Толстенное загонное копье, на которое полуслепая птица не обратила
внимания, вошло ей в подгрудье. Таши никогда не смог бы на ровном
месте достать ей до головы или хотя бы до глотки. Грудь диатримы
прикрывала плотная броня из перьев, и вновь лишь собственный разгон
птицы позволил примотанному кремню поразить её. Хотя рана оказалась не
только не смертельна, но даже почти и не опасна. Диатрима привыкла
сбивать грудью преграду, а мощные пласты мышц давно превратились у
нелетающей птицы в дополнительный щит.
Древко вывернулось из рук Таши. Его самого отбросило в сторону. Но
драгоценное мгновение было выиграно и Мугон успел. Сильные руки
охотника крутнули странное, неудобное оружие; такое против человека
или Согнутого в ход не пустишь - мигом копьем пропорют, а вот против
птицы пришлось в самый раз. Тяжелый камень описал дугу и, заставив
крошечного владыку птицы отшатнуться, ударил ей в самое основание шеи,
туда, где позвонки ближе всего подходили к коже. Выше Мугон попасть
при всем желании не смог бы, но и здесь удар оказался роковым для
почти неуязвимого страшилища. Хрустнули кости; клёкот обернулся сиплым
перханьем, птица пошатнулась. Голова бессильно мотнулась из стороны в
сторону; и тут кто-то еще из охотников пустил меткую стрелу. Карлик
опрокинулся набок - из покатого виска торчала тяжёлая боевая стрела.
Тело шлёпнулось в пепел; а Мугон, раскрутив свой камень, грянул
диатриме по шее вторично. Лапы чудовища подломились; она повалилась
наземь.
Не везде удалось справиться так же лихо; несколько охотников
погибло, сбитые ударами беспощадных клювов, часть диатритов
ускакали-таки в темноту; но большинство одолевших пламенную преграду
осталось лежать перед строем Бойшиного войска. Одуревшие от дыма
пернатые плохо слушались карликов, не видели, куда бить клювами и,
главное, не могли сберечь крошечного разумника, сидящего на спине.
Карликов сшибали из пращи, пробивали стрелами, сдёргивали вниз
арканами и немедленно били, не давая уползти в темноту, где юркого
малютку сумел бы найти разве что Ромар. И неважно, что большинство
неуязвимых птиц утекло в степь, на спинах у них уже никого не было, а
это значит, что грозное чудище стало отныне не страшнее простого, хоть
и опасного зверя.
* * *
Тейко попал в тот отряд, которому выпало спуститься в речное русло
со стороны Великой. Он шёл, мрачно предвкушая, как посчитается с
проклятым мангасом (приговор рода есть приговор рода, но ему, Тейко,
думать по-своему никто не запретит!), как в одиночку завалит диатриму,
и как сородичи воздадут ему хвалу. И Уника... вот тогда-то несчастная
мангаска поймет, какой дурой была, им, Тейко, пренебрегая! Поймет, да
поздно будет! Он на неё и смотреть не станет. Зачем ему такая?.. Мало
ли пригожих девок в роду. А уж вдовы из-за него и вовсе передерутся,
Это же понимать надо: каждой лестно, чтобы не корявый какой сучок к
ней впёрся, а он, Тейко, молодой, красивый, с клювом добытой
диатримы...
Тейко ещё не успел придумать, на какое место он сумел бы
пристроить громадный клюв длиной в локоть взрослого мужчины, когда
отряд остановился. Здесь, под откосом, у людей были кое-какие
преимущества. Во-первых, диатримы не так ловко лазили вверх-вниз, как
бегали по ровному месту; во-вторых, достать человека клювом на
крутизне птицам было вовсе не просто; в третьих, бить птицам по ногам
здесь было куда сподручнее, нежели на равнине. Поэтому Бойша и
отправил на обрывы всего сотню охотников, оставив для сражения на
равнине две.
Хвороста натаскать успели самую малость. Наверху завопили,
загомонили карлики и заорали их птицы. А потом всё вокруг внезапно
осветилось; чётко прорисовались пятна кустов на фоне трепещущего
пламени - это Бойша зажигал сухую степь.
- Жги! - раздался приказ и Тейко с первого удара высыпал сноп искр
в заранее подготовленный ком сухого ковыля.
От нетерпения Тейко облизнул пересохшие губы. Сейчас он всем
покажет, что напрасно хвалили мангаса - подумаешь, трёх баб до ворот
довел! Чалох женщин спас, а Таши Чалоха бросил, и сам сбежал! Это все
видели! Жаль его, Тейко, рядом не было... Будь он там, небось и Чалох
живым вернулся бы... Сейчас Тейко уже не помнил, что сам остался
стоять за спинами охотников, когда Таши двинулся к воротам.
- Копья упира-а-ай! - не таясь, орали старшие охотники. Наверху,
на крутизне, во всю слышался гомон, клекот и треск - это диатримы
слепо ломили сквозь заросли, не разбирая дороги, одним лишь инстинктом
чуя - надо бежать от огня. Куда лучше понимали это их вожатые -
карлики.
- Лапы им руби! Копьем прикрывайся и поджилок руби! -
надсаживаясь, орали справа и слева.
Тейко, как и Таши, стоял с толстым загонным копьём; рядом с ним
оказалось трое или четверо охотников постарше, с топорами. Кое-кто
ради такого случая успел пересадить кремневое лезвие рабочего топора
на длинную рукоять топора боевого; на таких взирали с завистью - то-то
удобно в схватке будет!
Над обрывом черными змеями взметнулись шеи диатрим. Птицы валили
напролом, понукаемые зоркими хозяевами, на залитом тьмой склоне им
было очень легко оступиться - и одна из птиц оступилась. Не выдержав
тяжести, вывернулся камень, подломилась чудовищная лапа - и диатрима
кубарем покатилась вниз, прямо под ноги охотникам. Прежде, чем она
успела встать, заработали топоры и копья детей Лара. Памятуя слова
вождя, били в глаза - ослепленная диатрима не противник, да и нельзя
долго с одной птицей возиться - другие напирают.
Тейко к расправе не поспел: вовремя понял, что нельзя к врагу
спиной поворачиваться. Пернатый силуэт, подсвеченный дальними
кострами, вознёсся над ним, и Тейко, хакнув от напряжения пхнул копьём
спешащую к нему смерть. При таком ударе тяжеленное ратовище с
иззубренным кремнем не смогло бы даже пробить скользкие перья, но и
соскользнуть копью в сторону Тейко не позволил: успел упереть
застроганную пятку в камень и диатрима, не сумев остановиться на
крутизне, сама напоролась на преграду. Почувствовав вошедший в тело
камень, птица сиганула вверх, над головой Тейко мелькнули лапы,
впустую загребающие воздух, вершковый коготь рванул из головы клок
волос вместе с кожей. Клёкот птицы слился с надрывным хрипом Тейко, а
потом вся громада ухнула вниз, унося вырванное из рук копьё.
Где-то должно было быть второе загонное копьё - зря, что ли всю
дорогу тащил на плече две жердины, но оно никак не попадалось под
руку, Тейко безоружный метался, стремясь лишь уклониться от катящейся
сверху птичьей лавы.
- Копья упира-ай!.. - натужно ревел чей-то голос и словно
послушавшись команды, отыскалось копьё, сам же положил на склон так,
чтобы удобно было схватить.
Что творилось по сторонам, Тейко не очень видел, слышал лишь
радостный посвист стрел - значит целы лучники, засевшие под каменным
обрывом, сшибают с птичьих спин мелкую погань.
Вторую птицу взяли разом на два копья - кто пособил, Тейко и
заметить не успел, гадина задёргалась, отшвырнув Тейко в сторону.
Приложило к камням крепко, но и то к добру, потому что в ту же секунду
кувырнулось через бьющуюся тварь третье чудовище, и в той каше уже
никто бы не уцелел.
Тейко с трудом приподнялся, ухватил топор, оброненный кем-то из
старших охотников. Он уже видел, что лапы птицам так просто не
перерубишь, но, когда мозолистая нога ступила совсем рядом, что было
сил рубанул диатриме топором по голени. Всю силу вложил с этот удар -
а только и успел, что просечь толстенную бугристую кожу. Оно и понятно
- если так бегать, то неизбежно ноги набьёшь. Да и кости птичьи
упруги: нечеловеческая сила нужна, чтобы их сломать. И, всё-таки
раненая диатрима заорала дурным голосом, слепо ударяя клювом,
скакнула, и Тейко, очутившийся сзади, саданул по той же лапе второй
раз. Эх, кабы всегда можно было диатриму со спины бить! Острый рабочий
топор, пересаженный на тяжёлое топорище, пересёк-таки сухожилие, лапа
конвульсивно подогнулась, когтистые пальцы сжались, громадина
запрыгала вниз на одной ноге, не умея ни остановиться, ни стать на
больную ногу.
Рядом с Тейко уже почти никого не было. Люди вовремя сообразили,
что грудью в грудь напор диатрим не остановишь. Отбегали, выпуская
стрелы, норовя зайти сбоку, чтобы кремневый оголовок не скользил по
плотным перьям. Диатримы, оступаясь на крутом склоне, скатывались к
руслу; большинство повернуло не через Истрец, а через Великую, где ила
оказалось куда меньше, да и противоположные берег был гол, точно
камень-окатыш. Те же из диатрим, что первыми рванули через старицу,
получили полной мерой. Сухая корка проломилась; первые беглецы
забились, пытаясь выбраться из зыбучей грязи. Людям там тоже пришлось
несладко - но вывернулись как-то, исхитрились; били скатившихся на
землю карликов пронзали копьями, разбивали черепа дубинами, втаптывали
в ил ногами.
С той стороны, где расстилалось мёртвое русло Великой, победа
далась не так просто, но и там, пользуясь темнотой и неприятными
противнику каменными россыпями, люди одолевали.
Тейко мало что не обеспамятовал от льющейся крови. В его руках
снова было копьё - то же самое, или новое где подобрал? Наконечник с
копья давно слетел, оставшись в брюхе одного из несущихся с горы
чудовищ, и Тейко орудовал ратовищем словно дубиной. Оказалось, что ими
всего удобнее действовать: ежели приложить длинной жердью по слабому
птичьему месту - основанию шеи. Жаль, что редко поворачивается бегунья
спиной к врагу. Но уж тем пернатым, что, потеряв хозяев, пытались не
биться, а бежать, немедленно доставался удар в спину: под перо, по
сухожилиям, а потом находилась пара здоровяков с бревном на замахе и в
кашу разбивали шею бьющейся птице.
Но уж пока седок был там, на верхотуре, к диатриме было не
подступить. Она даже словно видеть начинала лучше, а может и впрямь
глядела чужими глазами.
Визг карликов, горловые звуки птиц, крики людей слились в один
бесконечный вопль, круживший голову и вселявший безоглядную храбрость
в сердца всех, кто оказался в этот миг поблизости. Среди всеобщего ада
невозможно помнить о себе. И всё-таки в какое-то мгновение Тейко краем
глаза заметил согнутую фигуру, которая кубарем скатилась с откоса и
зачавкала по грязи, стремясь уйти от схватки.
Кто-то пытается бежать! Тейко вдруг ожгла дикая догадка - это Таши
струсил, не выдержал настоящего боя и уползает в темноту!
- Тр-рус! - рявкнул Тейко.
Швырнув ратовище, он выдернул из-за кушака так и не пригодившийся
покуда боевой топор, невероятным прыжком рванулся вслед за беглецом,
разбрызгивая жидкую грязь в три скачка догнал его. В призрачном свете
пляшущего над обрывом огня блеснули круглые глаза и хищно изогнутая
спина готового к броску карлика. Тейко играючи отбил в сторону тонкое
костяное копьецо; и окончательно потеряв голову, отчего-то не стал
добивать врага топором, как положено, а рванулся в рукопашную. Так
хотелось ощутить под пальцами мерзкое горло, сдавить его, поймать
последний предсмертный хрип! Тейко и диатрит вдвоем опрокинулись в
грязь; озверев, парень одной рукой вдавил чужинца в ил, со всего
размаха приложил кулаком и раз, и два, и три; в настоящем бою такого
себе не позволишь, но тут Тейко словно бы ума лишился. Не диатрита
бил, а Таши, проклятого мангаса, обманным своим колдовством уведшего
Унику...
Лицо карлика скрылось под слоем грязи. Бестолково задергались
руки, судорожно засучили кривые ножонки; а Тейко, упоенный победой,
все давил и давил, пока враг не замер окончательно. И лишь потом,
подняв голову, увидал, что сверху валят новые и новые диатримы и, если
бы не другие охотники, не сносить бы ему головы.
Словно в тяжком сне наблюдал Тейко, как движутся их темноты
громадные тени, как встал на их пути Дир - воин из Бараговой семьи,
встретил копьём первую птицу и тут же упал под ноги следующим - некому
оказалось прикрыть охотника сбоку. И Тейко вдруг вспомнил: это с Диром
они останавливали птицу в два копья!
Тейко вскочил, страшным усилием вырвал тяжёлое копьё из туши
убитой птицы и успел к обрыву, над которым уже вздымались новые тени
бегущих птиц. Там, на высоте, в битве произошёл перелом. Диатриты
больше не пытались прорываться сквозь две сотни Бойши и полыхающую
степь. Темнота показалась им не столь опасной, как огонь. И они
угодили в расставленную Бойшей ловушку. Вот только тем людям, что
ждали врага под обрывом, вторая волна беглецов доставила много трудов
и крови.
Тейко не знал, что это побежали те остатки пришельцев, что
пытались было уйти через огонь, не знал, что победа уже в руках людей.
Неведомо ему было, что творилось наверху. Видел лишь, что прут злодеи
нахрапом и попытался загородить им дорогу, хоть и видел, что бегущие с
потерями считаться не станут.
Даже если диатрима и разглядела нацеленный кремень, она не могла
ни остановиться, ни хотя бы замедлить бег. Удар был так страшен, что
проломилась прочная грудная кость, на полузвуке оборвалось курлыканье,
диатрима кувырнулась всем весом грянув оземь. Тейко в это мгновение
показалось, что само небо обрушилось сверху, погасив огни, и шум
сражения и весь мир...
* * *
Отогнанные кострами карлики вязли на своих птицах в топком иле.
Мечта Таши почти исполнилась - люди разили врага в самом для врага
неудобном месте. Не помогла диатритам их хитрость, обманул их казалось
бы прочный слой ила, и, хотя огонь на них как следует пустить не
удалось, но потрепали их изрядно.
Нет, дрались чужаки отчаянно и отступать не собирались. Некуда им
было отступать. Догадывался мудрый Ромар, понимал слепой Матхи, ведал
решительный Бойша - не от хорошей жизни явились сюда недомерки.
Страшная засуха, поразившая Великую, не могла не согнать с обжитых
мест и чужинцев. Так что это был не набег. Это было вторжение, и
решалось теперь - кому властвовать в этих местах: людям или карликам.
- Не спать! Чужаки через воду пошли! - пронеслось по цепи. Таши
повернул и одним из первых бросился к откосу, что падал в сторону
Истреца. Там в полутьме, которую не могли рассеять отблески степного
пожара, шла отчаянная битва. Казалось, ожил весь склон. Масса
диатритов катилась вниз. Ещё немного - и застывшая река вновь потечет
- только вместо воды будет бурлить алая руда: птичья, человеческая и
чужинская.
Диатримы не умели сражаться на склонах. Их уделом были привольные,
ровные пространства. На крутизне, среди обрывов и камней они едва
могли ступать. Да еще и темнота. И все равно, врагами они были
страшными. То и дело с предсмертным хрипом - или молча - падали воины
Бойши. Отступавшие птицы бились чуть не по брюхо в иле; людям было
легче, но и они проваливались. Грязные, страшные, они уже почти ничем
не отличались от чужинцев, что по-прежнему пытались вырваться из
цепкой западни. Кое-кому это удавалось, правда не здесь, а у другого
склона, где некогда могучее течение Великой сметало донный ил, унося
его в море.
Одолев речное дно Великой, чужинцы мало-помалу выбирались на
другой берег, исчезая в темноте. А вот тем беглецам, что стремились на
левый берег старой протоки удачи не было - дети Лара рубили и кололи,
избивая вязнущих в грязи диатрим. Правда, и сами теряли многих.
Страшные клювы били почти вслепую, но мощи у них не поубавилось, и
немало охотников расстались с жизнями. В зыбучем иле бой шёл почти
равный, меняли одного за одного.
Таши не боялся. Смерть ходила слишком близко, чтобы теперь
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг