Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
     Киссур выбежал за ворота, но начальника стражи уже нигде не было.  Он
свернул в боковой двор: Андарз, упав с коня, лежал у какого-то  черепка  и
горько над ним рыдал. Его свита столпилась вокруг в  нерешительности.  Уже
темнело. Киссур сжал покрепче рукоять боевого топорика и  пропихнулся  меж
людей.
     - Куда прешь, - закричал кто-то, и несколько рук вцепились в Киссура.
     Андарз поднял голову.
     - Осторожней, - крикнули в толпе. - Арфарра всюду разослал убийц!
     - Приведите-ка его сюда, - велел мятежный министр полиции.
     Киссура потащили вперед. Он закрыл глаза и опустил голову.  Потом  он
открыл глаза. Андарз смотрел прямо на него, и  серые  глаза  Андарза  были
полны слез. Под каменной стеной было уже совсем темно.
     - Рысий Глаз, - заорал Андарз на Киссура, - ты что здесь делаешь? Уже
принес ответ от Чареники?
     Киссур молчал.
     - Я тебя куда послал? А ты пошел с толпой черепки бить?
     - Господин, - тихо ответил Киссур, - вы  забыли  дать  пропуск  через
передовые посты.
     - Выдать ему пропуск, - распорядился Андарз,  -  и  десять  палок  за
опоздание. Ответ Чареники к утру должен быть у меня.
     Андарз повернулся и ушел.
     Киссура разложили на малых козлах,  всыпали  десять  палок  и  выдали
пропуск.
     - В Залу Пятидесяти Полей, - распорядился Андарз.
     Когда всадники проехали уже три или четыре улицы,  племянник  Андарза
тихо наклонился к его уху и прошептал:
     - Дядюшка, вы поняли, кто это был?
     Андарз страшно осклабился в темноте и ответил:
     - Мне нет никакой пользы убить этого человека  сейчас.  А  теперь  он
вернется во дворец и еще успеет  перед  смертью  сделать  для  меня  много
добрых дел; может быть, убьет Чаренику.
     - А он не опасен? - возразил племянник.
     - Наоборот! Дворец защищают  разве  что  сорок  лавочников.  Если  он
отговорит государя от сдачи, что может быть лучше?
     На полпути к Зале Пятидесяти Полей господин Андарз встретил господина
Нана. Они слезли с коней и расцеловались на глазах народа.  Обратно  народ
их не пустил: принесли откуда-то  стол,  обломали  ножки,  посадили  обоих
министров на стол и понесли на руках. Господин  Андарз  вскочил  на  ноги,
разодрал на себе шелковую рубашку, обнажив красивую, цвета миндаля  грудь,
и закричал:
     - Граждане! Я всю жизнь  лгал  и  всю  жизнь  был  рабом.  Сегодня  я
счастлив, потому что я с вами. Если я завтра умру, я умру свободным!
     - Эка, - сказал кто-то внизу, - это, оказывается, он был рабом. А кто
комаров под столицей развел?
     В  столице  последние  годы  прибавилось  комаров:  они  родились  на
болотах, в которые по совету Андарза было превращено все левобережье.
     Перед Залой Пятидесяти Полей были  каменные  подмостки  для  храмовых
представлений.  У  подмостков  народ  бил  глиняные  изображения  яшмового
аравана Арфарры, помощника бога-покровителя тюрем.
     К   Нану   выскочил   командир   его   личной   охраны,   варвар   из
"красноголовых", и зашептал что-то ему на ухо, время от времени  кивая  на
крытый мост, ведший через пруд ко второму этажу. Нан слегка  усмехнулся  и
громко сказал:
     - Вы правы, сударь! Почему бы вам  не  охранять  Добрый  Совет?  Это,
воистину, важнее меня!
     В зале Шимана Двенадцатый расцеловался с Наном:
     - Господин Нан! Небо избавило вас  из  когтей  негодяев  и  колдунов,
чтобы давать нам советы! Разве мы, люди цехов  и  лавок,  понимает  дальше
своей лавки? Сколько мы уже совершили по скудоумию  ошибок!  Направьте  же
нас на истинный путь!
     Господин Нан прослезился и молвил собравшимся:
     - Злые люди обманули государя и держат его в плену!  Кто  такой  этот
Киссур? Ставленник Мнадеса  и  последняя  опора  дворцовых  чиновников!  А
человек, выдающий себя за Арфарру? Вообще самозванец, - его зовут Дох,  он
был арестован в Харайне за казнокрадство, бежал из тюрьмы и  мошенничал  в
столице!
     Эти сведения породили всеобщий восторг, а господин Нан продолжил:
     - Граждане! Помните - революция должна  быть  человечной!  Помните  -
истинная человечность - не в том, чтоб, спасая одного, губить тысячи, а  в
том, чтобы спасти тысячи, хотя бы и пожертвовав одним человеком.
     Граждане!  Я  слышал  на  улице  крики  о  том,  что  всякий  излишек
оскорбляет бога, и что богачи не могут быть добродетельными. Те,  кто  это
кричит - провокаторы и агенты Арфарры! Граждане! Истребляйте  провокаторов
железной рукой и раздавайте народу больше хлеба и мяса!
     Обе эти рекомендации были приняты единогласно. После этого  совершили
молебен об удачном исходе революции, и Нан, Андарз и Шимана, пешком сквозь
толпу ликующего народа отправились на  обед  в  белокаменный  дом  Шиманы,
стоящий чуть в стороне от рыночной площади.
     Площадь кишела народом, торговцы  сгинули,  переломанные  лавки  были
нагромождены одна на другую.
     - Великий Вей, - негромко спросил Нан,  -  что  с  площадью?  Арфарра
разорил рынок?
     - Нет, - сказал Шимана, но люди нашли, что здесь лучше говорить.
     - Если государь подпишет конституцию, - сказал Нан, - как мы поступим
с Киссуром и Арфаррой?
     - Как можно, - возразил один  из  спутников,  -  вводить  в  действие
конституцию, не расправившись с ее врагами?
     После света, толпы и криков Нан очутился в небольшой,  двуступенчатой
комнате, в глубине сада. Комната, как и  два  года  назад,  была  завешана
красными циновками. В глубине комнаты по-прежнему сидела пожилая  женщина,
писаная красавица, и ловко плела  циновку.  Нан  и  Андарз  совершили  все
подобающие поклоны, а толстый Шимана стал  на  колени  и  некоторое  время
целовал ей ноги.
     - Что, Нан, - спросил тихо Андарз, начальник парчовых  курток,  -  вы
по-прежнему опасаетесь быстрых перемен?
     Нан ответил:
     - Ничто не бывает дурным или хорошим само по себе, но все - смотря по
обстоятельствам. Все мысли чиновника должны быть о благе  народа.  Если  в
стране самовластие - он использует самовластие. Если в стране революция  -
он использует революцию.
     Шимана встал с колен и хлопнул  в  ладоши:  вооруженные  люди  внесли
праздничную еду, поклонились и пропали. Между прочим, на серебряном  блюде
внесли круглый пирог-коровай. Шимана разрезал  пирог  на  три  части  и  с
поклоном положил Нану на тарелку кусочек пирога.  Нан  взял  другую  треть
пирога и с поклоном положил ее  на  тарелку  Андарзу,  а  Андарз,  в  свою
очередь, поднес кусочек пирога хозяину. После  этого  гости  приступили  к
трапезе.
     - А что, - спросил Нан внезапно, - я  видел,  как  на  площади  народ
теребил этого негодяя Мнадеса, и потом встречал обрывки Мнадеса  в  разных
местах. Как вы об этом полагаете?
     - Я об этом полагаю, - отвечал с важностию Шимана,  -  что  это  дело
божие.
     Нан взглянул в глаза  еретика  и  с  удивлением  обнаружил,  что  они
совершенно безумны.
     - Великий Вей, - сказал с тоской министр Андарз, -  они  разбили  все
вазы из собрания Мнадеса. Последние вазы Ламасских мастеров! И знаете, кто
это был? Только лавочники, ни одного нищего! Нищие завидуют лавочникам,  а
не министрам! Все разбили, и кричали при этом: "Кто  украдет  хоть  ложку,
будет повешен!"
     Шимана не удержался и сказал:
     - Это автор памфлета о "Ста вазах" растравил им душу. Если бы не этот
памфлет, о вазах бы не вспомнили.
     Это было жестоко: многие знали, что автором памфлета  о  "Ста  Вазах"
был сам министр полиции.
     - Эти вазы, - сказал Андарз, - спаслись при государе Иршахчане, когда
дворец горел три месяца.  А  знаете,  что  эти  лавочники  сделали  потом?
Попросили заплатить им за шесть часов работы!
     Наконец глава еретиков, беглый министр  полиции  и  народный  министр
закончили праздничный обед. Андарз едва притронулся к еде.  Перед  глазами
его стояли печальные и немного удивленные  глаза  зверей  на  раздавленных
черепках. Он едва сдерживал себя, чтоб не разрыдаться  и  чувствовал,  что
что-то непоправимо оборвалось в мире.
     Подали чай.
     - Что мы будем делать, - сказал Нан,  -  если  государь  не  подпишет
конституции?
     Еретик Шимана подозвал мальчика с розовой водой, вымыл в воде руки  и
вытер их о волосы мальчика.
     - Мне было видение, - сказал Шимана, что государь Миен жив.
     Государь Миен,  напомним,  был  старший  брат  царствующего  государя
Варназда,  тот  самый,  которого   монахи-шакуники   подменили   барсуком.
Вдовствующая государыня дозналась об этом и казнила и барсука, и монахов.
     Шимана хлопнул в ладоши: одна  из  дальних  циновок  приподнялась,  в
глубине комнаты показался человек. По кивку Шиманы он подошел поближе. Ему
было лет тридцать на вид.  Простоватое  лицо,  подбородок  скобкой,  глаза
широко расставлены и чуть оттянуты книзу. Самое  смешное,  что  человек  и
вправду несколько походил, сколь мог судить Нан, на казненного юношу.
     - Как же вам удалось спастись, - спросил Нан, - и  где  вы  были  эти
одиннадцать лет?
     - Я, - сказал человек, по-детски выкатывая глаза, - был  предупрежден
о замыслах монахов, и лежал в  постели,  не  смыкая  глаз.  Когда  монахи,
превратив меня в барсука, хотели меня задушить, я выскочил  и  утек  через
очаг. И, - запнулся государь-барсук, - я  бегал  по  ойкумене  одиннадцать
лет, уязвляясь страданиями народа, а  неделю  назад  мне  во  сне  явилась
матушка Касия, и сказала: "Сын мой! Иди в храм красных циновок и потри там
голову об алтарь - Единый Господь  простит  тебя,  и  твой  облик  и  твой
престол будут возвращены тебе".
     - Я, - прибавил человек, с надеждою глядя на  Нана,  -  буду  хорошим
государем. Я видел страдания народа.
     Расколдованный барсук поцеловал руку Шиманы и удалился.
     - Ну что? - спросил с надеждой Шимана.
     - У него неплохие манеры, - сказал Нан.
     - Нет такого идиотизма, - сказал министр полиции, - которому бы народ
не поверил.
     - Политика, - сказал Нан, - это искусство говорить языком,  доступным
народу. От их речей, - и он  кивнул  куда-то  в  сторону  залы  Пятидесяти
полей, - народ скоро соскучится, а про барсука он понимает.
     - Вот, - сказал Шимана, - и я то же думаю. Если государь не  подпишет
конституции...  Хотел  бы  узнать  ваше   мнение:   что   мне   делать   с
расколдованным барсуком?
     - Заколдуйте его обратно, - фыркнул Нан.


     Меж тем делегация  Доброго  Совета  пожаловала  во  дворец.  Государь
наотрез отказался видеть этих людей. Киссур стал настаивать;  с  государем
случился припадок астмы. Делегацию, в  особом  зале,  принял  Злой  Совет.
Глава делегации,  пожилой  старости  цеха  красильщиков,  зачитал  длинный
шелковый свиток.
     Староста был испуган  великолепием  дворца  и  отсутствием  государя.
Конечно, он был человек рассудительный, в оборотней  не  верил,  днем,  во
всяком случае... Но кто  его  знает?  Какой  страшный  старик  с  золотыми
глазами!
     Киссур стоял, презрительно выпятив  губу.  Спина  Киссура  болела  от
побоев, а душа... Великий Вей! Киссуру казалось, что все смотрят на  него,
как на труса. Он бежал! Кинулся  в  воду,  как  карась!  Правда,  он  убил
нескольких человек, Киссур не считал, скольких именно. Но он бежал,  а  не
умер за государя! А почему? Да  потому,  что  сам  бой  был  несправедлив!
Справедливый бой - это тогда, когда военачальник бьется с  военачальником,
а дружинник - с дружинником! Дружина не будет служить сеньору, который  не
дерется  впереди,  и  сеньор  никогда  не  потерпит,  чтоб  самый  богатый
противник достался какому-нибудь простолюдину. А здесь? Что за подлый бой!
     Не только Андарз, негодяй и взяточник, не думал быть впереди, но сама
головка мятежа заседала в городской  префектуре  и  занималась...  бог  ее
знает, чем она там занималась? Если шестьсот человек сошлись вместе, и это
не войско и не пирушка, то разве можно понять, зачем они сошлись вместе?
     Делегат окончил чтение, Киссур посмотрел на свиток и сказал:
     - А ну-ка отдайте мне этот свиток!
     - Он его разорвет! Не давай! - зашипел один делегат другому.
     - Клянусь божьим зобом, - зашипел Киссур, - обязательно разорву, и на
одном конце повешу Нана, а на другом - Андарза!
     - Трудновато это будет тебе сделать, - съехидничал лавочник, - потому
что в твоем войске - двадцать варваров, а в нашем, - весь народ.
     Киссур усмехнулся и сказал:
     -  По  трем  причинам  войско  терпит  поражение.  Во-первых,   когда
военачальники больше хотят свести счеты  друг  с  другом,  чем  с  врагом.
Во-вторых, когда, победив, воины, в погоне за добычей, перестают слушаться
полководца и становятся уязвимыми. В-третьих - из-за зависти богов. Оттого
же, что в одном войске больше народу, а в другом -  меньше,  поражения  не
терпят никогда.
     После этого краткого обмена мнениями  делегацию  выпроводили  вон,  а
государственный совет удалился на совещание.
     Господин Лай наклонился к уху господина Чареники.
     - Проклятый старик, - сказал Лай, - он  предсказал  сначала  бунт,  а
потом - конституцию. Он хоть скажет, что делать дальше.
     - Он, - холодно сказал  Чареника,  -  предложит  нам  согласиться  на
всенародные выборы и на суд присяжных.
     - Но тогда суд обвинит его... и тут же Лай прикусил язык,  сообразив,
что, как ни странно, именно Арфарре, да и Киссуру, конституционный суд  не
может предъявить ни одного обвинения.  Более  того,  если  речь  зайдет  о
пересмотре  несправедливых  приговоров,  приговор  Арфарры  будет  отменен
первым. Что и Чаренике, и Андарзу, и Лаю, и Хардашу, и даже самому  Шимане
Двенадцатому есть за что давать ответ: а отшельника Арфарру упрекнуть не в
чем! И, конечно, нет никакого сомнения в том, что при всенародных  выборах
тысячи крестьян ойкумены проголосуют  за  своего  бога,  яшмового  аравана
Арфарру.
     Чареника увлек Лая в сторонку и что-то зашептал на ухо.
     Киссур  поддержал  Арфарру,  которому  было  тяжело  подниматься   по
ступенькам.
     - Советник, - сказал Киссур, - позвольте мне  повесить  Чаренику!  Он
предал государя! Андарз посылал к нему какого-то Рысьего Глаза, а Чареника
ничего об этом не сказал!
     - Предоставь это дело мне, - промолвил Арфарра.
     Члены Совета взошли в Голубую Залу. Арфарра  сел  в  кресло  о  шести
ножках, с рысьими головками по краям. Полуприкрыв глаза, он думал  о  том,
что про Киссура говорят, будто варвар навел порчу на государя.  Что  народ
истолкует припадок астмы как подтверждение этому, и что государь это знал,
а все-таки с ним случился припадок.
     - Что вы думаете по поводу конституции? - спросил его Чареника.
     Арфарра улыбнулся и пробормотал, что сначала хотел бы  узнать  мнение
других.
     - Омерзительная бумага, -  сказал  некто  господин  Харшад,  один  из
ближайших друзей Чареники и председатель Верхнего суда.
     - Ба, - вскричал Киссур, - но вас не было в зале с делегатами,  когда
вы успели ее прочесть?
     - Великий Вей, - сказал с достоинством господин  Харшад,  -  зачем  я
должен ее читать, когда один из авторов ее - этот циник и негодяй  Андарз?
Разве простит он нам, что мы остались верны государю?
     - Ах да, - сказал Киссур, - вы же сами подписали такую бумагу три дня
назад, когда хотели зарезать меня в государевой спальне.
     Арфарра не выдержал и молча схватился за голову.
     - Господин Киссур, - сказал Чареника негромко, -  положенье  опасное.
Хорошо бы человек, преданный государю, проверил посты  вокруг  дворца.  Не
сделаете ли вы это?
     Киссур поднялся, щелкнул гардой о ножны.
     - Ладно, - сказал он, - пойду проверю посты.
     Киссур ушел, и Чареника опять спросил:
     - Что вы думаете по поводу этих требований?

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг