слева - облитого черной гладкой шкурой, с раскрашенным
лицом; увидел у себя в руке странный узкий клинок, тоньше
Бэльгэновского прута, рукоять которого обвивали разные
металлические изгибы, подобно тусклым змеям вокруг широкой
чаши... Неправильное оружие, неправильный свет, неправильный он
сам. Худой и черный. А такой меч и из руки в руку-то не
перебросишь - обязательно за изгибы зацепишься. А рубить?
Как им рубить?! И опять же конь... Где конь? Почему его нет? Так
не бывает. Это - сон.
В последнее время Безмозглому часто снились сны. В них он был
иным, уверенным, носил разные одежды, говорил разные слова,
красивые и понятные, во сне он играл - и не так, как играют
дети, а по-другому, по-взрослому; он ИГРАЛ... но сон таял,
пальцы тщетно пытались удержать зыбкое марево, и вокруг вновь
проявлялся правильный мир - кислое молоко, запах шкур, скрип
повозок и он - Безмозглый из степи, с его дурацкими
видениями.
Кто? - и за что?!.
Запыхавшийся Бэльгэн отогнал жеребцов обратно в косяк, и,
почесывая вспухшие ноги, присоединился к купающимся. Кан-ипа,
вспотевший и довольный, присел рядом с неподвижным Безмозглым,
потирая лоб измочаленным кончиком прута.
- Ну как? - весело спросил он. - Понял?
- Понял, - ответил Безмозглый. - Голова далеко, а
ноги - рядом. Ноги чаще сверху, а голова легкая - то
туда, то сюда. Понял.
- Молодец! - восхитился табунщик. - Правильно понял.
А ты на лошади сидишь, как старейшина на молодой жене, у тебя
ноги целые будут. Тебе голову отрубят. Сразу. А без головы
плохо, ой-бой, как плохо!.. Видеть нельзя - один палец.
Слышать нечем - второй палец. Есть нельзя и думать не
получается - третий и четвертый пальцы. Шапку одеть - и
то не на что. Целый кулак неприятностей. Вот.
Кан-ипа плотно зажмурился и заткнул уши, очевидно, пытаясь
представить себе все неприятности, связанные с потерей головы.
Потом расслабился и сочувственно подытожил:
- Да. Совсем плохо.
Они помолчали.
- Пошли с нами ночной выпас сидеть, - неожиданно
предложил табунщик. - Арзы выпьем, костер разложим... Ты
песни петь станешь. У тебя хорошие песни, короткие, но вкусные.
Ухо твою песню съест - и радуется. И в животе тепло. А у
меня все песни длинные, а допеть до конца никогда не дают.
Ругаются. Драться лезут. Шапку в рот суют... Ты где песни нашел
- во сне, да?!.
- Нет, - сказал Безмозглый. - Не знаю. И в ночное не
пойду. Наверное.
- Почему? - подскочил Кан-ипа. - Ленивый стал, да?!
- Нет, - покачал головой Безмозглый. - Просто... Я
боюсь.
- Чего боишься? Волков? Я тебе саблю дам. Свою. А мне плетки
хватит. Треснешь волка басалыком по башке - и шкура целая, и
волк тихий. Пошли, а?..
- Волков не боюсь, - сказал Безмозглый. - Другого
боюсь.
- Чего?
Безмозглому мучительно не хватало слов объяснить свой страх
- но он все же попробовал.
- Понимаешь, Кан... вот ночь, так? Вот костер, светло... Тут
светло, а там, в ночи - что? Что за светом? Ночь там,
шорохи... ходит кто-то. Кто ходит, чего хочет? Вдруг к костру
выйти хочет? Может, зверь, может, человек, а может - дух...
Страшно.
- Дух? - глаза Кан-ипы удивленно расширились. - Кто
такой? Почему страшно? Ты слово сам придумал? Живой - дух?
Безмозглый и сам плохо понимал, кто такой дух. Так, вырвалось
само... и слово-то противное - ду-у-у-ух... Как ветер в
темных зарослях.
- Нет, Кан. Не живой.
- Тогда какой? Мертвый?
- Тоже нет. Не живой - и не мертвый. Никакой,
неизвестный. И сравнить не с чем. Понимаешь? Дух.
Кан-ипа сгорбился и некоторое время сидел молча. Взгляд его
медленно наливался мраком грядущей ночи.
- Понимаю, - наконец протянул он. - Да. Когда живой
- можно убить, и не страшно. Когда мертвый - тогда
совсем дохлый, и тоже не страшно. А когда не мертвый и не
живой... Или мертвый, но живой... Никакой. Да. Очень страшно.
Очень-очень страшно. И сравнить не с чем... Слушай, Безмозглый,
пошли с нами в ночное! Я тебе саблю дам. И себе возьму. Две
сабли. А мальчишки пусть ножи берут. А ты петь будешь - духа
отгонять будешь!.. Пусть не приходит к костру. Я тебе саблю
насовсем подарю, я тебя очень прошу - пошли в ночное!..
- Ладно, - сказал Безмозглый. - Не кричи. Пойду. И
петь стану.
Он встал и направился вдоль берега.
Когда фигура идущего скрылась из виду, к обмякшему табунщику
подскочил сгорающий от любопытства Бэльгэн-ирчи.
- Ну что? Что сказал дурак? Пойдет ночной выпас сидеть?!
Кан-ипа вскочил и закатил брату увесистую оплеуху.
- Сам ты дурак! Конечно, пойдет! И песни петь будет. Духа
отгонять надо. Страшного...
- Духа? - обиженно скривился Бэльгэн. - Какого еще
духа? И зачем его гонять?
- Затем, что страшно, - буркнул Кан-ипа. - Очень. Не
живой - и не мертвый. Никакой. И сравнить не с чем.
Бэльгэн-ирчи притих и поежился.
- Так не бывает, - протянул он, но глаза подростка уже
испуганно забегали по сторонам. - Никто такого не говорил...
- Значит, бывает. И мертвый, и живой, и... всякий. Бывает. А
сам большой...
Табунщик пожалел, что Безмозглый оказался сегодня таким
неразговорчивым, и попытался самостоятельно дорисовать,
договорить неведомый, впервые открывшийся ему ужас.
- Большой и... И с рогами, как у буйвола. И хвостатый. А
морда жирная, как у старейшины Гэсэра - только синяя. Вся
синяя. К костру хочет, есть хочет - а песня его не пускает.
Понял?
- Понял, - оторопело кивнул Бэльгэн и помчался к
сверстникам.
Кан-ипа еще немножко посидел, размышляя, потом поднялся и тяжело
двинулся за Безмозглым. Дойдя до излучины, он обернулся.
Бэльгэн-ирчи с жаром рассказывал что-то собравшимся вокруг него
подросткам. Лица мальчишек были бледными. Бэльгэн размахивал
руками, корчил жуткие рожи и прикладывал растопыренные пальцы то
к затылку, то к зубам.
Один из подростков заплакал.
IV
"О, знал бы я, что так бывает,
Когда решался на дебют,
Что строчки с кровью - убивают,
Нахлынут горлом и убьют."
Б. Пастернак
"...прикрыли глаза; и яростный шум заполнил побледневшие
коридоры - крики людей, бешеное рычание, лязг мечей, топот
ног, чье-то оборвавшееся хрипение...
Они видели - видели глазами, горящими углями волка,
прыгающего на грудь человека с мечом; глазами летучей мыши с
распахнутой кожей крыльев, впивающейся в искаженное лицо;
глазами сотен крыс, лавиной карабкающихся на дверь, грызущих
неподатливое дерево - сорвать, смести, уничтожить
ненавистный Знак! Не жалким полоскам остановить серый потоп, и
Тяжкий блеск разит волка слабее обычной стали...
Четверо обезумевших воинов, прижавшись спиной к спине,
захлебывались в нахлынувшей волчьей стае; по трупам, лежащим на
земле, катились десятки, сотни, легионы визжащих крыс, взбегая
по доспехам, подбираясь к горлу, разрывая крыло нетопыря вместе
с человеческой плотью; и дерево Знака таяло на глазах!
Дверь распахнулась, и женщина с белым лицом приблизилась к
задыхающемуся раненому.
- Не бойся, - сказала она, наклоняясь над воином и
отрешенно глядя на умирающего человека. - Это не больно и,
говорят, даже приятно..."
- Хватит на сегодня, - сказал Безмозглый, выдержав
длинную томительную паузу. - Достаточно. Спать пора.
Темнота, глядевшая на него десятками глаз, недовольно
зашевелилась и вздохнула. Они слушали его - каждый вечер они
собирались у костра на обочине стойбища, молодые и старые,
доверчивые и настороженные, всякие; они послушно растворялись в
ночном мраке, обступавшем одинокий костер и сосредоточенное лицо
Безмозглого, выхваченное пламенем. Они молчали и молча ненасытно
требовали все новых слов о неизвестном. Никогда не задумываясь
ранее о ночи, стоящей за робким дрожащим кругом человеческого
света - почему "никогда"?! Гулкая пустота
проглатывала вопрос, и лишь круги по чернильной воде... -
они открывали для себя новый мир, темный мир за гранью. И гордые
мужчины с сабельными шрамами забывали обращать внимание на
вздохи и приглушенное женское аханье за спиной. Пусть стоят
- ведь мужья, пытаясь дома пересказать услышанное, терпели
позорное поражение и лишь хмурились в досаде...
Они не умели рассказывать. Никто не умел! - и поэтому не
было слушателей благодарнее людей из племени пуран. Впервые
ставших теми, кто слушает и смотрит.
Безмозглый умел рассказывать. Это странное умение жило в нем,
хмелем бродило в крови, прорывалось в мимике, жестах, и одним
капризным изломом тонкой руки он мог исторгнуть из жадного,
ждущего мрака вопль ужаса или шепот умиления. Слова сами
возникали из небытия, из хаоса; слова толкались, слова кричали,
слова требовали - выпусти! Выпусти нас, человек! Одень нас
движением, укрась нас жестом, оттени паузой - и вокруг тебя
встанет мир, который создал Ты! Черты Безмозглого плавились
изменениями тысяч выражений, голос послушно переходил от
гневного хрипа к вкрадчивому шелесту, он создавал миры и людей
по образу и подобию своему, легко меняя кожу и суть...
Он не знал истоков своего умения, он не искал этих истоков,
жизнь его приобретала смысл или иллюзию смысла - и он
попросту боялся докапываться до корней.
Безмозглому доводилось видеть людей пуран, пристрастившихся к
желтой пыльце редко встречающихся волокнистых грибов, растущих в
тени холмов. Эти люди были больны - больны грезами, больны
эфемерным счастьем, больны радужным путем к мучительной смерти.
Он был болен словами. Словами, ситуациями, фантазией, ритмом
крохотного барабанчика, подаренного старым Хурчи, огнем костра,
от которого он никогда не щурился, болен жадно вслушивавшейся
темнотой; он не знал, как оно называется, как называется это все
вместе, он болел им - и не хотел выздоравливать!
- Скажи, Безмо, - спрашивал его иногда Кан-ипа, тенью
ходивший следом и сокративший оскорбительное прозвище до
непонятно-уважительного "Безмо". - Почему ты знаешь,
а я - нет? Почему твои слова горят в моей голове, но едва я
оближу их своим глупым языком - они трещат и гаснут?!
Почему, Безмо?!
Безмозглый молчал. Прости, Кан... Безмо - так Безмо, не хуже
и не лучше любого другого имени, и так похоже на
заманчиво-таинственное: "Бездна-а-а-а!.." Прости, Кан, я
не знаю ответа. Хочешь, я расскажу тебе дальше? Ну, тогда
слушай...
И они слушали. Слушали и смотрели. И он старался не думать,
почему он - первый? Старался не думать - и не мог думать
ни о чем другом. Всегда. Все время.
- Ладно, - сказал Безмозглый. - Еще немного. И
спать.
Он опустил веки и увидел Слова. Мышцы его непроизвольно
напряглись, и дыхание стало ровным и длинным.
Темнота смотрела на него пристальным взглядом, но глаз, жаждущих
и требующих глаз, было еще слишком мало - мало для чего? Он
входил в образ, как входят в незапертую дверь - легко и без
усилий; и он ждал, когда глаз во мраке станет достаточно для
некоей смутной цели.
Иногда ему казалось, что он ждет не один.
- Еще немного, - сказал Безмозглый. Он облизал губы,
чувствуя терпкий вкус новорожденных слов.
- Еще немного, - и жадная темнота послушно потянулась
ему навстречу...
...Темнота послушно потянулась ему навстречу. Но на этот раз он
молчал. Не для слов вывели его сегодня в Круг Собраний.
Лунный день. Он запрокинул голову к сияющему полному диску, и
дурманящая желтая пыльца коснулась его век и осыпала бледное
лицо. Лунный день. Сегодня он воссядет на пегого отмеченного
коня - и да рассмеется Бездна, и веселые наездники племени
пуран, рождающиеся в седле!..
Много глаз смотрело на него из тьмы, очень много, никогда
столько не было - и это обожгло его новым, неизведанным до
сих пор восторгом. Безмозглый мельком отметил несколько
взглядов: расслабленно-презрительный - старейшина Гэсэр,
жирная лиса; холодный и спокойный - кипящий лед страстей,
Юрюнг Уолан, избранный помощник; внимательно-заинтересованный
- кто этот горбящийся старик на кошме? А, это приглашенный,
Верхний шаман, служитель Бездны, давно уже не выезжающий из
своих урочищ ни на какие празднества... Странное лицо - без
выражения, без возраста, и глаз бесцельно скользит мимо...
И еще один взгляд отметил Безмозглый - голодный, текучий,
плавящийся в обручах вертикальных зрачков. Откуда здесь взялся
человек в буро-пятнистой хламиде?.. Гость? Откуда - гость с
глазами хозяина?..
Безмозглый подумал, что никогда не встречал пятнистого в
стойбище, и задержал на нем свое внимание дольше остальных. Нет,
не видел. Кажется, не видел.
Кажется...
Он повернулся и шагнул вперед - к грызущему удила коню.
...Чего-то не хватало вокруг, незавершенность происходящего
мучила тебя, и древнее, неизвестно откуда взявшееся знание
властно вступило в свои права.
- Свет! - кричишь ты, и толпа послушно поворачивает к
тебе белые овалы лиц. - Дайте свет, левую рампу и два нижних
выноса. Быстро!.. - и вспыхивают коптящие факелы, факелы
воинов охраны, и заготовленный с утра костер трещит, выплевывая
искры.
- Звук! - ты выбрасываешь руку по направлению к сидящим
на корточках старикам, звонко щелкаешь пальцами, и тебе отвечает
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг