без оружия, то победу опять одержит Автолик, потому что излишняя
приверженность правилам никогда не отличала лукавого сына лукавого отца.
Не зря Гермес-Киллений считался покровителем не только атлетов, но и
воров.
- Зачем? - еще раз повторил Амфитрион. - Просто мне сообщили, что ты
не только искусный борец, но и умудренный учитель. Ты ведь не станешь
отрицать, что у тебя есть ученики!
- Есть, - согласно кивнул Автолик, все еще не понимая (или делая вид,
что не понимает), куда клонит Амфитрион. Однако умные карие глаза борца -
глаза скорее искушенного стратега, нежели простого атлета - исподтишка
внимательно следили за гостем. И когда Амфитрион заговорил снова, в глазах
этих мелькнуло нечто, заставляющее думать, что Автолик заранее знал, о чем
заговорит его гость.
- Басилей Креонт будет счастлив, если такой человек, как ты, Автолик,
поселится в Фивах - пусть даже временно. А я... поверь, я не поскуплюсь.
Дело в том, что у меня растут сыновья. Пока им еще нет и пяти, но дети
растут быстро. Я хочу, чтоб они выросли настоящими мужчинами.
Амфитрион немного подумал.
- Воинами, - уточнил он.
Потом еще немного подумал.
- Героями, - слегка улыбнувшись, уточнил в свою очередь Автолик,
когда Амфитрион уже открыл рот, чтобы сказать то же самое.
- Да, героями! - с некоторым вызовом согласился Амфитрион.
- Пожалуй, - задумчиво протянул Автолик, разглядывая на просвет
ломтик вяленого мяса. - Но герой должен быть один. Как ты. Как я. А у тебя
двое.
- Диоскуров тоже двое, - упрямо бросил Амфитрион. - Они - родные
братья по матери. И при этом Кастор - сын Тиндарея, а Полидевк - сын
Зевса. Кстати, Кастор согласился учить моих детей владению оружием. Его
мне даже не пришлось уговаривать...
- А почему не искусству колесничего? - хитро спросил Автолик,
продолжая изучать злополучный ломтик. - Кастор повсюду хвастается своим
умением укрощать коней; многие считают его лучшим, и не только на
Пелопонессе.
- Ну... - замялся Амфитрион, не зная, как объяснить Автолику, что
искусству колесничего он будет учить детей сам, считая славу Кастора
несколько дутой.
- Ладно, - великодушно прервал его Автолик. - Какая разница? Да, ты
прав - Диоскуров двое. Хотя ума у обоих не наберется даже для одного... И
у тебя двое. А герой все-таки должен быть один. Или ты ищешь учителей
только для старшего? Как его зовут - Алкид, да? Хорошее имя... сильное.
Амфитрион в раздражении отхлебнул из чаши, заливая вином хитон на
груди.
- Я хотел просить тебя, Автолик, чтобы ты учил обоих. Одинаково. Учил
борьбе. И не делал между Алкидом и Ификлом никаких различий. Как не делаю
этого я.
"Кажется, я зря потратил время, - подумал он, - а жаль. Полидевк
отказался учить мальчишек кулачному бою, теперь еще этот... Поехать в
Мессению, к Идасу Афариду?"
Автолик поскреб рукой подбородок, раздвинув пряди курчавой бороды - и
вдруг уставился поверх каменного парапета террасы, оглядывая двор, как
если бы увидел там что-то необычное.
Амфитрион невольно взглянул туда же.
По двору шел худощавый человек в поношенной хламиде. Лица человека не
было видно из-за низко надвинутого капюшона, но шел он легкой юношеской
походкой, чуть ли не пританцовывая. Человек показался Амфитриону смутно
знакомым, и Амфитрион вздрогнул. Нет, ему совсем не хотелось возвращаться
к событиям почти пятилетней давности, когда...
Нет.
Он не хочет об этом вспоминать.
Да и идущий человек уже пересек двор и исчез, как показалось
Амфитриону, слегка кивнув на прощанье.
- Я согласен, - медленно проговорил Автолик, и к глазам его вернулось
прежнее насмешливое выражение. - Когда ты хочешь, чтобы я перебрался в
Фивы?
8
Когда дробный конский топот затих, а колесницы Амфитриона и его
сопровождающих скрылись за поворотом дороги, но пыль, поднятая ими, еще не
успела осесть - человек в драной хламиде с капюшоном по-хозяйски вошел в
дом, поднявшись на террасу, скинул свое рванье и нахально уселся в кресло,
с которого не так давно поднялся уехавший Амфитрион.
Это оказался темноволосый юноша с горбатым породистым носом, одетый в
щегольской хитон, подпоясанный искусно расшитым поясом, и
красно-коричневые сандалии из мягкой кожи, которые юноша поленился снять.
Отхлебнув из недопитой чаши, незваный гость улыбнулся, но глаза его при
этом оставались серьезными.
Не бывает у юношей таких глаз, чем-то похожих на глаза
приподнявшегося в соседнем кресле Автолика.
- Радуйся [греч. "хайре" - обычное приветствие у эллинов], отец.
Это сказал не юноша.
Это сказал Автолик.
- Привет, сынок, - беззаботно отозвался юноша. - Как жизнь, как
настроение? Говорят, собираешься в Фивы?
- Я согласился, отец. Увидел тебя и - согласился.
- Ты у меня всегда был понятливым. Амфитрион, между прочим, неглуп...
и он прав - готовить надо обоих. Одинаково. На всякий случай.
- Готовить - к чему?
- Ко всему. Людям нужен герой. И твоему дедушке там, на Олимпе, тоже
нужен герой. Куда ни плюнь - всем нужен герой...
И юноша весьма метко запустил обглоданной птичьей ножкой в висевший
на стене шлем - знаменитый кожаный шлем Автолика, усеянный кабаньими
клыками.
...А колесницы Амфитриона в это время неспешно пылили по извилистой
дороге прочь от Аргоса, и по обе стороны от дороги возвышались девственно
зеленые холмы. Изредка в отдалении можно было заметить пасущиеся стада,
напоминавшие снежные шапки гор. Стояла ранняя осень, солнце припекало, и
ничто не нарушало покой раскинувшегося вокруг мирного пейзажа.
Кони шли медленно - а куда спешить-то? - и так же неторопливо текли
мысли Амфитриона, на время доверившего поводья вознице.
Впрочем, мысли его были медленными, но отнюдь не такими мирными, как
окружающий пейзаж.
Автолик в конце концов согласился - и это было хорошо. Не только
искусству борьбы научит он подрастающих близнецов - но и наверняка
передаст им немалую долю своей знаменитой хитрости, которую Автолик
унаследовал от отца своего, Гермеса-Психопомпа, то есть Проводника душ.
А борьба без хитрости - как копье без наконечника.
Кастор Диоскур тоже согласился учить братьев бою в полном вооружении
- и это опять же хорошо. Биться с Кастором, хоть на копьях, хоть на мечах,
Амфитрион без крайней нужды не стал бы. Силен лаконец Кастор, брат
неукротимого Полидевка, силен и беспощаден. Одна беда - горд непомерно.
Возомнил себя лучшим колесничим Пелопонесса - да только ли Пелопонесса?
Ладно, пускай тешит самолюбие...
Амфитрион помимо воли самодовольно усмехнулся, огладив бороду.
Нет уж, колесничному делу он и сам сыновей обучит. Кастор, правда,
может обидеться... Ну и Тартар с ним! Лишь бы приехал в Фивы, как обещал,
а там уговорим, удержим. Глядишь, и брат его, Полидевк, кулачный боец,
объявится - не вытерпит, сперва переучивать возьмется, после показывать
новое, ну и (чем Мойры не шутят?!) застрянет в палестре на год-два...
Разные учителя понадобятся. И не только - воины. Кстати, прямо перед
отъездом Амфитриона явился в Фивы Лин, брат божественного Орфея. Вроде как
поселиться решил... Хвала Аполлону Мусагету [Мусагет - Предводитель Муз,
одно из прозвищ Аполлона], ежели так - лучшего наставника-кифареда и не
сыскать!
Молоды будущие учителя, молоды да горячи. Лину - тридцать один, самый
зрелый, Автолику - почти тридцать, Кастору - тому вовсе двадцать пять
сровнялось. Можно было и постарше сыскать - можно, да нельзя. Нашел
Амфитрион именно тех, кого хотел найти. Упрям и зол Кастор, хитер и
вынослив Автолик, Лин все Орфею его таланта простить не может, - сурово
учить будут, многого потребуют от детей, не пожалеют по малолетству,
послабленья не дадут.
Вот тогда, Олимпиец, поглядим - кто рассмеется последним! Все знают,
что Алкид - твой сын; и лишь мы с тобой, грозный Дий, Зевс-Отец,
Бронтей-громовник, знаем правду. Знаем; и оба будем молчать. Я - потому
что дороги мне жизни детей и жены (да и своя небезразлична). Ты - потому
что дороги тебе твоя честь и мужское достоинство. Да, я промолчу,
Олимпиец, я проглочу все слова, которые хотел бы бросить тебе в лицо;
Эльпистик уже заплатил за мой длинный язык крюком в собственном затылке -
хватит! Я промолчу. Я не буду улыбаться исподтишка в твоих храмах.
Но мы-то с тобой будем знать правду, Олимпиец, ночной вор!
К Данае ты явился золотым дождем, к Европе - быком, к Алкмене же ты
пришел мною - значит, мой облик тебе пришелся впору! По плечу, по росту,
по мерке... тесно не было, Громовержец?
И ты будешь вздрагивать, видя, что земной человек, смертный, сын
смертного, делает то, что должен был совершать полубог, сын великого
Зевса!
Да он и будет полубогом для всех, кроме нас с тобой...
Все свершится, все произойдет так, как ты хотел... только ты,
Олимпиец, тут будешь ни при чем!
Ведь так? Ну ответь, ударь молнией, громыхни с ясного неба!
Тебе нужен герой, равный богам?
Ты его получишь.
И это будет единственная месть, которую я, Амфитрион Персеид, могу
себе позволить.
9
Из-за очередного поворота дороги показались несколько глинобитных
хижин с тростниковыми крышами - деревня. Ничего особенного в ней не было,
во время походов Амфитрион повидал великое множество таких поселений - и с
ликованием встречавших победителя, и угрюмо молчавших; и черных,
сгоревших, с трупами на порогах бывших домов.
И вот таких, мирных, деловитых, похожих друг на друга, как близнецы,
в своих ежедневных заботах.
В другой раз Амфитрион проехал бы мимо, не задерживаясь, но сейчас
его внимание привлекла толпа людей на окраине деревни, с трех сторон
обступившая что-то - видимо, местный алтарь, потому что над ним поднимался
в небо густой, с копотью дым.
Амфитрион тронул за плечо возницу, и тот послушно придержал коней.
Тогда Амфитрион выбрался из колесницы и направился к толпе, заодно
разминая затекшие ноги.
На него никто не обратил особого внимания. Ну, остановился какой-то
богатый путник, захотел почтить богов вместе со всеми или просто решил
поглазеть - что с того?
- ...приношу эти тяжелые колосья, и плоды деревьев наших, и масло
благоуханных олив - тебе, юный полубог, Безымянный Герой, Истребитель
Чудовищ, сын державного Зевса и прекрасной Алкмены, твоей последней земной
женщины, о Дий-Тучегонитель...
Амфитрион вздрогнул от неожиданности, но этого никто не заметил, а
сам лавагет тут же привычно взял себя в руки, продолжая внимать седому
высохшему жрецу, чье лицо напоминало вырезанную из дерева маску.
- ...прими жертву нашу, герой-младенец, прими то, что приносим мы
тебе от чистого сердца, и пусть укрепится дух твой, и удесятерятся силы...
Жрец вещал что-то еще, но Амфитрион уже не слушал его.
Эти люди знали! Здесь, в отдаленной и глухой арголидской деревушке,
люди знали, что у его жены родился сын от Зевса; его, Амфитриона, позор
оборачивался для них надеждой на будущего героя, Истребителя Чудовищ, и
эти забитые крестьяне уже приносили ребенку жертвы, видя в нем грядущего
избавителя.
Им не нужен сын Амфитриона.
Им не нужен такой же, как они.
Им нужен герой-полубог.
Забитые селяне и грозный Зевс - им нужно одно и тоже.
"И они его получат, - озлобленно думал Амфитрион, садясь в колесницу
и хлопая возницу по спине. - Они забывают, что полубог в тоже время -
получеловек... Они получат героя!.."
Жрец продолжал бубнить свое, люди беззвучно шептали молитвы - а
возница уколол лошадей стрекалом, упряжка рванула с места в карьер, словно
почуяв настроение хозяина, и колесница Амфитриона (а следом за ней и две
другие) скрылась в облаке пыли за поворотом дороги.
- У них будет герой, - бормотал Амфитрион, сжимая тяжелые кулаки, -
будет... О Зевс-соперник, неужели это и есть твой ответ?!
Небо молчало и постепенно темнело.
Когда оно окончательно нахмурилось, а колесницы успели умчаться
далеко от арголидского селения - из сумрачных теней выбрались четыре
фигуры и направились к деревенскому жертвеннику, одиноко стоявшему посреди
ночной тишины.
Один из пришельцев, одетый в шерстяной фарос, неспешно шел впереди;
двое других, в коротких хитонах, подпоясанных простыми веревками, вели под
руки последнего - совершенно обнаженного мужчину средних лет, чье тело,
похоже, было натерто маслом, потому что кожа ведомого поблескивала,
отражая призрачный свет восходящей луны.
Голый мужчина дышал часто и тяжело, белки его вытаращенных от ужаса
глаз чуть ли не светились в окружающей темноте, но шел человек не
сопротивляясь, словно в трансе переставляя негнущиеся ноги.
И лицо его было лицом раба.
Идущий первым остановился у жертвенника, неторопливо огляделся по
сторонам, сгреб в кучу остатки хвороста у западной стороны алтаря,
подсунул под нее клок сена и ударил несколько раз кресалом. Брызнули
искры, вспыхнул робкий огонек - и костер начал разгораться.
Двое державших обнаженного мужчину, словно повинуясь неслышному
приказу, глухо завыли-замычали, но в их полузверином реве отчетливо
проступал внутренний ритм, засасывающий, отнимающий волю; вскоре они уже
раскачивались из стороны в сторону, как одержимые - лишь стоявший у алтаря
оставался недвижим.
И его сильный глубокий голос вплелся в песнь-вой, накладываясь и
перекрывая:
- Жертву прими, Избавитель, младенец, Герой Безымянный - жертву прими
не по воле отца твоего, но тех, кто древней Громовержца...
- Тартар! Слышу Тартар! - поддержали сразу два голоса. - Слышим, отцы
наши!.. недолго уже... недолго ждать...
- Волею Павших приносим мы жертву ночную, безмолвную дань по обычаю
пращуров наших - не тех, кто воссел на Олимпе, богами назвавшись, но тех,
кто низвержен до срока...
- Тартар! Слышу Тартар!..
Жрец в накидке еще выкрикивал какие-то слова - непонятные,
нечеловеческие - а двое его помощников уже опрокинули жертву спиной на
алтарь. У обнаженного мужчины от жара затрещали волосы, хребет его,
казалось, сейчас переломится, но он молчал и лишь глаза его расширились
еще больше от невероятного ужаса.
- Кровь нашей жертвы, рекою пролейся, кипящей рекою, впадающей в
Тартар; рекою от Павших к Герою, от устья к истоку, от прошлого к дням
настоящим... о медношеие, о змееногие, о уступившие подлости ваших
соперников - ваших детей...
- О-о-о... отцы наши... недолго осталось ждать!
Кремневый нож, тускло отсвечивающий бликами костра, с хрустом вошел в
левый бок жертвы; тело дернулось, но ни звука не сорвалось с плотно сжатых
губ. Лезвие ровно двинулось наискось вверх, взламывая ребра, потом словно
наткнулось на какую-то преграду... неуловимое круговое движение - и тело
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг