еще возилась с Павлом Остаповичем. Ему тоже забинтовала голову; бинтов
пошло меньше, чем на голову Сурена Давидовича. Оказывается, ухе
забинтовать труднее, чем лоб с затылком.
- Ну, я готова, - сказала Анна Егоровна. - Раненому ухода не
требуется. - Она посмотрела на Степкино лицо и пробасила: - Дьявольщина!
На выходном отверстии уже соединительная ткань.
Для нас это была китайская грамота. Сур спросил:
- Доктор, вы не ошибались, когда установили... гм...
- Смерть? Голубчик, это входит в _м_о_й_ круг специфических навыков.
- Она язвительно ухмыльнулась. - Но предположим, я ошибалась. Бывает. А
вот чего _н_е_ бывает: за сорок минут, прошедших от одного осмотра до
другого, свежая рана приобрела вид заживающей, трехдневной давности.
Поняли?
- Нет, - сказал Сурен Давидович.
- Признаюсь, и для меня сне непонятно. Да, вот еще, посмотрите...
Мы придвинули головы. На клочке марли докторша держала овальный
кусочек такого же материала, из которого был сделан бластер. Серый с
зеленым отливом или зеленый с серым - он все время менялся и был похож на
травяного слизняка.
- Это было прикреплено к твердому небу раненого, вдоль.
- Как прикреплено? Боже мой... - простонал Сур.
- На присоске. У вас найдется коробочка?
Степка нырнул под стол, выудил пустую коробочку из-под
мелкокалиберных патронов. "Слизняк", положенный на дно, сразу прихватился
к нему - прилип.
- Оп-ля! - сказала Анна Егоровна. - Класть в вату не требуется. Прячь
в карман, Алеша. Через пять минут я подгоню машину.
Я спрятал "слизняк" в карман. Докторша пожала руку Сурену Давидовичу:
- Ну, держитесь. Учтите, спустя полчаса он может и подняться. Честь
имею...
- Какая женщина! - потрясенно сказал Сур. - Гвардейцы, вы
познакомились с русской Жанной д'Арк!
В этот момент на меня накатило. Если с вами не случается, так вы и не
поймете, как накатывает страх в самое неподходящее и неожиданное время. До
пятидесяти пяти минут двенадцатого я не боялся, а тут меня затошнило даже.
Мы со Степаном привыкли всегда быть вместе. И вдруг - уезжать. Я сказал:
- Не поеду никуда.
- Вот еще какой! - сказал Степка.
- Почему я должен ехать? Я останусь с Суреном Давидовичем!
- Ты лучше расскажешь, у тебя язык хорошо подвешен, - уговаривал Сур.
- У всех подвешен! - отругивался я. - Не поеду!
- Боевой приказ, - сказал Сур. - Выполняй без рассуждений.
Я вздрогнул. У моей ноги заговорил очень тихий, очень отчетливый
голосок: "Пятиугольник двести! Вернись к "посреднику". Пауза. Потом снова:
"Пятиугольник двести! Вернись к "посреднику".
Степка зашипел:
- Рация. Понял? Федька с поляны докладывал. Понял? Опять геометрия -
пятиугольники!
Я выудил эту штуку из кармана. Она пищала: "Пятиугольник двести,
отвечай". И сейчас же на полтона ниже: "Пятиугольник, говорит Угол третий.
Я иду к тебе".
- Киселев, - с тоской произнес Сур. - Ну ладно, Киселев...
Его обмякшая фигура вдруг распрямилась. Он выдернул из шкафа боевой
пистолет "Макарова", сунул за пазуху, запер шкаф, оттиснул печать на
дверце, ключи бросил Степке, выхватил у меня "слизняк" и переложил его в
железную коробочку из-под печати, сунул ее в мой нагрудный карманчик и
рявкнул еще неслыханным нами голосом:
- Алексей! Бегом! Перехвати доктора у гаража, сюда не возвращаться!
Степан! Наблюдать снаружи, не вязаться! Марш!
Он, задыхаясь, протащил нас по коридору, выкинул наружу и захлопнул
дверь. У меня в руках был бластер в чехле для чертежей.
Я "ИНФЕКЦИОННЫЙ БОЛЬНОЙ"
- Ну, выполняй приказ! - выговорил Степка, сильно морща нос и губы. -
Выполняй!
- А ты?
Он выругался и побежал. Шагах в двадцати он обернулся, крикнул:
"Иди!" - и побежал дальше, Я понял, куда он бежит, - к пустой голубятне,
посреди двора. Я, кажется, заревел. К гаражам явился с мокрой физиономией
- это я помню. Из третьего или четвертого кирпичного гаражика выползал
серый "Москвич", мирно попыхивая мотором. Анна Егоровна, как была, в
халате, сидела за рулем. Она открыла правую заднюю дверцу, и я влез в
машину.
- Вытри лицо, - сказала докторша.
Я полез в карман за платком.
- Погоди, Алеша. Знаешь, не вытирай. Так будет лучше.
Я не понял ее. Тогда она объяснила:
- Видишь, я в халате? Везу тебя в районную больницу. У тебя сильно
болит под ложечкой и вот здесь, запомни. Ложись на заднем сиденье, мое
пальто подложи под голову... Погоди! _Э_т_о_ спрячь под мое сиденье.
Я положил бластер под сиденье и лег. Наверно, у меня был подходящий
вид для больного - докторша одобрительно кивнула.
- Больше ничего не произошло, Алеша?
- Произошло. Киселев идет к Рубченко на выручку.
- Ты видел его?
- Нет. Маленькая штука заговорила...
- Понятно, - перебила Анна Егоровна. - Держись.
Мы поехали. От гаражей сразу налево, пробираясь по западной окраине,
в обход города. Так было немного ближе, и дорога ничуть не хуже, чем
мостовая на улице Ленина, и все-таки я знал: мы нарочно объезжаем город.
"Лежи, друг, лежи", - приговаривала Анна Егоровна. За последним домом она
поехала напрямик, по едва просохшей строительной дороге, чтобы миновать
пригородный участок шоссе. Потом сказала: "Садись". Я сел и посмотрел в
заднее окно. Город был уже далеко. Окна домов не различались, крошечные
дымки висели над красным кубиком молокозавода.
- В сумке еда, - сказала докторша, не оборачиваясь. - Поешь.
- Не хочется, спасибо.
- Откуси первый кусок - захочется.
Я послушался, но без толку. Еле прожевал бутерброд, закрыл сумку. И
трясло здорово - она так гнала машину, что ветер грохотал по крыше.
- А гараж вы нарочно оставили открытым? - спросил я.
- А наплевать! Ты смотри, чтобы твой властер не шарахнул из-под
сиденья.
- Нет, Сур его хорошо запаковал. Маленькую штуку тоже - в стальную
коробочку.
- Чтобы не разговаривала? Догадлив твой Сур... Как его звать
по-настоящему?
Я сказал.
- Армяне - хороший народ... Но подумай - никого не обгоняем, уже
восемь километров проехали!
Я возразил, что обгоняли многих. Анна Егоровна объяснила, что все эти
грузовики идут по окрестным деревням, а в райцентр или на железную дорогу
никто не едет. Откуда она знает? Водительский глаз. Она тридцать лет
ездит, с войны.
Так мы разговаривали, и вдруг она сказала:
- Ложись и закрой глаза. Дыши ртом, глаза не открывай. Приехали,
кажется...
- Глаза для чего?
- Для больного вида.
"Уй-ди, ох, уй-ди..." - выговаривал гудок. Потом провизжали тормоза,
и Анна Егоровна крикнула:
- Попутных не беру - инфекционный больной!
Ответил мужской голос:
- Проезд закрыт. На дороге авария.
- Я объеду. Ребенок в тяжелом состоянии.
- Проезд закрыт до семнадцати часов.
Вмешался второй мужской голос:
- Извините, доктор, - служба. Мы бы с милым сердцем пропустили, так
начальство нас не помилует...
Первый голос:
- Что разговаривать, возвращайтесь! В Тугарине хорошая больница. Пока
проговорите, мальчишка и помрет.
Анна Егоровна:
- Покажите ваше удостоверение, сержант. Я должна знать, на кого
жаловаться в область.
Второй голос:
- Пожалуйста, пожалуйста! Мы бы с милым сердцем!
Новый мужской голос:
- Доктор, не подхватите до города? Они меня задержали, и мое моточудо
испортилось от злости.
- Не могу, голубчик... - флегматично проговорил бас Анны Егоровны. -
У меня больной. Жиклер продуйте... Сержант, гарантирую вам взыскание.
Кто-то отошел от нашего "Москвича" - стало светлее. Тогда третий
голос зашептал:
- Доктор, я знаю объезд через Березовое... В район требуется, хоть
вешайся... Возьмите, я иммунный.
- А машину бросите?
- Жениться еду, не до машины. Отбуксируют эти же, я им трояк дам! -
торопился голос.
- В детстве чем болели? - спросила Анна Егоровна. (Я чуть не
прыснул.)
- Свинкой, ветрянкой, этой... коклюшем...
- Договаривайтесь о машине, только быстро! - И после паузы: - Алеша,
ты лежи. Если я чихну, начинай стонать... Давайте, давайте!
Передняя дверца хлопнула, солнце с моих ног перебралось на голову -
мы ехали обратно.
- Что с мальчиком? - спросил новый попутчик.
- Свинка, - отрезала докторша.
- Ай-яй-яй... Очень плох?
Она промолчала. Потом спросила:
- Поворачивать на Березовое, говорите? Там бревно, шлагбаум.
- Объедем, ничего. Отличный грунт. Я на рыбалку там проезжал две
тысячи раз. Или чуть поменьше.
- Резвитесь, жених?
- Мое дело жениховское, доктор. Почти молодожен.
- Значит, объезд через Березовое тоже запрещен? И там авария?
- Это почему? - спросил попутчик.
- Не знаю. Вы-то не сказали при милиции об этом варианте. В город
просились...
Молчание. Я осторожно приоткрыл глаз и увидел, что попутчик
внимательно смотрит на докторшу. У него был вздернутый нос и рыжие
ресницы.
- Вот и бревно, - сказала она. - А вы для жениха не староваты, юноша?
Тогда он выпалил:
- Ох, доктор! В Тугарине творится неладное.
Машина остановилась. Нас обогнал грузовик. Анна Егоровна прищурилась
на попутчика.
- У вас ангина, - сказала она. - Господи, где моя зажигалка?
- Доктор! - застонал попутчик. - Какая ангина?
- Покажите горло... Ну? (Он испуганно открыл рот.) Хорошо. Алеша, ты
можешь сесть. Мы едем на Березовое. Что вы заметили неладного в городе?..
Осторожно, ухаб... И как ваше имя-отчество?
Понимаете, дядька тоже ехал в район, чтобы поднять тревогу. Он знал
чепуху: что телефон междугородный не работает, автобусы отменены до
семнадцати часов и что заводу тракторного оборудования запретили
отправлять продукцию на железную дорогу - ближняя станция тоже в
райцентре. Он говорил, путаясь от волнения:
- Я мальчуганом оставался в оккупации, под фрицами. Вы небось
военврач. Майор медицинской службы? Ну, вы страха не знали...
- Как сказать...
- Извиняюсь, конечно, - поспешно сказал попутчик. - Вы _т_о_г_о
страха не знаете. Словно бы воздух провонял - отовсюду страшно. От
приказов страшно, от всего... И сейчас завоняло. Кто же тут виноват? - Он
испуганно смотрел на Анну Егоровну. - Авария - это действительно. Сорвало
мост, конечно, столбы повалило... - Он вертелся на сиденье, глядя то на
меня, то на докторшу. - И телефон порван. Доктор! - вскрикнул он. - Я вам
говорю. Точно! Фактов нет, только воняет. Туда нельзя, сюда...
- Что же вы поехали без фактов?
- С испугу, - жалким голосом признался дядька. - Польза будет, и ноги
унесу. Страшно. Меня в гестапо били.
- Вот как, - сказала докторша. - Однако же чутье вас не обмануло.
Подчас и с испугу действуют правильно.
- Не обмануло? И факты есть? - вскинулся он. - То-то я смотрю -
мальчик и не болен вовсе.
- А вы не смотрите, - сказала докторша.
Я не помню, как звали попутчика - то ли Николаем Ивановичем, то ли
Иваном Николаевичем. Мы расстались очень скоро. В Березове, у брода.
Березовский деревянный мост сгорел незадолго перед нашим приездом -
сваи еще дымились. Шипели уголья, падая в воду. Откос перед радиатором
машины застилало дымом.
- Чистая работа, - сказала Анна Егоровна. - Парома здесь не держат?
Мальчишки завопили, набегая на машину:
- Тетенька, за старицей брод! Хороший, грузовики перебираются!
Один, маленький, прошепелявил:
- Овшы тоже перебираются.
Другой малыш развесил губы сковородником, заревел и припустил наутек
- испугался белого халата. Попутчик сказал:
- Правильно, хороший брод! В малую воду тормоза будут сухие.
- Едем. - Она тронула машину в объезд старицы.
Я тоже знал эти места - чуть выше по реке водились крупные раки. До
города отсюда не больше пяти километров, и с высокого старого берега можно
было рассмотреть телескоп. Я с самого начала не хотел уезжать, и теперь,
когда мы начали крутиться, не удаляясь от города, мне стало паршиво.
Пускай теперь рыжий трус изображает больного! И я страшно обрадовался,
когда Анна Егоровна спросила:
- Отправить тебя домой, Алексей?
Она курила и хмуро посматривала на темный склон противоположного
берега. Лучшего места для засады нельзя придумать: мы внизу, освещены
солнцем, - бей, как куропаток...
- Я постою тут, пока вы переезжаете, - сказал я. - Не заблужусь,
отсюда телескоп виден.
- Виден, да по дороге все надежнее, - сказала она. - Возьми сверток с
бутербродами, коробочку давай сюда.
Я отдал коробочку со "слизняком", взял ненужные бутерброды, открыл
дверцу и зацепился ногой за футляр с бластером. "Зачем мне эти
бутерброды?" - подумал я и покосился на Анну Егоровну. Она что-то
регулировала на приборном щитке. Я зацепил футляр носком ботинка, выкинул
в траву, вылез и захлопнул дверцу. Попутчик в подвернутых брюках уже
шлепал по воде - он пойдет впереди машины.
- Счастливо, мой мальчик...
Серый "Москвич" осторожно пополз в воду, заблестели мокрые колеса, а
я стоял на берегу и смотрел, пока машина, забирая влево, не перевалила
через гребень высокого берега. Мелькнул белый рукав, хлопнула дверца, и
остался только запах бензина. Тогда я поднял футляр с бластером и
напрямик, через холмы, побежал в город.
ЧЕРНАЯ ВОЛГА
Отличный, солнечный был день. Тихий, по-весеннему жаркий. Над
березовыми перелесками кричали кукушки, в овраге пели зяблики. Штук
двадцать, не меньше - столько зябликов сразу я сроду не слыхивал.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг