- Да чего ты орешь, - тихо сказала из-под потолка Наташа, -
во-первых, добрых людей там нет, а во-вторых, все равно никто не услышит.
Марина поняла, что дочь права, и впала в оцепенение. Под потолком
мерно позвякивал совок, так продолжалось час или два, а потом в камеру
упал солнечный луч и ворвался полный забытых запахов свежий воздух; Марина
вдохнула его и неожиданно поняла, что тот мир, который она считала
навсегда ушедшим в прошлое вместе с собственной юностью, на самом деле
совсем рядом и там началась осень, но еще долго будет тепло и сухо.
- Пока, мама, - сказала Наташа.
"Улетает", - поняла наконец Марина и закричала:
- Наташа! Сумку хоть возьми!
- Спасибо! - крикнула сверху Наташа, - я взяла!
Она чем-то прикрыла прорытую наверх дыру, и в камере опять стало
темно и холодно, но тех нескольких секунд, пока светило солнце, хватило
Марине, чтобы вспомнить, как все было на самом деле в тот далекий полдень,
когда она шла по набережной и жизнь тысячью тихих голосов, доносящихся от
моря, из шуршащей листвы, с неба и из-за горизонта, обещала ей что-то
чудесное.
Марина поглядела на стопку газет и с грустью поняла, что это все, что
у нее осталось, - точнее, все, что осталось для нее у жизни. Ее обида на
дочь прошла, и единственное, чего она хотела, - это чтобы Наташе повезло
на набережной больше, чем ей. Марина знала, что дочь еще вернется, но
знала и то, что теперь, как бы близко к ней ни оказалась Наташа, между
ними всегда будет тонкая, но непрозрачная стена - словно то пространство,
где они когда-то играли в магаданские концерты, вдруг разделила доходящая
до потолка комнаты глухая желтая ширма.
14. ВТОРОЙ МИР
- ...избавиться от ощущения, - говорил Митя, стоя с закрытыми глазами
в центре площадки под шестом маяка, - что он копает крыльями пустоту, и из
последних сил удерживая себя от догадки, что всю предшествовавшую жизнь он
занимался именно этим. Пока вместе с сотнями других цикад он летел к
далекой горе, второй раз в жизни видя мир таким, как он есть, вокруг
стемнело и ему стало казаться, что он потерял дорогу - хотя куда именно он
летит, он твердо не знал, - но тут он вспомнил, что стоит между черными
кустами терновника и торчащими из земли выветренными скалами причудливой
формы, которые с того места, где он находился, казались просто участками
неба без звезд...
Он несколько раз моргнул и слегка надавил на веки пальцами. За ними
разлилось слабое голубоватое сияние, но яркой точки, которая сияла там
несколько минут назад, уже не было.
- Все. Больше ничего не вижу, - сказал он. - И сколько все это
продолжалось?
Дима пожал плечами.
- Хотя да, - сказал Митя. - Конечно.
- Цикады - наши близкие родственники, - сказал Дима. - Но они живут в
совершенно другом мире. Я бы сказал, что это подземные мотыльки. Там все
так же, как у нас, но совсем нет света.
Он повернулся и пошел вверх по тропинке. Митя пошел следом, и через
минуту или две они вышли на плоскую площадку между скалами, один край
которой обрывался в пустоту. Отсюда было видно море с широкой лунной
дорогой - даже не дорогой, а целой взлетно-посадочной полосой - и еще были
видно дрожащее сияние на берегу.
- Странно, - сказал Митя. - Как будто все то, к чему мы с таким
трудом пытаемся всю жизнь вернуться, на самом деле никуда и не исчезало.
Как будто кто-то завязывает нам глаза, и мы перестаем это видеть.
- Хочешь узнать, кто?
- Хочу, - сказал Митя.
- Это хорошо, что ты хочешь, - сказал Дима, - потому что в любом
случае придется.
Митя вздрогнул.
- Что значит придется?
- Видишь ли, - печально сказал Дима, - своими недавними действиями ты
растревожил одно очень могущественное существо. Ему все это ужасно не
понравилось. И сейчас оно явится за тобой.
- А какое ему до меня дело? - спросил Митя.
- Оно считает, что ты находишься в его полной власти. Принадлежишь
ему. А то, что ты пытаешься делать, этой власти угрожает. И это существо
нападет на тебя с минуты на минуту.
- Кто это?
- Труп, - сказал Дима как нечто само собой разумеющееся.
- Чей труп?
- Твой, - сказал Дима, - чей же еще.
- Ты хочешь сказать, что я умру?
- В каком-то смысле, - ответил Дима. - Когда я говорю "труп", я имею
в виду, что тебя ждет тот, кто сейчас живет вместо тебя. На мой взгляд,
самое худшее, что с тобой может произойти, - это то, что он и дальше будет
жить вместо тебя. А если умрет он, вместо него будешь жить ты.
- Кто это живет вместо меня? - спросил Митя. - И как труп может
умереть?
- Хорошо, - сказал Дима, - не живет, а мертвеет. Это все слова.
Неважно. Все равно бесполезно говорить. Иди и сам все увидишь.
- А ты? - спросил Митя.
- С ним можешь встретиться только ты сам, - сказал Дима. - И все, что
случится дальше, тоже зависит только от тебя.
- Опять в кусты идти? - спросил Митя. - Сколько можно.
- Я не знаю, где он тебя найдет. Но он уже здесь. Совсем рядом.
- Где? - испуганно спросил Митя.
Дима засмеялся и не ответил. Он подошел к краю площадки, почти к
самому обрыву в море, и отвернулся, словно не желая иметь никакого
отношения к тому, что происходит за его спиной.
Митя огляделся по сторонам. Вокруг были скалы самых разных форм; на
некоторых из них росли пучки травы, которую шевелил ветер, из-за чего
казалось, что шевелятся сами камни. Митя посмотрел на Диму. Его застывшая
фигура казалась со спины темным каменным выступом, словно он превратился в
одну из скал.
Больше на площадке ничего не было. Митя подошел к началу тропинки, по
которой они только что прошли, и, цепляясь за кусты и камни, стал
спускаться вниз. Прошлый раз он шел за Димой и даже не заметил, насколько
трудно здесь идти - словно тогда вокруг было светлее. Теперь, когда Луну
закрыл каменный гребень, приходилось нашаривать ногой следующий камень и
ощупью находить ветки, чтобы схватиться за них. Через несколько метров
Мите показалось, что он завис в темной пустоте, держась за несколько
непонятно откуда взявшихся в ней каменных выступов, и нет никакой
гарантии, что впереди окажется хоть какая-то опора. Он замер на месте.
"А куда я иду? - подумал он. - И зачем?"
Он закрыл глаза и попытался прислушаться к своим ощущениям и мыслям,
но их не было. Было просто темно, прохладно и тихо. Можно было продолжить
спуск вниз, а можно было вернуться на площадку, где остался Дима;
казалось, что между этими двумя действиями нет никакой разницы.
Митя попытался сделать еще один шаг, и из под его подошвы вывернулся
камень - он чуть не покатился вслед за этим камнем, но в последний момент
успел схватиться за усеянную шипами ветку, которая глубоко расцарапала ему
кожу на ладони. Камень несколько раз стукнулся о скалы, с шорохом врезался
в листву, и опять стало тихо.
"Что же со мной происходит? - подумал Митя, облизывая кровоточащую
ладонь. - Как это оказалось, что я стою в полной темноте, в непонятном
месте, и дожидаюсь собственного трупа? Это что, я к свету летел, а
прилетел вот сюда? Ведь я же совсем другого искал. Может, я и сам не знаю,
чего, но никак не этого, точно."
Подул ветер, и внизу зашуршали невидимые листья.
"А может, он на мне опыты ставит. Сейчас пойду и скажу ему, что с
меня хватит... Кто он такой вообще и откуда он взялся? С другой стороны,
конечно, бессмысленный вопрос... Оттуда же, откуда и я. И говорит он тоже
правильно. Но ведь я это и без него всегда знал. И еще много другого знал,
кстати... Куда только это делось..."
Митя попытался вспомнить это другое, и перед ним, почти как в
колодце, промелькнуло несколько отрывистых картин, вместе похожих на
фильм, склеенный из разных слайдов. Оказалось, что лучшее связано с очень
простым, таким, о чем никому и не расскажешь. Это были моменты, когда
жизнь неожиданно приобретала смысл и становилось ясно, что она на самом
деле никогда его не теряла, а терял его Митя. Но причина того, что этот
смысл становился виден опять, была непонятна, а картинки на сменяющихся в
его памяти слайдах были самыми обычными - например, проходящие по ночному
потолку полосы света, похожие на лучи зенитных прожекторов, которые никак
не могут поймать люстру, или вид из поезда на длинное вечернее небо,
уходящее в просеку за пыльным окном, или несколько неотшлифованных
бутылочных изумрудов на ладони. Но странное и невыразимое знание,
связанное со всем этим, давно исчезло, а то, что осталось в памяти, было
больше всего похоже на сохранившиеся фантики от конфет, съеденных каким-то
существом, уже давно живущим в нем, постоянно и незаметно присутствующим в
любой мысли (кажется, среди мыслей оно и жило), но все время прячущимся от
прямого взгляда.
А сейчас, сразу же понял Митя, это существо, незаметно жевавшее его
почти всю жизнь и сожравшее его почти целиком, просто не успело
отпрыгнуть. Это и был труп.
Но с ним ничего нельзя было сделать - разве что подобрать камень
побольше и ударить самого себя по голове.
Митя еще раз ощупал ногой темную пустоту внизу, повернулся и стал
карабкаться назад. Лезть вверх было проще, и через минуту он уже был на
ярко освещенной лунным светом площадке.
Дима стоял там же, в той же позе и так же неподвижно, и Митя с
раздражением подумал, что в его поведении, пожалуй, слишком много
мистического пафоса.
- Я все понял, - сказал он. - Понял, о чем ты говорил. Эй.
Он похлопал Диму по плечу, и тот медленно обернулся.
Это был не Дима.
Это было то самое существо, мысль о существовании которого за минуту
перед этим мелькнула в митином сознании. Ошибиться было невозможно, хотя
Митя не мог сказать, откуда у него возникла эта уверенность. Но в тот же
момент, когда он увидел перед собой собственное лицо, только синее и
усталое, он вспомнил место из старой японской книги, где человеку снится
кошмар, в котором он бежит вдоль берега моря от самого себя, вставшего из
гроба. С ним сейчас происходило то же самое, только не было гроба, берег
моря находился далеко внизу, и просыпаться было некуда.
Митя попятился, и труп шагнул за ним. Митя кинулся к ведущей вниз
тропинке, но, представив себе, как он снова повиснет на ветках, а сверху
на него обрушится собственный труп, он затормозил, развернулся, чуть
помешкал, решая, куда бежать, и почувствовал, как за левое плечо его
схватила собственная ладонь.
То есть ладонь принадлежала тому, кто преследовал его, но
одновременно он почувствовал, что сам взял кого-то рукой за плечо. И этот
кто-то тоже был он сам. Митя завыл от ужаса, неловко ударил кулаком в
ничего не выражающее лицо с закрытыми глазами и тотчас почувствовал косой
удар по собственной скуле. Труп медленно и немного карикатурно, в духе
гигиеничных американских ужасов, поднял руки, схватил Митю за горло, и
Митя почувствовал, что тоже кого-то душит. Он изо всех сил сжал пальцы и
понял, что еще секунда - и он задохнется. Тогда он чуть ослабил хватку и
почувствовал, что может сделать вдох. Он убрал руки, и одновременно
разжались пальцы на его горле.
"Понятно", - подумал Митя, повернулся, поднял ногу, чтобы шагнуть, и
почувствовал, что его за левое плечо опять схватила собственная ладонь. Он
испытал мгновенный приступ ярости, лягнул труп ногой и, придя в себя,
обнаружил, что стоит на четвереньках. Он встал, со свистом втягивая воздух
в непослушные легкие. Это было тяжело не только потому, что от удара
перехватило дыхание, а еще и потому, что пальцы трупа опять с тупым
усердием сомкнулись на его шее, и чтобы сделать вдох, ему пришлось
ослабить собственную хватку на холодном синем горле. Митя сделал еще одну
попытку отцепиться от трупа, но хоть его движения были быстрыми и
сильными, а труп двигался крайне медленно и вяло, не успел Митя
повернуться, как на плечо ему опять легла собственная ладонь.
Митя обернулся к трупу, слегка - так, чтобы можно было дышать - сжал
пальцами его горло и сказал:
- Ну что? Долго так стоять будем?
Труп не отвечал. Приглядевшись, Митя заметил, что его веки чуть
приоткрыты и он словно бы смотрит вниз. Труп тихо-тихо дышал и, как
почему-то показалось Мите, пытался о чем-то вспомнить.
- Эй, ты! - позвал Митя.
- Сейчас, - сказал труп и опять тихо задышал.
"А может, - мелькнула у Мити мысль, - просто его задушить надо? А
самому потерпеть чуть-чуть."
Он стал осторожно вдыхать, чтобы набрать в легкие достаточно воздуха,
но почувствовал, что пальцы трупа сдавили его горло и с каждой секундой их
нажим становится сильнее. Митя попытался отодрать холодные пальцы от
своего горла, но это не помогло - труп, кажется, решил задушить его
первым. Митя всерьез испугался, и пальцы трупа на его горле тут же
оторопело разжались.
"Нет, - подумал Митя, - так не выйдет. А может, перекрестить его? На
всякий случай? Хуже ведь не будет".
Вдруг труп высвободил одну руку, торопливо перекрестил Митю и опять
схватил его за горло.
"Не помогает", - подумал Митя и вдруг понял, что все то, что он
думает, думает не он, а труп.
- Эй, - раздался сверху димин голос, - ты еще долго с ним обниматься
будешь?
Митя поднял глаза. Дима, свесив ноги, сидел на высоком камне в
нескольких метрах справа и глядел на вяло текущую внизу схватку.
- Дай ему по яйцам, - посоветовал он. - А потом, когда согнется, -
замком по шее.
- Что с ним делать? - просипел Митя.
- Не знаю, - ответил Дима. - Это ведь не мой труп, а твой. Делай что
хочешь. Все в твоих руках.
Несколько минут Митя стоял напротив трупа, глядя ему в лицо. Ничего
ужасного в этом лице не было - оно было спокойным, усталым и грустным, как
будто труп держался руками не за его горло, а за поручень вагона метро, в
котором возвращался домой с давно обрыдлой работы.
- Если бы это, не дай Бог, происходило со мной, - наконец сказал Дима
со своего камня, - я бы перво-наперво как следует рассмотрел, кто передо
мной стоит.
Митя еще раз поглядел на усталое лицо трупа и заметил на нем почти
неуловимую гримасу легкой грусти и обиды, тень какой-то несбывшейся мечты.
Митя понял, какой именно мечты - его собственной. И вместо отвращения и
страха он испытал к своему трупу искреннюю жалость, а как только это
случилось, холодные пальцы опять сжали его горло. Но на этот раз Митя ясно
чувствовал, что его душит внешняя сила, и никак не мог ослабить хватку на
своем горле. Он изо всех сил пнул ногой голень трупа и только ушиб пальцы
ноги - казалось, он ударил железный столб. Перед его глазами замелькали
разноцветные полосы и точки, он почувствовал, что вот-вот потеряет
сознание, и понял, что, задушив его, труп пойдет домой дочитывать Марка
Аврелия.
И тут его внимание привлекло одно из плясавших перед его глазами
цветных пятен. Точнее, как раз это маленькое голубое пятнышко не плясало,
а оставалось на месте, поэтому Митя его и заметил. Это была та самая
голубая точка, которая пропала после того, как он разглядел с ее помощью
цикаду. Митя понял, что снова может смотреть с помощью этой точки,
направил луч внимания на утомленное синее лицо перед своими глазами и
почувствовал, что его пальцы сжимают уже не горло, а что-то мягкое и чуть
влажное.
Перед ним на земле стоял большой навозный шар, и его руки уходили в
него почти по локоть.
Он вытащил их, несколько раз брезгливо встряхнул и повернулся к Диме,
который спрыгнул с камня и подошел к шару.
- Что это? - спросил Митя.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг