немногими лучшими воинами отступал последним. Людская круговерть
швырнула к его невеликому отряду и Таши с Тейко. Непримиримые враги
оказались рядом - Тейко с копьём, уже успевшем сегодня испробовать
горячей диатричьей крови, и Таши со своим знаменитым луком.
Гарцующая птица с размаху вогнала кремневый наконечник себе в
грудь, пронзив непробиваемую людской рукой броню грудных перьев.
Почувствовав рану она отдернулась, почти вырвав копье из рук Тейко;
карлик стараясь справиться со взбесившейся от боли диатримой, на
мгновение забыл о собственной безопасности, неловко открылся - и его
тотчас в упор достал стрелой Таши...
Но и люди теряли многих, слишком многих. Падали раненые, рвался
строй, ещё чуть-чуть - и совсем смели бы диатриты рать Бойши. Хорошо,
у своих стен бились, недалеко бежать...
Последний, самый страшный удар диатритов принял на себя Бойша. Уже
поняв, что добыча ускользает, карлики и птицы ударили с такой яростью,
что едва не втоптали в пыль оставленный отходящими заслон.
Таши пустил меткую стрелу, сбив чужинца, закинул руку за спину,
чтобы выхватить следующую стрелу, но пальцы встретили пустоту - в
висящем над плечом колчане больше ничего не было. В то же мгновение
остался безоружным и Тейко - наскочившая боком птица вывернула из его
рук массивное копьё, рванулась и помчала прочь оглашая окрестности
хриплым криком. Копьё так и осталось в ране и теперь волочилось по
земле вслед за теряющей силы диатримой. Кто-то из воинов упал,
пробитый кривым клювом, кто-то продолжал сражаться, просто потому, что
не было секунды, чтобы вбежать в ворота и спасти себя самого.
И в этот миг вперёд шагнул Бойша. В левой руке он держал меч с
обсидиановыми вкладышами, а в правой... в правой был зажат священный
нефрит.
Неуловимым движением Бойша увернулся от первого удара клювом, а
второго диатрима нанести уже не успела, потому что Бойша внезапно и
резко взмахнул нефритом. Таши показалось, что Бойша что-то выкрикнул
при этом, но слова в том кличе были странные и непонятные.
Из-под зелёного камня а разные стороны брызнула кровь. Плоть
диатримы смялась, словно снопик сухой травы: нефрит перебил страшилищу
шею, и не просто перебил - а снёс напрочь. Из раны выглянул обломок
кости, неестественно белый на алом фоне; хлынула кровь из разорванных
жил. Дергая лапами в предсмертии, птица грянулась оземь, а упавшего
карлика Бойша ударил пяткой в грудь - да так, что рёбра у того, верно,
вывернулись в обратную сторону, из рта плеснула кровь и он замер.
Диатриты растерялись. Прежде им не приходилось видывать такого, и
они замешкались на один только миг, но этого мига хватило остаткам
войска, чтобы очутиться за городьбой. Последним не влетел, не вбежал -
с достоинством вошёл сам вождь. И - десятки рук тотчас одним дыханием
задвинули дубовые плахи.
Таши почувствовал, как у него подгибаются ноги. Еле-еле устоял, да
и то лишь опершись спиной на очень кстати случившуюся здесь стену.
Глава 5
Встреча это не проводы, после битвы молчать не обязательно. Войско
вернулось - крика на весь день было. Женщины, встретившие из похода
мужей и сыновей, рыдали от счастья, не встретившие - выли от горя.
Ромар, Матхи и старухи-целительницы, позабыв про былую вражду,
трудились, не покладая рук (хотя у Ромара рук-то как раз и не было),
пытаясь спасти хоть кого-то из раненых, которых не бросили даже попав
под внезапный диатричий натиск. Конечно, выходить удалось бы больше -
не устрой Бойша днёвку в балке. Правда, тогда не вернулось бы домой
всё войско...
Последняя схватка с диатритами унесла четыре десятка жизней -
больше половины того, что потеряли за весь ночной бой. Треть войска
легла костьми, а враг по-прежнему стоял у самой городьбы... Вот почему
мрачен был Бойша, когда начали, по давнему обычаю, славить
вернувшегося с победой вождя... Да и то, какая это победа, коли
погибших не сумели похоронить по-человечески, бросили во время
бегства. Только Свиоловы сыновья дотащили до городьбы тело брата.
Остальные лежали у самых стен, на виду у людей, и лучники не жалели
припаса, отгоняя шустрых карликов, жаждущих полакомиться человечиной.
Злобные малютки потеряли троих смельчаков и ещё одной диатриме
вышибло стрелой глаз, но всё же несколько мёртвых тел было утащено в
сторону и теперь изголодавшиеся карлики, собравшись кружком, пожирали
их на глазах у стонущей родни погибших.
Такого люди не прощали никому. Чёрная ненависть сгущалась над
округой, грозя разразиться новыми сражениями.
Таши в это время у городьбы не было. Очутившись дома, он первым
делом отыскал Ромара. Не терпелось расспросить - как Уника? Однако
безрукий старик только досадливо дёрнул обрубком плеча. Вместе с
бабами он ворожил над раненым Рутко; парню разворотило бок, крови
много вытекло, но ежели сейчас всё порядком справить, то
выкарабкается...
- Ничего с твоей Уникой не сделалось. Как сидела в Отшибной
землянке, так и сидит. Потом поговорим! Видишь, у меня дел
невпроворот...
Таши понурился и отошёл. Верно... всё верно, Ромар должен увечных
пользовать, тут не до разговоров... да только всё равно обидно.
Мнилось - вести принесённые важней всего. Право же, глупо, совсем
по-мальчишески - не терпится, чтобы похвалили...
Мало-помалу суета и крики стихали. На поле перед городьбой
остались только мёртвые - заплатив за угощение собственными жизнями,
диатриты больше за страшным лакомством не совались.
Стряпухи уже во-всю орудовали над котлами - накормить вернувшихся
молодых воинов; семейные давно сидели у своих очагов. Один Таши не
находил покоя: ноги сами понесли его к Отшибной землянке.
Долго кружил Таши вокруг землянки - никак не получалось выбрать
минуту, чтобы подобраться поближе, всё время кого-то Хурак тащил мимо
невесть зачем. Но вот вроде бы все убрались, даже вездесущие
ребятишки.
И тут на Таши напала незнакомая прежде робость. Не так-то просто
запретом пренебречь, ослушаться решения всего рода. Занавешенный
шкурой вход в землянку манил и в то же время отталкивал. Ведь если
застанут тебя за разговором с той, что между живыми и мёртвыми, беды
точно не оберёшься. Хотя, по нынешним делам... каждый воин на счету, с
диатритами драться надобно, а не замшелые обряды справлять. А ну как
не на пустом месте обычай стоит и от твоих дел всем худо станет? Но
ведь Уника там одна, и что бы род ни приговаривал - живая она. Тоскует
наверное, скучает, волнуется...
И Таши решительным шагом двинулся к землянке.
Хотел окликнуть любимую и не мог горло - сдавило. И слова все
куда-то запропали, так что только и сумел выдавить:
- Уника!.. - и снова: - Уника!
За занавесом послышался шум, словно бы даже упало что-то, а потом
раздался знакомый голос:
- Таши!.. живой!.. живой...
- Уника... - беспомощно выдавил Таши.
Уника громко всхлипнула, но через мгновение справилась со слезами
и немедленно напустилась на Таши:
- Ты зачем пришёл? Зачем со мной говоришь? Хочешь, чтобы тебя
вовсе из рода изгнали?! Всё, что надо, мне Ромар втайне скажет, так,
что другие и не увидят и не услышат. Ну-ка, быстро отсюда! И чтобы не
видела тебя я здесь!.. Ишь, чего выдумал!..
- Уника... - попытался вставить слово Таши, да только куда там!
Девчонку разве переспоришь... Так и пришлось уйти ни с чем.
Позже, когда воины, вернувшиеся из похода, утолили первый голод и
все как один завалились отсыпаться за прошлые дни, Ромар сам нашёл
Таши. И сразу же напустился ещё почище Уники.
- Ты что ж вытворяешь, еловая голова? Ты, что, сам решил Унику на
смерть отвести? Или, думаешь, врагов у тебя мало? Да Тейко со Свиолом
только и ждут, чтобы тебе в горло вцепиться. Ты у них - словно бельмо
на глазу. И коли тебя возле Отшибной землянки увидят - жди беды. Не
для себя жди, - что с тебя, дурака, взять! - а для неё. Так что и ноги
твоей чтобы там не было! Унике я сам все твои слова перескажу, не
сомневайся.
В этом Таши как раз и сомневался. Как тайные, сердечные слова, что
только меж двумя говорить и можно - третьему поверять? Даже если
третий - Ромар, который больше чем отец, - а всё равно промолчишь. Так
как-то лучше.
- Передай... что жив я, цел, не ранен... Что про неё думаю... -
выдавил Таши.
- Вот и хорошо. Большего ей сейчас и не надо. Ни к чему её
диатритами пугать. Она ими и без того напугана. Слыхал, что здесь
приключилось?
- Нет.
- Ну так поспрашай у Латы, я ей велел рассказать. А с Уникой, чтоб
ни полслова! Ей о ребёнке думать надо. Ну, ладно, хватит о ней,
рассказывай, что в походе видел...
* * *
Вечером родичи собрались на большую тризну. Нельзя было устроить
её, как встарь, за городьбой - потому что уже под вечер к осаждавшим
селение диатритам подошёл новый отряд, в котором без труда опознали
остатки той орды, что разбили на Истреце. Слишком много было раненых
карликов, да и птицы растрёпаны больше обычного. Ромар и Матхи,
прибегнув к колдовству, тоже подтвердили, что явились старые знакомцы.
- А и немного же их осталось... - проворчал Мугон, стоя рядом с
Таши на приступке частокола, откуда удобно было метать стрелы.
Диатритов и впрямь вернулось едва ли больше сотни. Остальные
где-то пропали, кто мёртвыми телами на речных скатах, кто заплутав в
степях Завеличья...
За стенами долго раздавались визгливые вопли и птичий клёкот,
однако ближе к ночи находники все-же убрались восвояси, не рискнув
ночевать под самыми стенами селения. Не теряя времени, Бойша тотчас
нарядил людей за водой; работа женщин и подростков разом стала уделом
опытных охотников.
От Великой остался один крошечный ручеёк. Совсем крошечный, две
ладони глубиной. И не слишком чистый - вода мутная, несёт какую-то
взвесь и пахнет дурно. И тем не менее это была вода. Покуда вода течёт
- жизнь тоже не остановилась. А грязь Ромар велел отделять, пропуская
воду через древесный уголь.
Начали тризну, когда уже стемнело; да только выходила она какой-то
сдавленной, придушенной, слова лишнего никто не скажет. На тризне
вообще-то плакать не полагается. Тризна должна быть весёлой, чтобы
павшие родичи не горевали и не тужили сверх меры, чтобы видели -
одержана победа, разбит враг; а что новые подоспели - так ничего, и
этих одолеем. Пока сердце крепко, пока не согнулся ты - до тех пор
никакой враг над тобой, над родом твоим не восторжествует.
Скудной выдалась эта тризна. Всё угощение - из запасов. Где
свежатинки-то взять? И хотя и петь начинали, и даже пляску заводили -
не таким всё было как должно, натужно получалось. Дорогонько куплена
победа, треть воинов в поле осталась; ежели такую цену за диатритов
платить, так никаких людей не хватит. Веселились поначалу только
несколько молодых воинов, ошалевших от первого боя и первой победы - а
главным образом от того, что назад живыми вернулись. Но и они потом
поутихли, пригорюнились - нельзя ж веселиться, когда все вокруг
мрачные сидят, словно в селении чёрный мор.
И как-то само собой вышло, что не тризна получается у детей Лара -
а всеобщая сходка, сбор всего селения. И, значит, должен Бойша перед
людьми ответ держать - как дальше-то жить станем?
Хотя и так уже всем, даже самому последнему тугодуму понятно -
плохи дела, хуже некуда. Второй раз диатриты в ловушку не попадутся, а
в чистом поле с ними справиться вообще никак не возможно.
Тишина сама собой воцарилась на тризне. Даже Матхи, ревнитель
обычаев, не стал ничего говорить - мол, не сходка здесь, не о том речь
повели. Промолчал слепой шаман, сидел, голову опустив - и Таши заметил
недовольный взгляд Ромара. Тоже правильно - когда плохи у рода дела,
когда враг на пороге - кому же, как не шаману людей ободрять! А коли
сидит колдун с опущенной головой - то даже младенцу ясно: не отвести
беду. Эдак и духом пасть можно. А тогда - какие из родичей воины?
И, предвидя всеобщее уныние, первым вышел в круг Ромар.
Искалеченный рузархом, изглоданный жизнью, перекошенный на один бок -
сейчас он казался прямым и стройным. Глаза смотрели в упор, и под их
пристальным взглядом сами собой начинали отступать отчаяние и тоска, -
Справимся, не можем не справиться! - и выпрямлялись согбенные спины,
сжимались кулаки, возвращалась решимость.
- О чём печаль, родичи? Бойша с победой вернулся! Немало диатритов
побито за три дня! Значит, можно с ними сражаться, можно и бить. Или
кто думает, что не побьём? И не таких бивали! - всем почудилось, что
рубанул при этом колдун воздух отсутствующей рукой - да так, что
воздух застонал, как бывает, если зажат в ладони меч.
Ясно, что в таком деле колдуну никто возражать не думал, и Ромар
продолжал, пытаясь хоть как-то приободрить павших духом:
- Непривычно драться с диатримами, тяжело, но можно. А как
привыкнем, научимся этому делу, то будем походя бить. Жаль, маловато
времени отпущено нам на учебу, но да уж сколько есть. Одно чужинское
полчище разбито. И второму того же не миновать!..
- Эк вы, мужики просто судите! - ощерилась Крага, - а вот что мы
есть будем? И без того с этой войной все работы на женщин свалили.
Эдак мы быстро припас потравим, а дальше что? День вас не покормить,
два... а там вы и копий таскать не сможете!
Бойша недовольно поморщился: некстати вылезла старая! Пользуется,
что здесь не совет набольших. Никак не смирится злая старуха, что
Унику из её воли вывели - но говорит верно, от её правды не
отвернёшься. Гурты погибли. Хлеба и так уродилось немного из-за
засухи. Великая обсохла. Рыбы не стало. Охотиться чужинцы не дадут, а
ведь сейчас самая пора осенних облав. Всем понятно - зиму пережить
сумеем, только если с диатритами покончим. А вот покончишь ли с ними,
или же они с тобой покончат? Но всё же слово сказано и ответить надо.
- Твоя правда, мать, - ровным голосом произнёс Бойша. - Ныне это
всякому ясно - или сломаем мы чужинцам хребет, прогоним обратно в
пустыни - или самим придётся уходить с родных земель.
Тишина пала на круг. Та тишина, что страшнее крика: Как так
уходить?! Куда уходить?..
Но оказалось, что у Бойши на всё уже готовы ответы. Впрочем, на то
он и вождь, чтобы заранее отвечать на незаданные вопросы.
- Ко всему надо быть готовыми, - с напором повторил он. - Род
должен жить, а где - не так важно. Поймёт и простит нас великий Лар.
Уходить нам есть куда. За Белоструйную пойдём, куда подались сыновья
тура. Одно наше селение там есть, значит, и ещё будут. Там засуха не
такая страшная - прокормиться сумеем. Переждём лихие времена, а потом
обратно вернёмся. Не бывает вечных засух, - Матхи кивнул головой в
знак согласия. - И эта тоже пройдёт. Но первее всего - чужинцев
разбить. Если они к Белоструйной за нами пойдут - покоя не будет. Вот
о чём думать надо! У кого мысль дельная есть, как врагу досадить -
говорите!
Бойша сел. Пусть теперь другие скажут - как с врагом управляться?
Глядишь, все вместе и придумают что...
- А чего тут думать, - проворчал Мугон. - Первых чужинцев мы на
крутояре ночью взяли. И других взять точно так же! Выследить, где они
лагерем стали - и ударить! Так, чтобы и маму свою чужинскую навсегда
забыли.
Родичи отозвались многоголосым гудом. Правильно сказал Мугон,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг