- Тогда, - ответил Арфарра, - небо покарает и этот замок, и этот
город, как оно покарало бунтовщиков в Голубых Горах, и все, что я строил в
течение года, я заставляю исчезнуть в один миг.
- А если первое? - спросил король. - Куда вы денете Марбода
Кукушонка? Убьете?
- Ни в коем случае, - ответил Арфарра. - Мертвый герой - это еще
хуже, чем мертвый колдун.
Наутро, когда народ вновь собрался у Белой Горы, король покаялся,
признал себя вассалом государя Великого Света и принял королевство в лен
обратно. Заросла трещина, разделившая мир и прошедшая через сердце
Золотого Государя.
Об Арфарре-советнике, однако, не было на клятвах и жертвоприношениях
ни слуху ни духу, и друга его, Клайда Ванвейлена, тоже не было.
15
На столе перед Неревеном лежали бумаги, писанные Клайдом Ванвейленом,
и послушник, склонив голову, делал еще одну, таким же почерком. Неревен
кончил, Арфарра взял бумагу, посыпал песочком, оттиснул личную печать
Ванвейлена, и отдал вместе с нефритовым кольцом начальнику тайной стражи
Хаммару Кобчику. Тот взял письмо и спросил:
- А если он не придет?
Арфарра-советник усмехнулся и ответил:
- В прошлый раз он был довольно глуп, чтобы взяться за меч, и
довольно умен, чтобы выпустить меч раньше, чем кислота разъест кости. В
этот раз он будет достаточно глуп, чтобы прийти, и достаточно умен, чтобы
взять с собой товарища.
Хаммар Кобчик еще раз покачал головой. Дело в том, что он был
кровником Марбода Белого Кречета, и поэтому затея Арфарры ему была не
очень по душе. Но Арфарра решил так, что Кобчик боится ответственности,
если что-то не выйдет, и сказал:
- Хорошо. Тогда возьмите с собой Неревена, и в случае неожиданности
считайте, что его решение - мое решение.
Хаммар Кобчик нахмурился, но кивнул.
Арфарра еще раз оглядел своего послушника, потом вдруг спросил:
- Однако, что это за история с нарушенным обетом?
- Каким обетом? - тревожно спросил Неревен.
- Ты ведь вышивал покров Парчовому Бужве, а отдал его за жемчужное
ожерелье королевской сестре. - Арфарра усмехнулся и добавил: - Я, конечно,
не скажу, что это Бужва рассердился, а только она его в тот же вечер
изорвала в старом саду. Обрывки, говорят, до сих пор по воде плавают.
Неревен опустил глаза и покраснел по самые ушки.
- Ладно, - усмехнулся советник. Я не Парчовый Бужва. Беги.
Советник долго глядел в раздвижную дверь, закрывшуюся за Неревеном,
потом вдруг подошел и быстро распахнул ее. Никого. Советник вернулся, сел
в кресло и сказал Хаммару Кобчику:
- Побежал за покровом.
- Зачем? - изумился Хаммар Кобчик.
- Затем, что он его не дарил, - сказал советник.
Помолчал и добавил:
- Мой послушник - шпион экзарха Харсомы. Это, впрочем, было ясно с
самого начала.
Хаммар Кобчик изумился:
- И вы все равно преданы экзарху?
Арфарра поднял голову и сказал ровным голосом:
- Истинный государь действует, внимая мнению народа и зная все
обстоятельства дела... Как же знать мнение народа без шпионов и
жалобщиков?
Арфарра помолчал и добавил:
- Я, однако, лично хочу передать эту вышивку экзарху, чтобы не
создавать недоверия между нами.
Хаммар подумал и все понял:
- Даже если вы прочтете в этой вышивке вещи неблагоприятные?
Арфарра усмехнулся и сказал:
- Я ничего не смогу прочесть в этой вышивке. И никто не сможет, кроме
секретаря экзарха. И экзарх это знает.
Арфарра подошел к зеркалу, вделанному в стену храмового подземелья,
стал вглядываться. Ничего, однако, кроме собственного лица, не увидел;
опять кровь на лбу, мешки под глазами, глаза из золотых стали чуть
красноватыми.
Арфарра обернулся и сказал:
- Неревена, однако, убьете у Золотой Горы. За этим я его и посылаю с
вами. Идите.
Хаммар Кобчик ушел, Арфарра неслышно повернул зеркало, прошел темными
храмовыми коридорами, раскрыл тяжелую дверь. За дверью, на золотом
алтарном покрове, разостланном прямо на полу, лежал Клайд Ванвейлен, дышал
редко и тяжело. Советник потрогал его лоб, холодный, бледный и очень
потный.
Советник подумал, что, не считая Даттама в молодости, человека более
близкого у него не было и, вероятно, не будет. Что же до экзарха Харсомы,
то Харсома - не человек. Бог. Бог воскресающий и умирающий, по имени
государство.
Когда Хаммар Кобчик ушел, из смежной комнаты, другой, чем та, в
которую он вышел поначалу, показался Неревен, лег на пол и заплакал горько
и страшно. Он слышал все. Неревен ждал, пока Арфарра вернется. Но советник
не возвращался, и Неревен не знал, куда и как он ушел. Неревен заметался,
схватил было бумагу и тушечницу, разбил ее второпях. Это показалось ему
плохим предзнаменованием, он бросил бумагу и побежал вон из храма.
После того, как король в один день объявил войну стране Великого
Света, а на другой день признал себя ее вассалом, после речей Марбода
Белого Кречета и чудес в лощине у людей, присутствующих на Весеннем
Совете, звенело в ушах и прыгало в глазах, - а это, надо сказать,
состояние опасное.
У Ламасских горожан тоже звенело и прыгало.
Заявив королю, что они не собираются воевать, а собираются лучше
стать на сторону Марбода Белого Кречета, граждане Ламассы собственно,
никак не думали, что король бросит войну, а думали добиться торговых
уступок. И, увидев, что их заявление имело такой успех, они очень
огорчились, с одной стороны, а с другой - очень обрадовались своей силе.
Надо сказать, что, хотя слухи об экзархе Варнарайна ходили везде
замечательные, о самой империи замечательные слухи разносила только чернь.
А граждане уважаемые на мнение черни не полагались. И теперь в ратуше,
посовещавшись, решили, что Ламасса - город вольный. И, конечно, король
вправе давать вассальные клятвы кому угодно, а граждане Ламассы и при
короле-вассале вправе требовать выборного совета.
Теперь чернь повсюду разносила пророчество, - откуда оно взялось, бог
весть - что божий суд свершится над городом, если тот вздумает противиться
империи. Граждане Ламассы, были, однако, люди рассудительные. Божий суд,
испытания огнем и водой и прочие чудеса давно были запрещены в городском
суде и происходили только в судах королевских и поместных. С чего бы
божьему суду свершиться над городом? Граждане Ламассы за чудесными мечами
не гонялись, а ковали и продавали лишь обычные.
Впрочем, люди состоятельные пригласили колдунов, колдуны облили
бычьей кровью каждый уголок в каждом частном доме, и домохозяева
окончательно успокоились.
После этого городская депутация явилась в замок Белых Кречетов, и
застала там множество рыцарей и уважаемых людей из других городов.
Народу было так много, что сначала сели за столы в серединной зале,
потом вышли на поле, где играют в мяч, а потом стали ставить столы за
стенами.
Горожане и рыцари не очень задирались, потому что сходились в
почитании хозяина, - а хозяином сегодня был, бесспорно, Марбод Белый
Кречет, а не его старший брат.
Кроме того, была еще и хозяйка. На женщине была атласная
юбка-колокольчик, затканная цветами и травами, атласная же кофта с
распашными рукавами, отороченными куньим мехом, и накидка с перьями
кречета.
Горожане шептались, что, хотя горожанку взяли в дом второй женой, она
принимает гостей, как - первая. А рыцари видели, как она и Марбод Белый
Кречет смотрят друг на друга, и говорили, что тем, кто так смотрит друг на
друга, все позволено.
Солнце уже перевалило за полдень, и было много съедено и сказано
много дельных слов, когда монашек-ятун принес Марбоду записку и нефритовое
кольцо. Кольцо было то самое, что Марбод дал на прощание Клайду
Ванвейлену. Женщина взяла записку, спрятала в рукав и дала монашку
серебряную монетку, но тот отказался, - подставил котелок, получил
половник каши и ушел.
Через некоторое время ушел от гостей и Марбод Белый Кречет: все
вздохнули, вспомнив его руки. Позвали гадателей, и вышло следующее: что в
роду такой случай уже был. Ранут Белый Кречет был отличным воином, а
лишившись руки и глаза, стал прорицателем. Так что теперь Марбоду боги
послали знамение, что не руками ему надлежит драться.
В горнице, меж тем, Марбод Кукушонок читал письмо Ванвейлена.
Советник писал, что понял: позавчерашний разговор не окончен. Он
хотел бы его продолжить сегодня, в час второго прилива, у речной часовни,
у Золотой Горы. В конце была приписка: как вам это ни тяжело, прошу вас
быть одному. Зная, что вы безоружны, я тоже буду без меча.
Письмо пошло по кругу.
Большинство товарищей Марбода считало, что ехать можно.
Шодом Опоссум, человек рассудительный, сказал:
- Не такой человек Клайд Ванвейлен, чтобы убить безоружного и
потерять лицо.
А Белый Эльсил, сидя у ног Кукушонка, возразил:
- Золотая Гора стала скверным местом. Помните, король ходил в гости к
Золотому Государю? Туда скакали, а обратных следов не было: вернулись во
дворец через зеркало.
Марбод сидел, положив перед собой забинтованные руки, глядел на
кольцо и думал: можно ли так - поменяться с противником кольцами, а потом
сжечь ему руки? А ведь знал, знал - так и ел руки глазами... Но и не идти
невозможно: все может перемениться от такой встречи.
Марбод сказал:
- Мы поедем вместе с Эльсилом. Что он, что я, - один человек. -
Засмеялся и добавил: - А то я один свалюсь с лошади и не влезу обратно.
Золотая Гора была примерно на четверть пути между королевским замком
и храмом Золотого Государя, ехать до нее было часа три, и люди Марбода
удивились, что он стал собираться сразу же. Марбод отвечал, что он хочет
быть у горы много раньше.
Марбод и Эльсил оделись неброско, но хорошо, руки Марбод спрятал под
широким жемчужно-зеленым плащом.
Доехали до развилки к королевскому замку - Марбод повернул серого в
яблоках коня. Эльсил удивился про себя. В лощинке, близ храма Виноградного
Лу, спешились. Марбод велел привязать коней. Марбод понимал, что в замок
ему сейчас не пробраться, даже если б руки были целы, однако Эльсил
кое-как его переволок через разрушенные стены в бывший сад, к озеру, где
Марбод последний раз виделся с Айлиль.
- Тихо! - вдруг сказал Марбод, выглянув из пышных рододендронов. По
берегу озерца прыгала фигурка: Неревен!
Послушник очистил длинный прут, вынул из-за пояса крючок и волос,
приладил их к пруту и стал закидывать. Было ясно, чего он хотел:
зацепившись за лист водяного ореха, на воде покачивался кусочек шитого
покрова. Марбод сначала подумал, что маленький колдун не умеет плавать,
потом решил, что тот боится лезть в воду Серединного Океана, хотя бы и
бывшего. Марбод подивился силе колдовства: мальчишка ловил свой путы, хотя
бы и разорванные, и не думал, что здесь, у замка, его могли застать люди
короля.
Наконец маленький колдун выловил большую часть клочков, разложил их
на траве, видимо, в правильном порядке, сел рядом и заплакал. Вышивка была
грязна, облеплена тиной, в фигурке мальчишки было что-то до того жалкое,
что Марбод вспомнил, как хорош тот поет.
Неревен собрал клочки и пошел. Когда он проходил мимо кустов, Марбод
кивнул головой: Эльсил прыгнул мальчишке на плечи, зажал рот, обмотал
плащом и поволок.
Марбод и Эльсил принесли послушника в храм Виноградного Лу. Эльсил
обыскал его, вытащил объеденную вышивку, небольшой кинжал, а из рукава
черепаховую трубку. Эльсил глянул в трубку и дал посмотреть Марбоду. В
трубке сидел такой же морок, как в подземных храмах Ятуна: то, что вдали,
казалось тем, что вблизи. Эльсил снял с послушника пояс и связал ему руки
за спиной, голову положил себе на колени, а под подбородок подставил
обнаженный кинжал. Неревен лежал, не бился и не кричал, только дышал, как
ящерка. "Вот и славный способ спросить, - подумал Марбод, - с ведома или
без ведома Арфарры явится к Золотой Горе советник Ванвейлен".
Кукушонок подтолкнул носком сапога вышивку, спрятал руки под плащ и
сказал:
- Мой первый вопрос будет самый неважный: "Как расколдовать Айлиль?"
Неревен молчал.
- Ну? - сказал Кукушонок, пошевелил его носком сапога и нагнулся.
Глаза мальчишки были от ужаса такие большие, что можно было в них утонуть.
А Неревен поглядел на Марбода и вдруг подумал: "Ты меня бросил,
Парчовый Бужва, в этой стране. И когда мы вернемся в Варнарайн, может
статься, учитель попросит у экзарха мою голову, и тот скажет: "Бери." И
поскольку в тот раз я спасся от Марбода не тобой, а чужеземцем, то и в
этот раз я спасусь не тобой, а чужеземцем".
Неревен вздохнул, закрыл глаза, открыл опять и сказал:
- Это судьба. Я вам все расскажу, только вы меня не убивайте, потому
что без меня вам не будет удачи.
Эльсил открыл было рот, но Марбод страшно глянул на него и сказал:
- Клянусь божьим зобом, - не убью, если без тебя нам не будет удачи.
- Это, - сказал Неревен про вышивку, - не колдовство. Это донесение
для экзарха Варнарайна об учителе. Понимаете, от Арфарры все равно ничего
не спрятать, лучше на виду держать. Это же не просто вышивка, а запретное
письмо.
- Разве, - удивился Марбод, - советник не знает запретного письма?
- Знает, но оно надлежащим образом перепутано, и, кроме того, у нас в
деревне особый тайный язык. Так что даже если распутать знаки, это будет
все равно как прочесть по слогам надпись на незнакомом языке. А у
господина экзарха секретарь из нашей деревни.
Марбод из всего этого понял главное:
- Стало быть, господин Даттам прав, и Арфарра-советник и экзарх
Варнарайна - враги, какие бы слухи сегодня ни ходили?
- Нет, - ответил Неревен, это экзарх Варнарайна послал сюда
советника.
- А тебе велел шпионить? - спросил изумленно Марбод. - За другом?
- Да.
- И брат твой всегда говорил, что он шпион, - заметил Белый Эльсил.
А Марбод прибавил:
- Эти люди империи... А если бы Арфарра узнал, что его друг приставил
к нему шпиона?!
Неревен опустил глаза и нерешительно сказал:
- Почему Арфарра-советник должен обижаться? Что плохого, если
государю известны мысли и настроения народа? Это здесь его испортили...
И заплакал.
Марбод тихо выругался.
- Так, - сказал он. - Но господин Даттам не знал, что
Арфарра-советник - по-прежнему друг Харсомы?
- Думаю, - сказал Неревен, - что до вчерашнего дня он ничего такого
не думал, и боялся, что Арфарра хочет воевать с империей, и поэтому
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг