- А то ты сам не знаешь, - сказал Дима. - Навозный шар.
Это было правдой. Митя знал, что это, и отлично знал, что с этим
делать.
"Сколько ты у меня украл, - подумал он, с ненавистью глядя на шар, -
ведь вообще все, что было, украл..."
Он поднял было ногу, собираясь пнуть его, но понял, что бить некого,
и в этом было самое обидное. Осторожно, чтобы не увязли руки, он нажал на
поверхность шара - тот стронулся с места неожиданно легко, - подкатил его
к обрыву и толкнул вперед.
Шар прокатился несколько метров по крутому склону, оторвался от него
и исчез из виду. А через несколько долгих мгновений снизу долетел громкий
всплеск.
Митя повернулся, медленно дошел до места, где сидел раньше, и сел
прямо на землю, прислонясь спиной к камню.
- Странно, - сказал он после нескольких минут тишины, - но я сейчас
совершенно четко вижу, что эта точка всегда была у меня перед глазами.
Абсолютно все время. Я просто никогда не обращал на нее внимания.
- Ты просто не знал, что можно обратить на нее внимание, - сказал
Дима. - А есть еще очень много такого, на что ты сейчас точно так же не
обращаешь внимания, потому что не знаешь, что это можно сделать.
- Например?
- Ты любишь читать книги. Но в них все время написано о ком-то
другом. Тебе никогда не хотелось прочитать книгу о себе?
- Я ее еще только пишу, - сказал Митя.
- Кто "я"?
Митя показал на себя пальцем, и Дима засмеялся.
- Это сильное преувеличение, - сказал он. - Если ты увидишь эту
книгу, ты это сам поймешь.
- А как ее увидеть?
- Ты же сам только что сказал. Обратить внимание.
Митя закрыл глаза и некоторое время сидел молча.
- Не могу, - сказал он.
- Потому что ты до сих пор считаешь, что эту книгу пишешь ты сам, -
сказал Дима, - хотя тот "ты сам", который так считает, скорее и есть эта
книга.
Он присел на корточки напротив Мити и прошептал:
- Что будет, если голубая точка перед твоими глазами посмотрит сама
на себя?
- Сама на себя?
Митя зажмурился, и его лицо даже перекосилось от напряжения, так что
Дима снова засмеялся.
- Недавно ты упал вниз, - сказал он, - в колодец. Помнишь? А теперь
попробуй упасть прямо вверх.
Вдруг у Мити в ушах громко хлопнуло, и он увидел, что перед ним опять
не Дима. Перед ним был кто-то другой. И сидели они уже не среди каменных
выступов на маленькой земляной площадке, а совсем в другом месте, и не
сидели, а просто находились, потому что сидеть там было не на чем.
Собственно, и не они - Мити уже не было, а был только тот, на кого он
смотрел.
Это была фигура в чем-то вроде длинного сияющего плаща - а может
быть, так выглядели сложенные светящиеся крылья. Ее лицо и руки были
чистым светом, но на них можно было смотреть так же, как на любые другие
руки или лицо. Он знал все про эту фигуру - точнее, она знала все про
него, но это было одно и то же, потому что это и был он сам. Но не тот,
каким он себя знал.
То, что было перед ним, на самом деле не имело ни тела, ни какой-либо
определенной формы. Но чтобы можно было смотреть на это, надо было придать
ему какую-нибудь форму, что, как Митя понял, он и сделал совершенно
автоматически. Ясно было только одно - все лучшее, настоящее, что он
считал главным в себе и всю жизнь охранял от других и даже от самого себя,
было просто кривым и тусклым отражением того, что находилось сейчас перед
ним. Все лучшее в его жизни было просто каплями свободы и счастья, которые
медленно, по одной, просачивались к нему из неизвестного резервуара, из
мира, где ничего, кроме свободы и счастья, не было. А сейчас дверь в этот
мир широко распахнулась.
И Митя понял, что он всегда был просто искаженным и неполным
отражением этого существа, его слабой и бессильной тенью.
И одновременно он понял, что всегда и был этим существом, а то, что
он считал собой раньше, было просто солнечным зайчиком, лучом света,
который упал на какую-то поверхность и образовал множество разноцветных
пятен, так притянувших к себе его внимание, что то ли он стал думать, что
он и есть эти разноцветные движущиеся пятна, то ли пятна стали думать, что
они - это он.
Как будто он был изображением на экране, а сейчас изображение вдруг
повернулось, посмотрело в ту точку, откуда падал свет, и увидело, что оно
и есть эта точка и этот свет. Но что тогда было изображением? Митя
посмотрел на него и увидел, что это тоже он.
У Мити мелькнула мысль, что все дело в экране, но когда он посмотрел
на него, он увидел, что это тоже он сам, после чего стало совершенно
непонятно, как это он смог упасть сам на себя и образовать изображение,
которое тоже он.
Митя попытался назвать собой хоть что-нибудь из всего этого и не
смог. Он был всем этим и абсолютно ничем - просто игрой света и тени, на
которую смотрело то, что было им на самом деле, хотя на самом деле не было
ничего такого, что было бы им - Митей, сидящим на холодной каменной
поверхности огромного и прекрасного мира, прислонясь спиной к неровному
выступу скалы.
Он встал и огляделся. Димы нигде не было видно. Потом он заметил
слабый дрожащий свет, мелькнувший в расщелине между двумя скалами, и
подумал, что Дима там. Дойдя до расщелины, он щелкнул зажигалкой, протянул
ее вперед и шагнул через похожий на порог каменный выступ. Скалы смыкались
над головой, образуя подобие высокой пещеры. Митя увидел впереди слабый
огонек, как будто у Димы в руках догорала спичка, и позвал:
- Дима! Где ты?
Тот не ответил.
- Кто ты такой? - крикнул Митя и пошел вперед.
Огонек тронулся ему навстречу, и через несколько шагов его вытянутая
вперед рука с быстро нагревающейся зажигалкой уперлась в непонятно как
оказавшееся здесь зеркало в тяжелой полукруглой раме из темного дерева.
15. ЭНТОМОПИЛОГ
- То есть я как хочу сделать, Паш, - тонким тенорком говорил Арнольду
Сэм, - я туда поеду и возьму корыто, а назад своим ходом. Тут я корыто
продам, а продам я его, Паша, круто. Они сейчас дорогие. И тогда у меня с
прибабахом на два новых выйдет.
Они сидели свесив ноги на высоком деревянном заборе в начале
набережной. Пальцы Сэма были вжаты в пластмассовые бока чемоданчика с
такой силой, что их ногти побелели, а лицо было покрыто маленькими
бусинками пота и до крайности сосредоточено; глядел он в сторону моря, но
явно видел на его месте что-то другое.
- Но это, понятно, через баксы, - продолжал он, - а то их все сейчас
продали, вот с рублями, козлы, и остались. Ты ведь понимаешь, Паш, не на
голое место еду. А кстати, тебе охотничий билет нужен?
- Зачем это? - спросил Арнольд.
- А чтоб официально на стене висело. Если придут квартиру грабить -
снимешь и... Ты подумай только, Паш, какая сильная вещь! Я сейчас оформляю
себе - четыре инстанции надо пройти, и везде взятки платишь. Выходит
примерно два с полтиной. И еще у меня одна мысль есть...
Снизу послышался скрип, и Арнольд увидел приближающийся к забору
навозный шар, облепленный зелеными и желтыми листьями.
"Уже осень", - подумал он с грустью.
За шаром бежал маленький мальчик.
- Эй, - крикнул он, - вас зовут! Просили к столикам подойти.
- Кого зовут? - спросил Арнольд. - И кто?
- Не знаю, - ответил мальчик. - Просто просили передать, что с
Наташей плохо. Вы не знаете, где тут пляж? А то в тумане не видно ничего.
- Прямо, - сказал Арнольд и неопределенно махнул рукой.
- Спасибо, - недоверчиво сказал мальчик.
Он толкнул свой шар дальше, и Арнольд некоторое время глядел ему
вслед, прислушиваясь к путаному бормотанию Сэма.
- А если ты хочешь, Паш, - говорил тот, - то поезжай со мной в
Венгрию. Билет шестьдесят долларов, дорогой, но поехать стоит. И насчет
ружья тоже подумай - вещь очень сильная...
Арнольд потряс его за плечо.
- Сэм, - сказал он, - очнитесь.
Сэм встрепенулся, помотал головой и поглядел по сторонам. Потом он
раскрыл чемодан, поплевал красным в стеклянную баночку и спрятал ее назад.
- Это уже интересней, - своим обычным голосом сказал он, - здесь хоть
какая-то перспектива видна. Что случилось?
- Не знаю, - сказал Арнольд. - С Наташей плохо.
- О Господи, - сказал Сэм, - вот оно. Начинается.
Он спрыгнул на газон и стал ждать, пока Арнольд завершит сложные
эволюции с переносом веса, полным оборотом жирного тела на сто восемьдесят
градусов и повисанием на руках.
- Если хотите знать мое мнение, - сказал Арнольд, грузно
приземлившись в траву, - в таких ситуациях надо вести себя жестко с самого
начала. Иначе обоим будет только хуже. Никогда не подавайте никаких
надежд.
Сэм ничего не сказал. Они вышли на набережную и молча пошли в сторону
летнего кафе.
У одного из его столиков собралась небольшая толпа, и уже при первом
взгляде на нее было ясно, что произошло что-то нехорошее. Сэм побледнел и
побежал вперед. Растолкав зрителей, он протиснулся вперед и замер.
Со стола свисал, покачиваясь под ветром, узкий желтый лист липучки. К
нему пристало несколько мелких листьев и бумажек, а в самом его центре,
бессильно склонив голову, висела Наташа. Ее крылья были распластаны по
поверхности листа и уже успели пропитаться ядовитой слизью; одно было
отогнуто в сторону, а другое непристойно задрано вверх. Под ее закрытыми
глазами чернели синяки в пол-лица, а зеленое платьице, когда-то пленившее
Сэма своим веселым блеском, теперь потускнело и покрылось бурыми пятнами.
- Наташа! - вскрикнул Сэм, кидаясь вперед. - Наташа!
Его удержали. Наташа открыла глаза, заметила Сэма и с испугом
поправила челку на лбу. Усилие, видимо, оказалось для нее чрезмерным - ее
рука бессильно упала и впечаталась в ядовитый клей.
- Сэм, - с усилием открывая рот, сказала она, - хорошо, что ты
пришел. Видишь, как...
- Наташа, - прошептал Сэм, - прости.
- Представляешь, Сэм, - тихо заговорила Наташа, - я ведь, как дура,
перед зеркалом тренировалась. Плиз чиз энд пепперони. Думала, уеду с
тобой...
Ветер донес от репродуктора над лодочной станцией еле слышную трель
балалайки.
- Понимаешь, Сэм, не в Америку, а с тобой... Волновалась, как я
там... Помнишь, как мы купаться ходили? А мама, представляешь, из своей
шторы мне новое платье сшила. Я и не знала даже, смотрю - на диване лежит.
Все говорила - Наташенька, поиграй мне еще на баяне, а то уедешь скоро
насовсем... Только ей не говорите... Пусть лучше думает, что я не
попрощавшись уехала...
Наташа опустила голову, и на ее длинных ресницах заблестели маленькие
капельки слез.
- Осторожно, - раздался слева женский бас. - Пропустите-ка.
К столику подошла официантка с багровым лишаем на строгом, как у
судьбы, лице. В ее руке была огромная алюминиевая кастрюля с красной
надписью "III отряд". Официантка поставила кастрюлю на землю, вытряхнула
туда остатки пищи из стоявших на столе тарелок, а потом одним движением
сильной и жестокой ладони сорвала со стола лист липучки с Наташей, смяла
его в маленький желтый комок и кинула следом. Сэма опять удержали на месте
чьи-то руки. Официантка прикрепила к столу свежую липучку, подхватила
кастрюлю и пошла к следующему столу. Граждане стали расходиться, а Сэм все
стоял на месте и глядел на свисающую со стола липкую желтую полоску.
- Пойдемте, Сэм, - услышал он тихий голос Арнольда. - Ей уже все
равно не помочь. Идемте. Вам выпить надо, вот что. Пойдемте к Артуру, он
сейчас в домик к покойному Арчибальду переехал. Две цистерны поставил и
факс. Там тихо, уютно. Не смотрите только на эту липучку, я вас умоляю...
Сэм, дайте человеку пройти...
Сэм шагнул в сторону, и мимо него прошла странная фигура в чем-то
вроде серебристого плаща, край которого волочился по земле - а может быть,
это были сложенные за спиной тяжелые длинные крылья.
Два крупных навозных шара необычного красноватого отлива раскатились
в стороны, и навстречу поплыла длинная пустынная набережная. Далеко
впереди стоял шезлонг, в котором полулежал еще один навозный шар,
рыжевато-черный. Когда шезлонг оказался ближе, стало видно, что это
толстый рыжий муравей в морской форме; на его бескозырке золотыми буквами
было выведено "Iван Крилов", а на груди блестел такой огород орденских
планок, какой можно вырастить только унавозив нагрудное сукно долгой и
бессмысленной жизнью. Держа в руке открытую консервную банку, он слизывал
рассол с американской гуманитарной сосиски, а на парапете перед ним стоял
переносной телевизор, к антенне которого был прикреплен треугольный белый
флажок. На экране телевизора в лучах нескольких прожекторов пританцовывала
стрекоза.
Налетел холодный ветер, и муравей, подняв ворот бушлата, наклонился
вперед. Стрекоза несколько раз подпрыгнула, расправила красивые длинные
крылья и запела:
- Только никому
Я не дам ответа,
Тихо лишь тебе я прошепчу...
Рыжий затылок муравья, по которому хлестали болтающиеся на ветру
черные ленточки с выцветшими якорями, стал быстро наливаться темной
кровью.
Дмитрий сунул руки в карманы и пошел дальше. С его крыла сорвалась
чешуйка и, качнувшись под ветром, приземлилась на покрытый облетевшими
листьями бетон. Она была размером примерно с ладонь, с одного края
лиловая, расщепленная на несколько темнеющих к концу хвостов, а с другого
- белая, плавно сходящаяся в сияющую точку.
...Завтра улечу
В солнечное лето,
Буду делать все что захочу.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг