Это был приказчик Хой. Он протолкался сквозь пеструю толпу и вывел
землян к дальней красильне. Там, у дороги, топтались семь оседланных
лошадей. Хой пересчитал чужеземцев, убедился, что никто не пропал по
дороге, и показал им постановление об аресте.
- Сами видели, - сказал он. - Если Арфарра сыну Ира сказал "Нет", то
он не успокоится, пока вас со свету не сживет.
Помолчал и добавил:
- А чего это вам вздумалось покупать машины?
- Какие к черту машины? - изумился Ванвейлен, - рис там лежал, рис!
Покойник Баршарг по каким-то своим причинам оформил его как машины, а
новый чиновник не посмотрел. Один парень мне проговорился об этом в
харчевне, я и подумал: куплю-ка я эти контейнеры за гроши, как машины, а
потом продам как рис. Триста процентов я бы имел с этого дела, если бы не
Арфарра!
- Рис? - лицо у приказчика вытянулись. - Жалко, - сказал он, - если
рис, то доставать его не имеет смысла. Эк ее, баржу-то, садануло!
Приказчик оглядел бледные лица и сунул в руку Бредшо увесистый
мешочек с золотом и расписку Даттама. В расписке значилось, что храм
Шакуника должен купцу Клайду Ванвейлену - сорок тысяч ишевиков и купцу
Сайласу Бредшо - тридцать тысяч ишевиков. И еще квиток, просто с цифрами:
номера постоялых дворов, где можно будет поменять лошадей.
- Господин Даттам велел извиняться, - сказал приказчик, - но вы сами
знаете. Ведь торговец как крапива: то полют ее, то кушают, то веревки
вьют. Эх, если бы не убили экзарха...
Он умолк, разглядывая лица землян.
- Да вы не беспокойтесь, - сказал он. - Что вы такие бледные? Что он
на вашем языке говорил? Так он со всяким на его языке говорит, двадцать
лет назад забрели люди с собачьими головами, он и по-собачьи лаял. А
насчет денег - господин Даттам посчитал все очень честно. Как проскачете
границу - храм вам все отдаст. Вы еще увидите: с нами всех выгодней иметь
дело. Обязательно возвращайтесь...
Земляне добрались до корабля в Козьем-Гребне поздно вечером.
Пилоты занялись предполетной подготовкой, чтобы не забивать мозгов
посторонними мыслями.
- Через час взлетаем, - сказал Бредшо. - Поскорее, как велено.
Ванвейлен просматривал пленку с записью беседы на пристани.
Просматривать было нечего: пленка была засвечена.
- Неважно, что засвечена, - закричал Стависски, - я все помню, ты
слышал, что он сказал, что у меня дочка родилась?
- Ничего он про твою дочку не говорил, - изумился Хатчинсон, - а вот
откуда он, сволочь, узнал, что Первая Галактическая обанкротилась, - это
факт. Дались же мне ее акции...
- Он не говорил ни про какие акции, - мертвым голосом сказал
Ванвейлен, - он сказал, что утопит баржу.
Все замолчали и переглянулись. Сцена как две капли воды напоминала
историю о том, как они свалились на эту планету, - тогда каждый видел
разное, а теперь каждый разное слышал...
- Он действительно говорил по-английски, - спросил Стависски, - или
мне показалось?
- А приказчику тоже показалось? - рявкнул его напарник.
- Но приказчик не знает английского, - вздохнул Стависски. - Может,
монах бормотал совершенную бессмыслицу, а приказчик решил, что это наш
язык.
- Так, - сказал Ванвейлен, - получается, что мы явились сюда чудом и
точно уж чудом убрались...
- Если эти чудеса опять начнутся при взлете? - зашипел Хатчинсон.
- Может, останемся? - предложил Бредшо.
- Ничего, теперь уж наверняка вернемся. Уж теперь от этой планеты
наших ученых за уши нельзя будет оттащить.
Бредшо, оторвавшись от приборов, внимательно глядел на Ванвейлена.
Ванвейлен заметил этот взгляд и насмешливо прищурился.
- Я вижу, вам не нравится, когда рассуждают о чуде?
Бредшо пожал плечами.
- Отчего же... Просто я не думаю, что озарение способно засветить
фотопленку.
- И напрасно. Иначе оно - не озарение. Если чудо есть нарушение
законов природы, то приборы обязаны его фиксировать. Всякому озарению
внутри души - грош цена. Только то, что происходит вне души и доступно
опытному наблюдению - настоящее чудо.
Бредшо молча глядел на собеседника. Ванвейлен, бесспорно,
переменился, поглядев в глаза Сыну Ира, и Бредшо не знал, какой из
Ванвейленов, прежний или нынешний, нравится ему меньше.
- Вы ужасный консерватор, - с нервным смешком добавил Ванвейлен.
По-вашему, Богу позволено остановить солнце над этой, как ее, - долиной
Гаваонскою, - а в аккумуляторы нам плеснуть энергии не позволено? Что за
дискриминация Всемогущего...
- Рад за вас, - пробормотал Бредшо. - Только не обязательно лететь за
семь тысяч светолет, чтобы убедиться в существовании Бога.
- Напротив, - неожиданно возразил откуда-то сзади Стависски. -
Спрашивается: зачем люди все время стремились к звездам? Ответ: чтобы
получить опытные доказательства бытия Божьего. Вот увидите: сыны Ира еще,
может, станут президентами всей галактики.
Бредшо поглядел и увидел, что и этот не шутит.
- Не мешайте мне считать, - страдальчески закричал Кейд.
- Старт через десять минут, - громко сказал Бредшо. Это
подействовало. Люди перестали обмениваться репликами, не относящимися к
делу.
Если бы было в мире место, которое Бог оставил - так это именно эта
планета, и Бредшо хотелось убраться с нее как можно скорее.
Вскоре после полуночи оползень в Козьем-Гребне пошел пучиться и
осыпаться, из него поперло круглое и блестящее рыло. Закричали птицы, в
озере заметалась проснувшаяся рыба, белесый кокон выпростался целиком и
повис над озером на паучьих ножках лучей. Потом страшно ухнуло по всей
округе, заплясало неживое пламя, проедая плешь в развороченных тростниках;
зеленая звезда пошла карабкаться вверх и пропала под знаком тройного зерна
в доме старца Куруты.
Араван Арфарра открыл глаза. Он лежал в одной из комнат даттамова
дома. Рядом суетились люди. Зачем они суетились? Арфарра улыбнулся. Он
чувствовал себя прекрасно, просто очень хотел спать.
- Унесите меня из этого дома, - сказал он, закрыл глаза и свернулся,
как в детстве, клубочком.
Он проснулся поздно вечером в верхнем кабинете управы. Там он велел
стелить себе последние дни, не желая проводить ночь в вызывающе роскошной
усадьбе в глубине сада.
Встал, оделся, спустился в рабочий кабинет и просидел там до ночи
неподвижно, не обращая внимания на осторожные шорохи за дверью.
Наконец чиновники не выдержали неизвестности, и секретарь Бариша
просунулся в кабинет, прижимая к груди, как щит, кольчатую корзинку с
бумагами.
Он осторожно доложил, что народ из-за Сына Ира не решил бунтовать
впредь до особого распоряжения. А чужеземцы - пока пропали.
Араван махнул рукой и улыбнулся:
- Это неважно - сказал он. - Теперь я знаю - они не опасны.
Механическим жестом, каким пьяница выпивает чашку с вином, араван
Арфарра потянул к себе корзинку и стал листать первое дело.
Водный инспектор Анхеля семь лет собирал с жителей Нижнего Города
якобы на водопровод. Собрал на десяток водопроводов, не построил ни
одного.
Арфарра перелистал показания и поднял глаза на бывшего помощника
экзарха.
- А в чем, по-вашему, истинная причина злоупотреблений?
Бариша потупил глаза, внимательно разглядывая ворот персикового
кафтана: двойному льву на верхней застежке не хватило золотого яблочка, и
лев был явно озадачен этим обстоятельством - и словами аравана о
чужеземцах.
- Он ведь эти деньги в столицу пересылал, - несмело начал Бариша.
Араван кивнул.
- А платили они, конечно, не за фиктивный водопровод, а за то, чтоб
нарушать запрет на хождение частных судов по каналу. Отмените нелепый
запрет - исчезнет почва для злоупотреблений...
- Что-о? - сказал Арфарра.
Бариша замер.
- А правда, - сказал он с отчаянием, - что Сын Ира во сне показывает
будущее и творит с человеком чудеса?
Араван помолчал.
- Чудо, - сказал он наконец, - это когда можно подать доклад. Со
свидетельствами. О том, что солнце остановилось, или лепешки на персике
выросли... Это - чудо, а все остальное - вздор. Внушение. Галлюцинации.
Свое будущее я и без шаманов знаю.
Бариша был человек несуеверный, но вдруг увидел: лев на застежке
араванова кафтана ожил и тянется к его голове.
- Так в чем, вы говорите, причина злоупотреблений?
- Да, - сказал Бариша, - епарх, конечно, брал взятки. Но ведь если бы
он действительно выстроил водопровод, то он бы еще больше нарушил закон.
Стало быть, причина взяточничества - в самом существовании Нижнего Города.
- Можете идти, - сказал араван. - Эту причину и изложите в докладе.
Потом вдруг выскочил из кресла, схватил Баришу за ворот у порога и
тихо-тихо сказал:
- И если мне еще раз доложат, что вы дома носите траур по государю
Харсоме...
А потом ночью Арфарра увидел в телескоп зеленую звезду,
вскарабкавшуюся на горизонт.
Это было уже слишком. Звезды, восходящие на небеса, стоили
разговаривающих идолов и пророчествующих шаманов.
Он взял гербовый лист и подписал указ об аресте Сына Ира. Мало того,
что монах был превосходным гипнотизером, - а иного рационального
объяснения быть не могло, - он еще заставлял чиновника грезить наяву. И
даже больше: он был заранее кем-то предупрежден о планах Арфарры. Арфарра
был взбешен: простоватый монах и его хозяева умудрились сыграть с араваном
провинции ту же шутку, какую сам араван сыграл с суеверными варварами, с
королем Варай Аломом!
Ночью он допрашивал арестованных.
Арфарра не собирался быть дураком, который - двух сажает, третьим
садится сам. В Варнарайне были слишком много людей, арестовывать которых -
все равно, что разжигать костер мокрой соломой: и костер не загорится, и
дым глаза выест.
Он понимал, и они понимали: те, кого араван отправит ко двору, будут
повешены, те, кого он осудит на исправительные поселения, не будут
помилованы.
Имена преступников были согласованы со столицей, глаза их были
тоскливы и безнадежны. Они тщетно пытались оправдать свои действия здравым
смыслом и тщетно пытались найти закон, нарушенный араваном.
К утру араван пришел в себя. Он порвал приказ об аресте Сына Ира в
клочки и клочки сжег, чтобы никто не видел. В истории империи не было
случая, чтобы желтый монах был арестован. Защитнику устоев - нельзя
покушаться на устои. К тому же этим бессмысленным и суеверным арестом
воспользуются его противники.
Почти через год указ государя о даровании почетного звания и упорство
некоторых лиц, отправленных в столицу, потребовали присутствия аравана
Арфарры во дворце.
Юный семилетний государь удостоил его личной аудиенции и радостно
улыбнулся чиновнику. Это был счастливый день для маленького императора:
сегодня он впервые добился от матери разрешения самому говорить тронную
речь.
Государь сказал:
- Ныне древние законы восстановлены по всей империи, и с
исчезновением "твоего" и "моего" исчезли зависть и злоба. Земли уравнены:
богатые не своевольничают, а нищие не бунтуют. Мир пребывает в равновесии,
народ пребывает в довольстве, звезды движутся сообразно предписанному, и
благодаря этому крестьяне варят из одной рисины горшок каши, а в
государевом саду вновь поселились золотые черепахи.
Государь улыбнулся матери. Он был уже большой, он понимал, что
говорят, и понимал, что говорит правду. Ему уже объясняли, как движутся
звезды: а с золотой черепахой Шушу он сам играл каждый день. Он склонил
голову, слушая, как государственный секретарь повторяет его речь
присутствующим: те сами не могли услышать государева голоса. Наконец-то не
он повторяет за другими, а другие - за ним.
Араван Арфарра целовал одежду государя, кося глазами вбок. Там, за
спиной государыни, стояла ее фрейлина, жена первого министра: платье ее,
лунного цвета, было заткано жемчужной пылью, в волосах сияли звезды,
подобные плодам Золотого Дерева, и от красоты ее рушились города и умирали
люди: это была сестра короля Варай Алома, прекрасная Айлиль. Арфарра сам
устроил этот брак.
Женщина стала оправлять своими тонкими пальцами воротник на платье
государыни, и перстень-печатка с розоватым сапфиром на безымянном пальце
был - Арфарра знал это совершенно точно - подарком Даттама.
Пестро разодетый чиновник кончил государеву речь, и вынул
заготовленную бумагу.
"Государь обижен, - читал он, - равновесие и порядок нарушены в
Варнарайне.
Араван Арфарра сосредоточил в своих руках необъятную власть. Он
переманил на свою сторону еретиков и варваров из военных поселений. Он
обманом овладел тайными знаниями храмов. Он хватал честных чиновников. У
иных вымогал взятки за освобождение, а иных приказывал забить палками до
смерти. Дошло до того, что управы опустели, а чиновники занимались делами
в колодках и под стражей, ибо некому больше было вести дела. Бессмысленной
жестокостью он думал настроить народ и чиновников против империи и
предоставил непростительную автономию Горному Варнарайну, ибо собирался
уговорить короля Варай Алома отложиться от империи, о чем наш верный
вассал и доложил."
Государь глядел на коленопреклоненного аравана любопытными черными
глазками-пуговками. Все чиновники были либо противны, как первый министр,
либо глупы, как этот араван. Хочет отпасть от государя - и осмеливается
явиться ко двору.
- Что вы можете сказать в свое оправдание? - спросил государь.
Араван был совершенно спокоен. Он заговорил, глядя лишь на мальчика.
- Год назад, - сказал он, - государственный преступник Баршарг сказал
мне: "Новый первый министр никогда не забудет, что вы назвали его
проказой, поразившей кости государства!"
И другие, странные люди, предупреждали меня - как будто я сам этого
не понимал.
Но я понимал и другое - как много может сделать один человек.
Год я управлял провинцией. За зиму я построил дамбы и каналы в
верховьях Орха. Это дало работу восьмидесяти тысячам нищих, которыми
кишели города. Я накормил их зерном, припрятанным богачами, роздал им
орошенные пустоши и снабдил ссудами, семенами и инвентарем. В этом году
они сняли первый урожай. Экзарх Харсома не делал этого, чтобы люди
продавали свой труд и свое тело, чтобы они становились рабами и нищими.
Меня могут казнить, но восемьдесят тысяч наделов - останутся.
Богачи скупали землю, но не платили налоги, а бедняки, продав землю,
не освобождались от податей. Простой народ, будучи не в состоянии
прокормиться, уходил и занимался торговлей. Власти не заботились о
бедняках и не карали за попрошайничество.
Я покарал богачей, отдал в казну украденное - вместо налогов,
сдираемых с бедняков, и раздал им земли. А когда на многих государственных
землях в этом году был неурожай, я помог крестьянам ссудами, они сохранили
свою свободу и не ушли в наемные рабы.
Богачи выращивали на захваченных землях не то, что предписано
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг