купол над городом не просочилось ни капли протонного ливня. Заиграла
музыка. В руках у него что-то было. Он раскрыл кулаки, увидел два
сверкающих обломка золотой ложки, швырнул их на стол и направился к
выходу.
Кто-то ему подсказал, как проехать на Море. Небольшой экипаж (кресло
на круглой мягкой платформе и ветровое стекло) резво промчал его по
лабиринту светлых тоннелей с глянцево-черными желобами и вдруг застыл
перед арочным входом. Он вошел в ярко освещенную просторную пещеру с
белыми сталактитами (как большие сосульки из помутневшего льда). Сквозь
дыры в стенах падал в пещерное озеро солнечный свет, падал со всех сторон,
будто в эти дыры заглядывало несколько солнц сразу. Вода была настолько
прозрачной, что озеро казалось пропастью, ненадежно прикрытой тонким
стеклом: были видны голые скалы, круто и далеко уходящие в глубину. И это
называлось Морем?.. Он огляделся. Заметил тропу с указателем "На пляжи
северного побережья", понял, что это еще не море.
Он не знал, зачем ему понадобилось Море именно сейчас, но быстро
пошел по тропе через расселину, обросшую голубыми (от декоративной
подсветки) бородами сталактитов, быстро и машинально, словно бы торопился
исполнить какое-то дело, о котором странно и непонятно почему забыл. Тропа
привела его в переполненный солнцем и блеском водной поверхности довольно
широкий каньон, и это было... да-а-а... настоящее Море!.. Слово "Море"
здесь произносили так, как произносят слова с большой буквы, и в принципе
он был готов увидеть нечто не совсем обыкновенное, но такого ненормально
чрезмерного, невероятного обилия воды просто не мог ожидать... Минуту
стоял неподвижно. Водил глазами, пытаясь хоть как-то представить себе,
когда и каким образом успели здесь вообще столько наворотить. И сам Аркад,
и это неправдоподобное Море... Он стоял ближе к левому берегу, который
стеной вертикальных и очень высоких утесов подпирал плосковатое небо
неестественно ровного лазурного цвета, и отсюда отлично был виден
противоположный берег с полосами пляжей, обрамленных кривыми, но
живописными соснами. Скалы там были тоже высокие, однако от пляжных полос
и линии сосен их отделяла цепочка уступов, накрытых шапками зелени.
Гигантский водоем тянулся километра на три, и далеко впереди, где этот
каньон, очевидно, пересекался с другим ущельем подобного типа, угадывалось
продолжение водной поверхности. Он не мог поверить глазам и сначала
подумал, что пространство в три километра всего лишь искусно сработанный
иллюзион. По когда он услышал над головой крик чайки и еще заметил вдали,
в воротах каньона, белую стаю, понял, что все это, кроме уменьшенной копии
солнца и равномерно лазурного неба, сущая правда... На мелководных
участках были видны лохматые пятна водорослей; пахло сосновой смолой,
разогретым песком и приторно-йодистой гнилью, характерной для запаха
побережий южных морей. Из ворот каньона вылетел глиссер и, оставляя за
собой дугу стеклянно-глянцевого следа, повернул зачем-то к утесам левого
берега. Он перевел взгляд с глиссера на правый берег и увидел, что один из
дальних пляжей заполнен полуголыми людьми. Люди прыгали, суетились, махали
руками, как дети. Вероятно, это в самом деле были дети. На остальных
пляжах людей было мало. Водная гладь вдруг подернулась рябью, заиграла
бликами. Он ощутил воздушные толчки, словно порывы легкого ветра,
повернулся и пошел обратной дорогой. Чайки и глиссер его доконали.
Рабочего настроения не было, он испытывал к Меркурию неприязнь. Все здесь
выглядело насмешкой над героическим аскетизмом Дальнего Внеземелья... Есть
ложь, нехорошо похожая на правду. Аркад был правдой, нехорошо похожей на
ложь.
Он брел по городу, ничего по замечая вокруг, пока не наткнулся на
пузырь кабинки видеотектора. Потребовал связь с начальником штаба отряда
Ричардом Бэчелором. Попросили обождать пять минут. Прошло десять, прежде
чем на экране возникла боксерская физиономия Бэчелора.
- Ну как ты? - спросил Дик, сощурив глаза.
- Никак. Я сыт по горло вашим Аркадом.
- Вашим!.. Хитер, старый бродяга. Ладно, привыкнешь. Первые дни мне
тоже было не по себе. - Глаза Дика добродушно щурились, и это был скверный
признак.
- Ты мне лучше скажи, решен ли вопрос о моем назначении. Если да, то
в какую группу отряда, конкретно.
- А в какую тебе самому бы хотелось?
- Дик, не крути. Я всегда уважал в тебе дипломата, но...
- Ты назначен в экспертную группу штаба.
- За какие грехи?
- В опергруппы отряда я тебя все равно не пущу, - твердо сказал
Бэчелор, - пока не освоишься в местных условиях.
- Кто начальник экспертной группы?
- Евгений Гаранин. Завтра с утра найдешь его в представишься по
уставу.
- Я сделаю это сегодня.
- Можно сегодня. Допустим. Но какая в этом необходимость?
- Мне нужно да Плоскогорье Огненных змей.
- Да? А что ты знаешь о Плоскогорье?
- Ничего. Но я не хочу быть штабной крысой.
- По-твоему, я штабная крыса?
- Ты штабной ягуар.
- Плоскогорьем сейчас занимается группа "Мангуст".
- Вот и... Хотя бы взглянуть, чем она занимается.
- Взглянуть... - медленно повторил Бэчелор. - Операция группы
"Мангуст" носит характер экспериментальной разведки. Разведка не наша. Да
и группа, в сущности, не наша, техники там командуют. Я вынужден был
отправить в чужую группу десяток наших ребят, и сердце теперь у меня не на
месте... Ладно, Дэв, прогулку на Плоскогорье тебе я устрою. Будешь там в
качестве наблюдателя от экспертной группы штаба отряда. Но с одним
условием...
- Дик, ты собираешься меня пугать?
- Видишь ли, Дэвид... мне самому не нравится эта ночная возня с
Плоскогорьем... Район тяжелый, пакостный. Пугать тебя я, конечно, не
собираюсь, но и ты не суйся там куда не надо, пока не поймешь, что к чему.
- Ясно. Уточнить задание я должен у Гаранина?
- Ну что задание... Ходи, наблюдай, а главное - вживайся в
обстановку. К серьезной работе группа "Мангуст", похоже, не очень-то
подготовлена.
- Кто планировал операцию?
- Да не в этом дело. Группа не располагает нужным оборудованием, а на
одном энтузиазме... сам понимаешь. Операцию откладывали до прихода
"России" - надеялись, что Земля подошлет заказанную технику, но... -
Бэчелор многозначительно развел руками. - Теперь откладывать не хотят.
Рудники под угрозой, и надо действительно что-то предпринимать. Подручными
средствами... За людей страшновато. Я с техников шкуру спущу, если они там
угробят хоть одного нашего парня... Честно говоря, я даже рад, что тебе
загорелось на Плоскогорье Им на пользу будет почувствовать глаз
представителя штаба. - Дик посмотрел на часы.
- Торопишься?
- Да. И тебе не следует прохлаждаться. Катер на Плоскогорье отойдет
через час с небольшим, сектор МК-22, спецперрон, патерна девятая. Пропуск
я перешлю прямо вахтеру. Вопросы?
- Гаранин не обидится, что мы с тобой вот так... ну... как бы через
голову моего начальства?
- А, совесть заговорила! - дик ухмыльнулся. - Думаю, нет. Некогда ему
обижаться. Готовит шестерых ребят в коронарную область. По трое на рейдер.
Людей в отряде не хватает, а мы расширяем профиль работ... Были мы
"планетчиками", были мы "пространственниками", скоро будем и
"солнечниками". Завтра стартуют - вздохну посвободнее... Чего это ты на
меня уставился?
- Я не знал, что в Корону уходят два рейдера.
- Два, - подтвердил Бэчелор. - "Иван Ефремов" и "Артур Кларк". По
глазам вижу, захотелось тебе в Корону...
- Нет.
- Да ну, признавайся уж... Тут половине отряда все время чего-нибудь
хочется. Одним хочется в Дальнее Внеземелье, другие мечтают о Венере,
третьих тянет на Марс. И ведь почти никого из них не удержишь! Даже здесь,
на Меркурии и около, потихоньку расползаются. Кто в Корону подался, кто -
в хозяйство Шубина за учеными степенями... Лучший спец по флаинг-технике
отряда Валерий Алексеенко ушел на "Зенит". Соблазнил-таки его Калантаров
идеями "межзвездных перелетов", и теперь он у них на "Зените" вроде
мартышки для опытов. Жаль парня.
- "Зенит" - это серьезнее, чем нам с тобой кажется. Это пахнет
технической революцией, Дик.
- Возможно. Но то, что личный состав отряда "Меркьюри рэйнджерс" за
полгода подтаял на шестьдесят человек, тоже кое-чем пахнет.
- У тебя порядка тысячи отборнейших парней - самый крупный отряд
Внеземелья. Даже Венеру ты обскакал. Начальник отряда "Утренняя звезда"
мне намекал, что тебе иногда удается не вполне законным путем
заграбастывать до половины годового выпуска десантных школ. Иннокентий
Калугин зря говорить не будет, я ему верю. Ты всегда был слегка скуповат и
откровенно прижимист.
- Да? - Бэчелор, похоже, обиделся. - А Калугин не намекал, каким
путем ему наконец удалось отобрать у меня двух оберонцев - Кизимова,
Йонге? На первом же заседании в УОКСе лягу костьми, но я их верну... А
кого УОКС присылает взамен? Желторотых птенцов, которым все тут в
диковинку. Ведь он, желтоперый, очертя голову лезет куда не нужно. Сам
посуди, сколько с ним наработаешь, если его то и дело надо придерживать,
чтобы он в отпуск живым улетел, папку с мамкой порадовал.
- Вот за это я тебя, старый скряга, люблю.
- Что мне до твоей любви, если практически не с кем работать. Вся
надежда на ветеранов. А где их брать? Двоих потерял, тебя одного получил.
Одного! Правда, один ты стоишь десятерых, но, согласись, для меня это
слабое утешение на общем фоне.
- Болтаешь много. И глаза у тебя красные, точно у поросенка. Ты когда
последний раз нормально спал?
- Верно. - Бэчелор довел рукой по глазам. - Меньше спишь - больше
болтаешь, за мной это водится. Впрочем, ты не груби мне, букварь. Хотя мы
с тобой и одну школу заканчивали, но все-таки я был на целый курс старше.
- Да, извини. Тем более что ты теперь старше на целый курс Академии.
- Не остри. С Плоскогорья вернешься - зайдем куда-нибудь, поговорим.
- В "Бамбук". Закажем кофе в золотых кастрюлях, и будешь ты меня
выворачивать наизнанку, расспрашивая про то, как погиб Николай Асеев.
- Я знаю, как он погиб... А почему в "Бамбук"?
- Я там обедал. Кстати, ты знал Мстислава Бакулина?
- Лично - нет. Гаранин хорошо его знал. Ведь оба они алеуты - из
Юконской школы. И кажется, даже сокурсники... Ну пообедал ты в "Бамбуке",
и что же?..
- Ничего. Захотелось поужинать на Плоскогорье.
- Гм... Надо будет использовать странные свойства этого ресторана в
делах перестановки кадров десантных формирований. Ну... будь здоров, дел у
меня выше горла. До встречи, эксперт. Салют!
- Пропуск выписать мне не забудь, академик. Салют!..
В указанном секторе порта десантных флаинг-машин он предъявил свое
удостоверение, и хмурый вахтер с подозрительным взглядом молча открыл
перед ним турникет. На бедре у вахтера болталась открытая желтая кобура,
из которой выглядывал паллер. Кобура была видна издалека и вместе с
блестящими перекладинами турникета внушала чувство абстрактного уважения.
Нельзя уважать турникет или паллер отдельно, но в комплексе эти предметы о
чем-то весьма выразительно говорят. Неясно, правда, о чем. До отхода
катера он успел покопаться на складе я подобрать для себя удобный скафандр
полужесткого типа. Удобству экипировки он всегда придавал большое
значение. Даже слишком большое, но это не было проявлением своеобразного
сибаритства. Это - чтобы не думать во время работы о пустяках. Если
придется работать. Почему-то он был уверен, что работать сегодня ему не
придется, однако по опыту знал, что лагерь любой опергруппы не то место,
где такого рода уверенность чего-нибудь стоит... Десантников в катере он
не увидел. Кроме него, были два пассажира: бородатый неразговорчивый
геофизик и очень подвижный и страшно болтливый связист.
Благодаря общительности связиста он без малейших со своей стороны
усилий узнал за время полета историю Плоскогорья. Во всех ее мрачных
деталях. Историю героизма, наивности, суровой необходимости и довольно
нелепых в конечном итоге смертей. Ничего принципиально нового. Десятки
подобных историй лежали в основе его каждодневной работы... А Плоскогорье
само по себе мало его волновало. Ему захотелось выбраться из Аркада, и он
это сделал. Куда - не имело значения. Он об этом не думал. Он просто
летел, и свист моторов десантного катера доставлял ему удовольствие. Хоть
два Плоскогорья. Какая разница. Хоть тысяча Плоскогорий, Нагорий,
Предгорий. Внеземелье многообразно и многолико. И каждый лик Внеземелья в
принципе заслуживает лишь одного: безграничного недоверия. Вот и все.
Остальное - нюансы. Восторги, трепет, благоговение, страх со временем
выпадают в осадок. Люди его профессии достаточно быстро трезвеют в
объятиях Внеземелья...
Пять лет миновало с тех пор. Отставка. Земля. Изуродованный организм
и ненужные воспоминания. Теперь Внеземелье он видит разве что в небе
Копсфорта, но первый свой день на Меркурии помнит до мельчайших
подробностей. Он мог бы с точностью до минуты восстановить и мысленно
снова прожить тот день, если бы это зачем-то потребовалось. Но как раз
этого он не хотел. Он с этим боролся, отчаянно и безуспешно, с того самого
дня, как вернулся домой. Ноги коснулись земли, а голова еще там... я
ржавчина мучительных воспоминаний разъедает нервы и мозг. Не говоря уже об
ощущениях собственного уродства. Он очень устал от всего этого... Он не
хотел вспоминать ни тот первый свой день на Меркурии, ни какие-либо другие
дни, связанные с Внеземельем. Он постоянно старался сосредоточиться на
чем-нибудь постороннем, по старания были безрезультатными, как если бы он
пожелал запретить себе думать или дышать. Куски Внеземелья застряли где-то
у него внутри, в прямом и в переносном смысле этого выражения, и огромная
толпа, казалось бы, полуугасших, полустертых образов, удаленных во времени
звуков, людей и событий вдруг оживала, закрывая его с головой, как
приливная волна...
Он лежал на спине, зажмурив глаза (чтобы не видеть ночного неба над
Копсфортом), и внезапно почувствовал, что начинает проваливаться в
какую-то вязкую белую мглу. Он сделал рывок, словно хотел ухватиться за
то, на чем он лежал, но... видимо, это была только мысль о рывке. Мышцы
свело напряжением, белая мгла сомкнулась над головой. Он понял, что момент
упущен, и теперь ему обеспечено несколько странных минут...
2. ЛОШАДИНЫЕ СНЫ И КОНТРАСТЫ, КОНТРАСТЫ...
Странными были эти минуты. Снялось белое небо... Словно в молочном
море бушевали в нем глянцево-белые волны с перламутровым кружевом пены на
гребнях. И снилось иссиня-черное солнце. В зените.
Черное солнце стояло над пропастью. В пропасть каскадом сбегали
террасы. На склонах террас - крутые ступени, льдисто блестевшие то ли
стеклом, то ли действительно льдом. Неодолимый, тревожный соблазн
пробежаться по этим ступеням... А за спиной, как обычно в такие минуты,
плавал Затейник и, разжигая соблазн, подстрекал: "Ну, чего там! Вперед!.."
Появлялся Затейник непременно в сопровождении светового эффекта:
где-то сбоку вспыхивал вертикально удлиненный отблеск и, мелькнув
солнечным зайчиком, исчезал. Боковым зрением отблеск почти всегда
удавалось поймать. Затейника - никогда. Однако воображение уверенно
рисовало висящий в воздухе сгусток зеркальной субстанции, напоминающей
ртуть Оборачиваться бесполезно - все равно не увидишь. Но Затейник был за
спиной: от него исходило ясное ощущение ртутно-подвижной тяжести.
- Ну? Чего там?! Вперед!..
И начинался стремительный спуск по скользким ступеням. Безрассудный,
безудержный бег... Подобные сны видят, наверное, молодые горные лошади.
Полускачка, полуполет. Ветер в лицо. Дух захватывало, сердце бешено
колотилось. Но страха не было. Ничего такого не было, кроме вскипающей
злости. И надежды, что пытка движением скоро закончится...
Сумасшедший бег давно стал привычным сюжетом коротких, но
утомительных снов. Вернее сказать, полуснов, где явственно все осязаешь я
довольно отчетливо мыслишь А иногда даже мечтаешь о честном, настоящем
сне. О нормальном, естественном сне, который, увы, приходил раз в
трое-четверо суток, но зато был глубок и неосязаем, как смерть.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг