Нортон очнулся. Минуту лежал, не открывая глаз, ощущая голой спиной и
затылком твердую плоскость, жадно вдыхал ночную прохладу. Грудь часто
вздымалась. Голову до предела наполнил многозвучный звон, сердце
продолжало бешено стучать. В белом небе ходили белые волны. В зените
стояла апокалипсическая луна. Иссиня-черный кругляк ее был слегка на
ущербе. Нортон поднял прозрачные, будто стеклянные, веки. Ничего не
изменилось. Тот же дурацкий белый пейзаж - будь он проклят, - тот же
черный кругляк - будь он проклят четырежды! Но тысячу раз будь проклято
все Внеземелье!!!
Скрежетнув зубами, он рывком перевернул себя на живет. В глазах
мгновенно (как это бывает в калейдоскопе) сложился яркий узор: разноцветье
лохматых пятен, полос и кругов. Плотный ком застрявшего в ушах звонкого
шума вдруг лопнул и расплескался какофоническим половодьем музыки и
голосов. Глухо мыча, обхватив руками голову, Нортон перекатывался с боку
на бок; мозг резонировал, отзываясь на работу едва ли не всех телецентров,
радиостанций я радиомаяков континента!..
В конце концов он снова лег на живот и застыл. По опыту знал: ничто
не поможет, пока не заставишь себя успокоиться. Он успокоился. Теперь надо
сделать усилие и выбрать из этой сумятицы звуков и образов что-то одно -
легче будет отбросить все остальное. Он выбрал торжественный хор под рокот
органа. Он настолько уже изучил местный эфир, что мог почта безошибочно
определить, откуда исходит трансляция. Выбор был неудачен - волна
органно-хорового концерта шла со стороны Солт-Лейк-Сити, волна мощная,
избавиться от нее всегда бывает трудно... Однако сегодня ему удалось
подавить сверхчувствительный мозговой резонанс неожиданно быстро.
Нортон привстал на руках. Огляделся. Была изумительно светлая ночь.
Вернее, был поздний вечер - до полуночи оставалось часа полтора. Очень
ярко, совершенно нормально светила луна, нормально квакали в разноголосицу
лягушки и где-то в садовых зарослях ухала ночная птица. Он лежал на краю
самой верхней площадки трамплина. Внизу, в спокойной воде бассейна, сияла
вторая луна... Постороннему глазу, пожалуй, могло показаться, будто
какой-то чудак в пестрых плавках принимает лунные ванны. Купальный халат,
вероятно, свалился в бассейн. Счастье, что постороннего глаза не было.
Нортон сел, свесив ноги с трамплина. Страшно хотелось прыгнуть. Он
посмотрел на увитую стеблями ипомеи террасу дома и от прыжка воздержался.
Мышцы требовали силовой нагрузки, движения. Эта мучительная,
ненасытная потребность не давала покоя ни ночью ни днем. Ночью особенно.
Соскользнув с площадки, он задержал падение рукой и повис, покачиваясь,
как обезьяна. Перебирая руками ажурные переплеты выгнутой стойки
трамплина, проворно спустился к земле. Спрыгнул и побежал, хотя бежать
здесь было неудобно - ноги вязли в песке. Бег по песку не доставлял
удовольствия, и Нортон перескочил на низкий парапет, который вровень с
пляжным песком тянулся вдоль длинной стороны бассейна. Прямой как стрела
парапет привел его к полузатопленному полукругу ступеней схода к воде. В
акробатическом прыжке перевернувшись на руки, он так, на руках, я сошел по
мраморным ступеням в воду, и она неслышно сомкнулась над ним.
Он покружил у самого дна. Дно чуть светлело; в сумеречно-серой толще
воды медлительно, сонно колыхались тончайшие занавеси дымчатого сияния.
Поверхность, залитая лунным серебром, приятно лоснилась над головой
глянцевым блеском... Нортон трижды пересек бассейн из конца в конец под
водой и ни разу не всплыл на поверхность. Ненормально, конечно. Особенно
если учесть размеры бассейна: семьдесят метров на тридцать.
Бетонированного корыта более крупных размеров в Копсфорте, пожалуй, и не
найти...
Каким образом вообще удавалось ему ненормально долго бывать под
водой, Нортон не понимал. Удавалось, и все тут. Правда, потребность э
дыхании на глубине ощущалась, но эта потребность скорее всего была
рефлекторной - без вреда для себя он довольно легко ее подавлял. Странная
способность обходиться подолгу без воздуха была одной из тех немногих его
"ненормальностей", против которых он ничего не имел и которые даже был
склонен использовать. Бывало (вот как сегодня), истерзанный
"калейдоскопной игрой" зрения, слуха и обоняния, измученный полуснами, он
спрыгивал в воду, опускался на дно и лежал, наслаждаясь подводным покоем.
Удушье он начинал ощущать минут через сорок. Если двигался - через
двадцать - пятнадцать. Когда он впервые заметил эту свою "ненормальность",
подумал, помнится, с мимолетным не то интересом, не то омерзением: "И
утолиться-то по-человечески, видно, теперь не сумеешь!.."
Он испытывал неодолимую тягу к воде, и его ночные купания тревожили
Сильвию. Раньше он не стеснялся ночами шумно резвиться в бассейне: надо
было себя утомить, насытить движением. То же самое делал он и теперь, но
делал тихо и скрытно, глубоко под водой. Иначе Сильвия просыпалась,
выходила из дома, обеспокоенно слушала всплески, доносившиеся из темноты.
И кто знает, о чем она думала... В конце концов он улавливал "запах" ее
тревоги и спешил покинуть бассейн. Словно был виноват перед ней. В чем? В
том, что этот жалкий бассейн - одна из немногих радостей его
мучительно-пестрого бытия?.. Нет, дело, конечно, не в этом. Он знал в чем.
И знал превосходно. Увы, сквозь маску бывшего обыкновенного парня Дэвида
Нортона проступало обличье монстра... Но (свидетель великое Внеземелье!)
разве он виноват? Разве он ви-но-ват?!
Нортон слепо, яростно греб под водой. Он слишком медленно уставал,
хотя вкладывал в ярость движений всю энергию мускулов. Он ненавидел
неистощимую силу собственных мышц и дорого дал бы за возврат утраченной
способности нормально уставать!.. Едва не врезавшись с ходу в бетонную
стенку, он повернул и вознамерился было снова пройтись вдоль бассейна. Но
вдруг ощутил, что это ему надоело. Выдохнул воздух, спиной опустился на
дно и, раскинув в стороны руки, замер в объятиях водяной невесомости.
Словно в водяном гробу - семьдесят метров на тридцать. Вместо крышки -
дремотный блеск лунного серебра... Нет, он проявил малодушие только в
одном: не решился уйти. Уйти, удалиться, чтобы избавить Сильвию от своего
злосчастного присутствия. Это был бы самый правильный и самый честный
выход, но это было выше его человеческих сил. Или нечеловеческих?.. Как бы
там ни было, он не мог без нее...
Вода полыхнула пронзительно-синим огнем, плеснула в уши
болезненно-острым визгом. Нортон инстинктивно сжался, зажмурил глаза,
подождал. Синяя вспышка и визг повторились. Он, точно ошпаренный, вынырнул
и, разогнавшись сильными гребками, с маху выбросился грудью да бетонную
полосу парапета. Он мог бы, пожалуй, побить все мировые рекорды по
плаванию. Да и не только по плаванию, и без скидок на возраст. Супермен,
черт побери! При всем при том заурядная летучая мышь в состоянии выгнать
его из воды.
Сидя на краю бассейна, он с опаской и злостью следил, как в надводном
пространстве суетливо и на первый взгляд беспорядочно мечутся
перепончатокрылые летуны, - кажется, их называют ночницами-рыболовами. То
падая к самой воде, то разочарованно взмывая в лунное небо, рыбоядные
зверьки напрасно шарили в бассейне чуткими лучиками эхолокаторов. Корма не
было, и зверьки один за другим улетали. Стиснув зубы, он ждал, когда они
наконец уберутся. Несколько раз его задевали буквально бьющие наотмашь
лучи ультразвука. Он вздрагивал, ежился от пронзительной синевы и острого
визга - жалкий, могучий, болезненно-раздраженный сверхчеловечек. Супермен,
временами готовый заплакать - если б умел! - от отчаяния и жалости к
самому себе...
Да, итоги были, мягко говоря, плачевными. Мир изменился, перестал
быть родным. В том смысле, что он перестал быть привычно удобным. Как
вывернутые наизнанку ботинки, если бы их удалось таким образом вывернуть.
Впрочем, вздор. Какие могли быть претензии к миру людей у того, кто сам
нечеловечески изменился?..
Минуту он сидел неподвижно, ссутулясь. И неподвижность успокоила его.
Вспомнил: сегодня истекает год с тех пор, как он вернулся домой. Что ж...
многие вернулись по-другому - в запаянных наглухо специально прозрачных
гробах. Или в специально непрозрачных - смотря по тому, что сделало с
человеком Его Сиятельство Внеземелье. Или совсем не вернулись. Ему, Дэвиду
Нортону, повезло. Если везением можно считать теперешнюю жизнь с двойным,
будто у злодея, дном. На возвращение домой это мало было похоже.
Вдоль позвоночника пробежал зуд, и Нортон почувствовал тяжесть в
висках и затылке. Остался в общем спокоен - знал, что за этим последует.
Обвел глазами пухлую стену зелени на противоположном берегу бассейна:
кроны деревьев, кусты начинали светиться к стекленеть. Странное
величественно-бредовое зрелище: похоже на антикварную выставку люстр
немыслимых габаритов. Зеленовато-сизое свечение листвы таинственно не
отражалось на воде. Поверхность воды отражала - отражала ли? - нечто
другое: где вдоль бассейна, где поперек, участками, скользили отрезки
фосфорически белых полос, создавая иллюзию... паркетной, что ли, текстуры
всего водяного прямоугольника.
В небе тоже происходило что-то неладное, и напрасно Нортон старался
туда не смотреть (он много раз это видел, но приучить себя с равнодушием
относиться к причудам небесной метаморфозы до сих пор не умел).
Атмосферный купол светлел, наполняясь переливчато-опаловым сиянием.
Довольно красиво, однако небу родимой планеты абсолютно не свойственно...
Картина быстро менялась: в глубинах воздушного океана вспухали гигантские
призрачно-радужные пузыри и, деформируясь в созданной ими же тесноте, с
каким-то хищным азартом безудержно расширялись, проникая друг в друга,
словно каждый из них был обладателем неоспоримого права на господство в
пространстве. Радужный шквал стремительно приближался, и в тот самый миг,
когда цветное небо готово было рухнуть на землю, Нортон невольно втянул
голову в плечи. Каждый раз он презирал себя за это, но каждый раз делал то
же самое, не в силах справиться с ошеломлением, потому что буйство
немыслимо ярких красок вдруг обрушивалось на него как удар шквального
ветра. В этот момент он чувствовал себя в центре беззвучного взрыва, и
опасность задохнуться или ослепнуть в красочном вихре обезумевшей стихии
казалась ему реальной. Чтобы вырваться из радужного урагана, нужно было
подавить в себе ощущение вихревого движения усилием воли - очень
своеобразным усилием, но уме хорошо отработанным практикой. Он так и
сделал.
Небо угасло. Да темной земле все еще оставались невесомые розовые
купола, а в глазах плыли черные и зеленые пятна. Но это был финал, и
Нортон облегченно перевел дыхание. Несколько секунд спустя в окружающий
мир вернулось полное спокойствие. В воде спокойно блестела луна; кусты и
деревья, утратив прозрачность, мирно дремали... Было время, такие
контрасты его потрясали. Теперь привык.
Разумеется, он сознавал, что его организм обладает странной
способностью воспринимать кое-какие детали окружающего мира полнее и
глубже, чем это доступно нормальным людям. Откуда свалилась ему на голову
эта "способность", он не знал, однако она была для него отвратительна, как
отвратителен для совершенно здорового человека бредовой мир сумасшедшего,
он противился ей как умел я даже побаивался особо эффектных ее проявлений,
которых не понимал. Мелочи, правда, он терпеливо сносил, хотя и они
временами сильно ему досаждали, - будь то радужный шквал радиоволн,
болезненно-острый укол ультразвука или мертвенно-синее, как чувственный
образ тоски, мерцание кабелей электросистем. Невозможно свободно и просто
ощущать себя дома, если, взяв в руки яблоко, видишь в нем (не глазами, а
черт знает чем!) золотистый ход червоточины. Если бывают моменты, когда
голова твоего вислоухого пса вдруг обрастет язычками сияния, нелепо и
жутковато похожего на корону, и если магнитные бури (до которых тебе и
дела-то нет никакого!) вызывают в твоей собственной голове такой кавардак,
будто ты опрокинул в себя флягу бренди. Или, скажем, если в апреле по
вообще непонятным причинам тебя начинает преследовать неестественная
желтая окраска ландшафтов, а в мае доводят до бешенства мигрени перед
грозой... Впрочем, "мигрень" здорово помогла в те первые двадцать четыре
часа на Меркурии. Плоскогорье Огненных змей... Верно Дик тогда говорил,
район был действительно очень тяжелый и пакостный. Гиблое место. Дурную
славу этому месту создала в основном разведэкспедиция первооткрывателей
Плоскогорья...
3. ПЛОСКОГОРЬЕ ОГНЕННЫХ ЗМЕЙ
За одну меркурианскую ночь Плоскогорье убило четверых меркуриологов и
уничтожило два катера- шаролета. Погибла практически вся экспедиция. По
обугленным трупам определяли: убийца - высоковольтный разряд. Водитель
третьего шаролета красочно описал момент катастрофы: стоило впереди идущей
машине снизиться до критического в тех местах уровня - и "навстречу катеру
из какой-то ямы выскочил огненно-голубой головастик, похожий на кобру в
прыжке!..". Потом водитель долго ничего не видел, потому что был ослеплен
вспышкой близкого взрыва, и едва сумел дотянуть до лагеря на своем
утыканном осколками аппарате. То, что осталось от экспедиции, срочно
эвакуировали, разведку временно прекратили - в длиннющую меркурианскую
ночь было много других неотложных дел. Конечно, в длиннущий и адски
горячий день забот было не меньше, но разведгруппу на Плоскогорье все-таки
отрядили. Разведчики облазили множество ям и ничего подозрительного не
обнаружили, даже бурение с отбором керновых проб сути зловещих событий не
прояснило. А ночью снова трагедия: пытаясь выяснить, почему перестала
работать смонтированная разведгруппой линия геофизических датчиков, погиб
еще один шаролет. С этим решили покончить и опасную территорию попросту
объявили "зоной ночной недоступности", запретив до лучших времен всякую
самодеятельность в этом районе. Решение администрации хотя и вызвало ропот
разведчиков-энтузиастов, но было абсолютно правильным. Рисковать людьми и
техникой без особой на то необходимости - преступно, а на фоне главных
задач промышленно-металлургического центра Меркурия - преступно вдвойне.
Тем более что королевство Огненных змей никому, кроме
искателей-первопроходцев, пока не мешало.
Шли годы, менялась администрация - запрет оставался, и постепенно
привыкли к нему, как привыкали на этой планете к десяткам запретов иных -
рук не хватало объять необъятное. И кто знает, когда наступили бы "лучшие
времена", если бы не обнаружились доминионы проклятого королевства (еще
два опасных в ночную пору участка) и если бы к одному из ник близко не
примыкал богатый иридием рудник "Нежданный", которому надо было работать и
ночью и днем. Временное перемирие с Огненными змеями, к радости
энтузиастов и неудовольствию трезвых практиков, закончилось Отложив
текущие дела, энтузиасты бойко организовали группу технического содействия
"Мангуст", усиленную ребятами из "Меркьюри рэйнджерс", и подготовили
ночную штурм-операцию под названием "Конкиста". Но очень скоро
"мангустадорам" пришлось убедиться, что наскоком змеиную крепость не
взять: эффектная гибель хорошо оснащенного, как им представлялось,
десантного вездехода (к счастью, безэкипажного) послужила сигналом к
отбою. Отступив, стали думать, как быть. Штурм электрических площадей в
сотни квадратных километров требовал опыта и соответствующего
оборудования. Ни того, ни другого не было. Ведь никому я в голову прийти
не могло, что на Меркурии доведется вступить в серьезную схватку с
природным электроразрядником такой чудовищной энергоемкости и вдобавок
неясного принципа действия, - геофизики лишь пожимали плечами. Тогда
мудрецы из "Мангуста" решили испробовать в деле дистанционно управляемый
тягач-вездеход, оснастив его "надежным заземлением", а попросту говоря,
волочащимися сзади связками цепей и металлических тросов, настолько
длинными, насколько это было под силу мощной машине. То самое, что Дик
Бэчелор называл "подручными средствами". Н-да...
В штурмовой лагерь катер прибыл за два часа до назначенного срока
операции. В районе лагеря парила глухая меркурианская ночь. Да и сам
район, по словам общительного связиста-попутчика, был "глухоманью на
отшибе". Этому можно было поверить. За время полета от полуденного Аркада
до "вечерней границы" связист то и дело показывал ему, новичку, местные
ориентиры, но лишь единственный раз они видели с высоты довольно крупную
базу и уже знакомые по Аркаду участки "шахматных полей" -
гелиоэнергетическую сеть рудничного комплекса "Менделеев". И после, когда
машина прошла над изрезанной кинжальными тенями зоной терминатора,
прошмыгнув очень красивую зову "розового луча" (прощальный привет
хромосферы уходящего солнца), и нырнула в глубокую, как океан, планетарную
темноту, он не без подсказки того же связиста заприметил промелькнувшие на
правом траверзе далекие огни опорной базы каких-то разведэкспедиций, а
потом они шли под ночным полушарием еще три тысячи километров, и ничего,
кроме двух вулканических факелов, редких вспышек проблесковых маяков прямо
по курсу и неподвижных звезд наверху, он не видел...
Лагерь ему понравился. Везде и во всем здесь ощущался порядок. Но
когда был дан сигнал к началу операции и он увидел, как оборудован
штурмовой тягач-вездеход, у него возникло сомнение... Люди едко
перешучивались, скрывая тревогу, и лишь руководитель группы Джобер был
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг