своих дел. Но я не
сказал тогда другой вещи, самой важной. Запомни, Омон, хоть никакой души,
конечно, у человека нет, каждая душа - это вселенная. В этом диалектика. И
пока есть хоть одна душа, где наше дело живет и побеждает, это дело не
погибнет. Ибо будет существовать целая вселенная, центром которой станет
вот это..."
Он обвел рукой площадь, булыжник которой уже грозно и черно блестел.
"А теперь - главное, что ты должен запомнить, Омон. Сейчас ты не
поймешь моих слов, но я и говорю их для момента, который наступит позже,
когда меня не будет рядом. Слушай. Достаточно даже одной чистой и честной
души, чтобы наша страна вышла на первое место в мире по освоению космоса;
достаточно одной такой души, чтобы на далекой Луне взвилось красное знамя
победившего социализма. Но одна такая душа хотя бы на один миг -
необходима, потому что именно в ней взовьется это знамя..."
Я вдруг почувствовал сильный запах пота, обернулся и сразу же полетел
на пол, сбитый со стула сильным ударом кулака в толстой резиновой
перчатке.
Надо мной стоял космонавт в заношенном войлочном скафандре и шлеме с
красной надписью "СССР". Он схватил пустую бутылку, разбил ее о край стола
и с розочкой в занесенной руке наклонился надо мной, но я успел
откатиться; вскочив на ноги, я побежал. Он кинулся за мной - перемещался
он медленными движениями, но почему-то очень быстро, и это было страшно.
Краем глаза я увидел второго - он торопливо слезал по подпиравшему корпус
"Агдама Т-3" черному полену, обдирая звезды из фольги. Я добежал до
дверей, ударил в них плечом, но они были заперты. Тогда я кинулся назад,
увернулся от первого и столкнулся со вторым, который с размаху ударил меня
ногой в ботинке с тяжелой магнитной подошвой - целился он в пах, но попал
в ногу - а потом попытался боднуть острой антенной в живот. Мне опять
удалось увернуться. Я вдруг понял, что выпил водку, которой они ждали,
может быть, несколько лет, и испугался по-настоящему. Оглядев стены
вокруг, я заметил небольшую решетчатую дверь с красной молнией в
треугольнике и надписью "Опасно!" и побежал к ней.
За ней начинался очень узкий коридор с гулким железным полом. Я
пробежал по нему от силы метров пять и услышал за спиной тяжело-звонкое
звяканье магнитных пластин. Это придало мне скорости и сил; я повернул за
угол и увидел короткий коридор, кончающийся круглым вентиляционным окном с
порванной проволочной сеткой, за которой была видна неподвижная ржавая
лопасть. Я дернулся было назад, но вдруг оказался так близко от своего
преследователя, что даже не ощутил его как нечто целое, а как бы
зафиксировал набор не связанных друг с другом восприятий: шар с забралом
из бутылочного плексигласа и красным словом "СССР", черный резиновый кулак
с торчащим над ним маленьким прозрачным трезубцем, сильнейший запах пота и
майорские погоны на крашеном серебрянкой войлоке. В следующий миг я уже
извивался в вентиляционной шахте за люком. Я довольно быстро протиснулся
между лопастями огромного вентилятора, похожего на корабельный винт, но
когда я пополз по уходящему куда-то далеко вверх колодцу, мой ватник
сбился в ком, и я застрял и скорчился, как плод в утробе. Потом снизу
зашуршало, что-то коснулось моей лодыжки, и я с криком рванулся вверх, в
считанные секунды вскарабкался метра на два и протиснулся в горизонтальное
ответвление. Оно кончалось круглым окошком, за которым виднелся земной шар
в мутной дымке облаков; я всхлипнул и пополз ему навстречу.
Сквозь тонкую пленку слез Земля виделась нечеткой и размытой, и
словно висела в желтоватой пустоте; из этой пустоты я и глядел на ее
приближающуюся поверхность, протискиваясь к ней навстречу, пока вдруг не
расступились сжавшие меня стены и коричневый кафель пола не полетел мне
навстречу.
- Эй! Мужчина!
Я открыл глаза. Надо мной склонялась женщина в грязном синем халате;
на полу рядом с ней стояло ведро, а в ее руке была швабра.
- Тебе плохо, что ли? Тебе чего надо здесь?
Я перевел взгляд - прямо напротив меня в стене была коричневая дверь
с надписью "проверить до 14.VII". Рядом висел календарь с большой
фотографией Земли и словами "За мирный Космос!". Я лежал в коротком
коридоре с синими крашеными стенами; вокруг было три или четыре двери. Я
поглядел вверх и увидал в стене напротив календаря черную дыру
вентиляционного люка.
- А? - спросил я.
- Пьяный, что ли, говорю?
Держась за стену, я встал на ноги и побрел по коридору.
- Куда, - сказала женщина и резким движением развернула меня. Я пошел
в другую сторону. За углом начиналась крутая и довольно высокая лестница
вверх, упиравшаяся в деревянную дверь; из-за двери доносился неясный шум.
- Давай, - подтолкнула меня в спину женщина в спину.
Я поднялся по лестнице, оглянулся - она настороженно смотрела на меня
снизу - толкнул дверь и оказался в полутемной нише, где стояло несколько
человек в гражданском. Они не обратили на меня особого внимания. Издалека
послышался нарастающий гул, я поглядел вбок и прочел бронзовую надпись
"БИБЛИОТЕКА ИМ. В.И. ЛЕНИНА".
Земля, вдруг понял я.
Я вышел из закутка под лестницей и медленно побрел по платформе к
большому зеркалу в ее конце. Над зеркалом мигали грозные оранжевые знаки
времени, сообщавшие, что еще не вечер, но времени уже довольно много, а
последний поезд прошел чуть больше четырех минут назад. Из зеркала на меня
посмотрел молодой человек с очень давно не бритой щетиной; его глаза были
воспалены, а волосы сильно всклокочены. Одет он был в грязный черный
ватник, в нескольких местах вымазанный побелкой, и имел такой вид, словно
спал последней ночью черт знает где.
Впрочем, именно так оно и было. На меня начинал посматривать
прохаживающийся по залу милиционер с маленькими темными усами, и когда
подошел поезд, я без особых колебаний шагнул в раскрывшуюся дверь. Она
закрылась, и поезд повез меня в новую жизнь. Полет продолжается, подумал
я. Половина лампочек в луноходе не горела, и свет от этого казался
каким-то прокисшим. Я уселся на лавку; сидевшая рядом женщина рефлекторно
сжала ноги, отодвинулась и поставила в освободившееся между нами
пространство сетку с продуктами - там было несколько пачек риса, упаковка
макаронных звездочек и мороженая курица в целлофановом мешке.
Однако надо было решать, куда ехать. Я поднял глаза на схему
маршрутов, висящую на стене рядом со стоп-краном, и стал смотреть, где
именно на красной линии я нахожусь.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг