- И что же помешало возложить на ее плечи это бремя?
- Ничто. - Сикорски посмотрел на меня как-то по-птичьи, боком. -
Машина работает. Уже больше пятидесяти лет.
- Как - работает? Ведь известно же... - я осекся. Я все понял.
- Машина работает. Более того, она создана так, что перехватить у нее
управление могут только все шестнадцать гипногенистов одновременно, если
соберутся за пультом. Этого не происходило никогда.
- Значит, машина работает... и вторгнуться в ее работу нельзя? И -
проконтролировать нельзя?
- В общем, да. Только косвенными способами.
- Например?
- Ну, самое главное... Стас, сколько сейчас на Земле людей?
- С Системой?
- Ну да. С Системой, с Периферией... Сколько насчитывает наше племя?
- По последним данным - пятнадцать и тридцать шесть сотых миллиарда.
- Да. И это все знают. И люди должны умирать время от времени, да? Их
кремируют, пепел ссыпают в такие урночки... Я собрал данные по
производству этих урночек. Так вот, судя по этим данным, на Земле и в
Системе сейчас живет около одного миллиарда человек.
- Что?
- Один миллиард. Один, а не пятнадцать. Но мы знаем, что пятнадцать.
И живем так, как будто бы - пятнадцать... - он закашлялся. - Ошибки нет,
Стас. Данные проверены перекрестно. Расхождение на порядок как минимум.
- И это значит...
Порыв ледяного ветра налетел, ударил в лицо. Мелкая водяная пыль...
- Это значит только одно: машина поняла задачу по-своему,
по-машинному. И по-своему ее исполнила. Получив результат. Человечество
похудело, совершенно этого не заметив. Вписалось наконец в экосферу. И -
без катастроф, без горя...
- То есть - как? Ведь получается - уничтожено четырнадцать
миллиардов?..
- Может быть, и уничтожено. А может быть, и нет. Про планету Надежда
вы знаете? Пример грубой, провальной работы. В нашем случае - работа
тонкая, мастерская...
- То есть - вы... как бы сказать... - одобряете все это?
- Разве важно, как я к чему-то отношусь? По большому счету, это не
интересует даже меня самого.
- А вам не кажется, что это имело бы смысл прекратить? - спросил я.
- Не знаю. Ведь идет постоянное облучение. Снимите его - и наступит
глобальный шок. У вас, как я знаю, психическая резистентность очень
высокая. Но и вам, наверное, будет не по себе, когда вы сможете смотреть
на мир новыми глазами...
- Он что - слишком отличается?
- Формально - нет. Но впечатление от него совсем другое.
- И все-таки: не решит ли машина, что нас может быть еще меньше? Или
что мы должны стать пониже ростом? Отпустить хвосты? Жить под водой?
- Вполне возможно. И тогда мы будем жить под водой. Боюсь, что сейчас
гораздо опаснее - с точки зрения сохранения того, что мы имеем... что от
нас осталось... - это менять способ существования. Древние говорили: "Не
навреди".
- Но ведь машина не вечна. Рано или поздно она придет в негодность,
разрушится...
- Попробуйте поговорить об этом с Бромбергом. В конце концов, он -
один из...
- Бромберг?!
- Да. Старый Айзек Бромберг. Жизнь положивший на...
И тут раздался сигнал вызова. Сикорски недовольно махнул в сторону
экрана, но тот уже осветился.
- Экселенц! - почти крикнул появившийся человек. - Мы раскопали, что
произошло с Абалкиным! Раскопали до конца... - Тут он увидел меня. Глаза
его распахнулись. Светлые холодные глаза.
- Очень хорошо, Максим, - сказал Сикорски. - Я доволен. Но стоит ли
врываться без предупреждения?
- Да, Экселенц. Не стоит. Стас, вы?..
- Со мной пока все в порядке, - сказал я. - Мы беседуем о жизни.
АЛЯ
Все самое главное приходило к ней в полудреме.
...она знала откуда-то, что просто глазами увидит это иначе, не так,
как сейчас: изумрудный песок, черные волны, иссиня-серый айсберг вдали.
Волны ворошили сероватые льдинки, шугу, прибитую к берегу. Это значит -
лето. Она стояла, широко расставив ноги, и смотрела вдаль. Громадная
оранжевая туша лежала, полузарывшись в песок. Торчала вверх очень
человеческая, но чересчур огромная рука. По белому, с лиловатыми и
желтоватыми пятнами небу ползла цепочка багровых огоньков. Стоило мне
захотеть, и черные воды расступятся передо мной, открывая дорогу в
таинственную бездну. Там мой дом, мой истинный дом. И в горах. И за
болотами, в глубоких расселинах, откуда восходят дымы, пахнущие целебно. Я
никого никогда сюда не пущу, я сделаю так, что пришедшие забудут дорогу.
Но мне тоскливо без них, и я творю их перед собой из остатков воображения.
Темный город возникает на пляже, и волны обтекают его, не смывая. Тонкий
звук поднимается кверху, к небу, зажигая концентрические кольца...
Аля очнулась и, вскочив, осмотрелась. Все было слишком просто, чтобы
казаться ужасным.
Пустые стулья стояли неровным полукружием, как бы беседуя. В открытые
окна влетали голоса. Доносились удары мяча, невнятные механические звуки и
электрические потрескивания.
Вошел Горбовский, по-прежнему озабоченный. Сел на стул верхом,
посмотрел на Алю, вздохнул и покачал головой.
- Нашелся наш Стас, - сказал он. - Только не знаю, хорошо ли это...
- Где он? - быстро спросила Аля.
- На Земле. У Сикорски.
- А кто такой Сикорски?
- Неужели не знаете? Это была громкая история.
- Первый раз... - она замолчала. Внутри лопнул пузырек. - Знаю. Да.
Все знаю. Но - зачем он Стасу?
Горбовский пожал плечами.
- Мы безнадежно опаздываем... главным образом - вот здесь, - он
дотронулся до лба. - А кроме того - некий паралич воли...
- Паралич волн, - повторила Аля. - Жалко.
- Как вы себя чувствуете? - спросил Горбовский. - В такой переделке
побывали.
- Не знаю. Никак не чувствую. Еще не прожгло.
- Да, это я понимаю. Ну, что - оставим работу профессионалам?
- Нет, - сказала Аля. - Я так не могу. Должен же кто-то, кто
понимает...
- Через полчаса Максим улетает на Землю. Туда, к Сикорски. Я пока
остаюсь. Вы - как намерены?
- Я полечу, - твердо сказала Аля.
- Стас для вас... что-то значит?
Аля посмотрела на Горбовского. Неясно было, он действительно не
понимает - или спрашивает о чем-то другом?
- Он у меня вот здесь, - повторяя жест Горбовского, она дотронулась
до лба. - И я уже почти не могу это выносить...
СТАС
- Вы ничего не понимаете, Попов, - хрипло сказал Бромберг. -
Допускаю, что вы все знаете, но не понимаете вы ни черта.
- Ну, почему же? - вежливо ответствовал я. - Древний способ отучения
от наркотиков: медленно и постепенно уменьшать дозу. Девятнадцатый век.
- А от пищи вы так никого не пытались отучать? От воздуха? Нет? Ну,
так попытайтесь, попытайтесь...
- Бросьте, Бромберг. Это не я, это вы не понимаете, что предприятию
вашему все равно пришел конец. Остановлюсь я - не остановятся другие. Это
же выстрел дробью. За нас взялись всерьез.
- Кто? Кто взялся? Что вы несете, идиот?!
- Некий весьма сведущий разум, который мы ассоциируем с Малышом. Им,
видите ли, не нравится наше поведение...
- Я же сказал: идиот! Повторить? Я повторю: идиот! Какой Малыш? Какой
разум? Это все выдумки нашей разлюбезной! Она пичкает нас байками, чтобы
мы...
Я подождал, когда он прокричится, и спросил:
- Скажите, а вы сами-то подвержены этому внушению?
- Я? Конечно, нет. Я знаю, что оно существует, что оно направлено на
модификацию моего поведения, и веду себя с поправкой на оное.
- Вы давно снимали спектр этого излучения?
- Регулярно. А что?
- Вам не бросилось в глаза ничего необычного?
- Нет. И не могло броситься. Потому что ничего необычного там нет.
- Понятно. Так вот, слушайте меня внимательно. Я жил на планете, где
гипноизлучения нет. На Земле я около суток. Даже на обычного человека
излучение еще не окажет влияния за такой срок... эффект его накапливается,
не так ли?
- Ну, в некотором роде - да.
- Отлично. Вам, когда вы возвращаетесь, не бросаются в глаза простор
и пустота на Земле?
- Вы были у Сикорски? Может быть, вы и сейчас у него?
- Нет, - ответил я только на последний вопрос.
- Сикорски - сумасшедший старик. У него идефикс...
- Перед прилетом сюда я ознакомился со спектром гипноизлучения,
которое орошает Землю. Золотым дождем. Лишь четыре процента спектра - это
модификаторы поведения. Девяносто шесть - модификаторы восприятия.
- Бросьте нести чушь, Попов. Я сам писал эти спектры, сам, понимаете?
И что же, я не знал, что пишу?
- Излучатели на спутниках "Атлас" не работают, - продолжал я. - Зато
там установлен вероятностный вариатор, который, как вам должно быть
известно, к использованию запрещен категорически... Тагора, по-вашему, -
тоже изобретение машины?
- Да. То есть не машины. Тагору придумал в сорок седьмом году Майкл
Хиггинс. Машина воплотила его мысль.
- Понятно. Его можно поздравить: изобретение оказалось столь емким,
что обрело самостоятельную жизнь.
- Род иллюзии. Надеюсь, это-то вы понимаете?
- Конечно. Но тогда откуда взялся вариатор?
- А при чем тут?..
- Вариатор доставлен с Тагоры. Якобы образец техники Странников.
- Все смешалось. Впрочем, так и должно быть. На определенном этапе
накачки уже не удается проследить, откуда приходит та или иная иллюзия.
- Скажите, Бромберг, а с Пирсом вы сотрудничали когда-нибудь?
- Что значит - сотрудничал? Он ноолог, а я - историк науки. Конечно,
я изучал его работы, его самого... Когда случилось несчастье в
лаборатории, я как раз направлялся к нему.
- Несчастье какого рода произошло там?
- Взрывной импульс Тиффани. Вы знаете, что такое импульс Тиффани?
Хотя что это я...
- У меня другие сведения.
- Ваши сведения неверны!
- Возможно... Вам не закрадывалась такая интересная мысль: все ложные
объяснения всегда по касательной проходят рядом с истиной? Как бы дразня
ее. Когда-то говорили, что вора тянет на место преступления...
- Это вы обо мне?
- Пока нет. Но вспомните: запрет на Машину объяснялся тем, что в
недрах ее зародился новый нечеловеческий разум, новая цивилизация. Так?
- Да. Я сам придумал это объяснение. До сих пор горжусь им.
- А вам не кажется, что нечто подобное случилось на самом деле?
- Болезненный бред. В стиле Сикорски.
- Разум, получивший возможность расселяться по сознаниям тысяч
миллионов людей, которые ни сном ни духом...
- Перестаньте!
- Пирс работал как раз над этим, не так ли? Может быть, машинный
разум почувствовал в нем опасного противника, конкурента?..
- Да прекратите же!!! - Голос Бромберга взметнулся до визга,
сорвался... Сам он, багровый, качнулся к экрану, лицо его вывалилось за
пределы, остались только глаза и лоснящийся нос. Безумные, чуть косящие
глаза. Потом они медленно мигнули... - Вы правы, Попов, - сказал Бромберг
совсем иначе. - Я не сомневался, что вы догадаетесь обо всем. Владея таким
объемом информации, мудрено не догадаться...
- Вы - Бромберг? - спросил я.
- Да. В определенной мере.
АЛЯ
Они сели на каком-то крошечном островке посреди пустого океана. Дом
приземистый, вжатый в скалы... Наверное, зимой здесь штормы.
- Рудольф Сикорски, - представил Максим хозяина. - Александра
Постышева, носитель ноограммы Стаса Попова.
- Вы это ощущаете? - спросил Сикорски, пожимая ей руку.
- Иногда.
- Крепитесь, девочка. Это бывает очень тяжело, особенно когда она
начинает распадаться. Вот Максим побывал в таком положении...
- Он говорил. Но без подробностей.
- Те подробности такие, что лучше, о них не говорить. Главное, не
позволяйте наезднику управлять вами. И знайте, что боль - ненадолго. День,
два.
- Он будет исчезать...
- Да. Умирать в полном сознании. Цепляться за вас.
- Какой ужас...
- Ужас. Он симпатичный человек, он мне понравился. Что ты думаешь обо
всем этом, Максим?
- Что он намерен делать, Экселенц?
- Он? Намерен? Это не те слова...
- Возможно, не те...
- Просто не те, Максим. Я не знаю, чего ты хочешь от меня. Разве не
видишь: я сдался? Я вдруг оказался человеком, который желал отстоять
крепость - решительнее, чем другие, - но сам в рвении своем разрушил
стены... И вот - все. Последний шаг противника. Он просто входит... он
даже приходит ко мне. На чашку чая. Ко мне. Какая ирония.
- Он не противник, - сказала Аля.
- Не он. Не Попов. Противник - в Нем.
- Нет. Вы ошибаетесь. Вы ошибаетесь в чем-то главном.
- Нет, Александра. Не ошибаемся. Может быть, мы просто говорим о
разных вещах...
- Где он? Вы знаете, где он? Догадываетесь?
- В сотне мест одновременно. Он прошел через вариатор... Вы знаете,
что это такое?
- Да.
Аля повернулась и стала смотреть на океан.
Она никогда прежде не видела океана...
- Когда я все это узнал, я пытался почувствовать себя в шкуре Машины,
- сказал за спиной Сикорски. - Не думаю, что можно вынести это
сколько-нибудь долго. Я бы застрелился сразу.
- Ей пришлось очень долго выращивать руки, - сказал Максим. - И потом
- может быть, для нее полвека - это сразу?
СТАС
Я летел в маленьком пестром флаере-жучке на север. Человек на экране
- Бромберг, который не совсем Бромберг, а так... представитель... -
говорил что-то, иногда убедительно, иногда просто умоляюще...
Кажется, я иногда даже отвечал ему.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг