туда, где Даттам составил повозки вокруг почерневшего храма. "Сволочь!" -
думал Бредшо: было видно, что по приказу Даттама не столько копали
укрепления, сколько разгружали и сносили обратно за мост добро. Было ясно,
что на пленников Даттаму наплевать: перенесет товар, перерубит мост через
расселину и останется на той стороне.
Рядом с Бредшо человек в вывороченном кафтане, которого Даттам выбил
из седла, кричал на мужика:
- Я же говорил: не бросаться на караван, пропустить повозки, обрубить
мост! Ведь они же в ущелье были бы, как еж в кувшине! А теперь что?
Собралось много людей, детей и женщин. И женщины, и мужчины были
одеты одинаково, по-местному: капюшон, прорези вместо рукавов, между ног
застежка. Если бы не столько женщин - все походило бы на народное
собрание.
Всего пленников было шесть, крестьяне стали нанизывать их на одну
веревку, так что пленники напоминали связку священных пирожков, которые
раздают в храме Золотого Государя.
Стали было связывать и Торхерга Бычью Кость. Тут кто-то вгляделся в
него и спросил:
- Ага, это ты вместе с Марбодом Кукушонком жег божий храм в Золотом
Улье?
Люди загомонили. Человек в вывороченном кафтане попытался было
вступиться за пленника: набежали, однако, бабы, стали тискать, вырывать. У
женщин ничего не было, кроме веретен, которые они принесли с собой, чтоб
сжечь: этими веретенами они и искололи дружинника до смерти. Так что мало
чего не исполнилось из пригрезившегося Торхергу.
Человек в синем вывороченном кафтане объявил, что к вечеру крестьяне
будут невидимыми и неуязвимыми, и еще сказал, что у него есть чудесное
оружие. Крестьяне прыгали вокруг лагеря и кричали, чтобы грешники
сдавались, а пленников отвели на верхушку скалы и подвесили там, как
связку сушеных карасей, пока лагерь не взят.
После этого человек в вывороченном кафтане стал проповедовать против
шерсти овец и лам, и пообещал, что в будущем мире шерсти не будет, а
имущество будет общим.
А в лагере происходило вот что: люди Даттама отлили какого-то
пойманного мужика водой, поставили на колени и привязали к черному
столбику у деревянной колоннады.
Стали допрашивать мужика, - тот молчал, только воротил глаза от
бесовского храма.
Брат Торхерга Бычьей Кости сказал:
- Надо принести его в жертву храмовому знамени.
Даттам ничего не сказал, только велел молиться и носить кладь через
мост, а сам отслужил молебен, погадал на свежей печени и объявил, что все
в порядке. Кто-то сказал:
- Мы ведь едем в гости к Варайорту. Быть того не может, чтоб он нам
не помог.
Многие, однако, сильно боялись крестьян и того, что они кричали.
Рассказывали о том, что видел Торхерг.
Племянник графа сидел и чертил палочкой на песке. Даттам подошел к
нему и спросил:
- Чем вы недовольны?
Тот ответил:
- Я не знаю, отчего говорят, будто вы умеете воевать. Тот, кто умеет
воевать, переправил бы повозки к часовне и обрубил мост. Тогда люди,
поставленные в безвыходное положение, дрались бы как надо. Может,
вырвались бы. А теперь, когда начнется штурм, они обязательно отступят,
потому что им есть куда отступать, а ночью крестьяне переберутся через
овраг и всех перережут. Я так думаю, что вы это понимаете: только в вас
жадность к имуществу сильнее разума.
Даттам на это усмехнулся, потом подошел к пленнику и разрезал на нем
веревки со словами:
- Иди. Я не убиваю связанных.
Руки Даттама были все в крови: он не вымыл их после гадания. Даттам
показал пленнику дольки печени и сказал:
- Варайорт обещал мне наутро победу. - Помолчал и добавил: - Однако,
если я не ошибаюсь, ваша вера запрещает вам убивать, грабить и иным
образом чинить насилие и грешить?
Мужик возразил:
- А мы и не грешим. Грешит тот, кто не признает истинного бога, а не
тот, кто вразумляет грешника.
Выждал, пока отойдут затекшие ноги, и, прихрамывая, убрался.
Быстро смеркалось. За повозками загорелись факелы и костры из
порубленных кипарисов. Племянник графа стал считать количество факелов в
руках праведников, сбился по небрежению к точным наукам со счета и начал
ругаться.
Человека в вывороченном кафтане звали Тодди Красноглазый. Ни земли,
ни хозяев у Тодди никогда не было. До сорока лет он был свободным
человеком из общины бога-шельмеца Варайорта, а потом был объявлен вне
закона за то, что сжег своего обидчика в дому, с домочадцами и скотом.
Никто, впрочем, не отрицал, что он совершил убийство не раньше, чем
вынужден был это сделать, и многие готовы были дать ему деньги на виру, но
он не стал просить.
После этого Тодди ушел в горы и стал разбойничать.
Шесть лет назад мимо него ехал бродячий проповедник на осле. Тодди с
товарищем выскочили и хотели увести осла, однако руки их сами собой
завязались за спину. Тодди бросил разбойничать и стал ходить с
проповедником. В здешних краях ржаных корольков не так презирали, многие
женщины им верили, а хозяева старались назначить их управляющими, потому
что других таких честных людей было мало. Тодди сходил в страну Великого
Света, и ему там многое понравилось. Он выучился читать и прочел
королевскую книгу. Других книг он читать не стал, потому что в "Книге о
Белом Кречете", и там все было сказано. Там, например, было предсказано,
что перед временем света должно наступить время тьмы. Вернувшись три года
назад в свои края, он увидел, что одно предсказание уже сбылось, и время
тьмы наступило: судят неправедно и отбирают землю. Обрадовался: стало
быть, и второе сбудется.
Тодди стал ходить повсюду в вывороченном кафтане и спрашивать:
- Скажите мне, из чего получаются богатства знатных, как не из нашей
нищеты? Сдается мне, что в мире не будет порядка, пока верх и низ не
поменяются местами, и не останется ни бедных, ни богатых.
Тодди разошелся, впрочем, со многими корольками. Ржаные корольки
всегда считали, что истинным королем будет человек из рода Ятунов. Тодди
говорил, что народ может подать голоса за любого благочестивого человека.
Ржаные корольки говорили, что умерший король должен воскреснуть, и
вся история мыслилась ими как великое повторение. Тодди же говорил, что
мир не возвращается к старому, но в каждую новую эпоху приходит новый
заместитель предвечного, несет новые законы и новые истины. Он также
считал, что в каждой общине должны быть два слоя: посвященных полностью и
посвященных частично, а в развитии учения - два времени: время скрываться
и время восставать. В то время, когда надо скрываться, позволительно
утаивать свои взгляды и обманывать любого, включая самих своих
сторонников, в том, что касается сути учения. В то время, когда надо
восставать, все инаковерующие должны принять учение, а в случае отказа
должны быть немедленно убиты вместе с семьями, а имущество их роздано
достойным.
Бредшо висел на верхушке скалы и тихо сходил с ума: из раны под
ключицей капало куда-то далеко вниз.
Когда стемнело окончательно, крестьяне стали забрасывать повозки
факелами, а потом кинулись из них. Лица они вымазали белой глиной и от
этого считали себя невидимыми. Люди за повозками, однако, видели их
отлично и принимали за покойников - так страшно они кричали.
Потом они подняли на шесте мех, величиной с голову, расшитый
серебряной нитью, и перебросили его через повозки. Мех зацепился за
стреху, стал крутиться и страшно завыл. Люди Даттама испугались, и, так
как им было куда бежать, побежали к подвесному мосту; Даттам приказал
рубить последние секции раньше, чем все успели спастись.
Крестьяне увели коней и разломали повозки. Из деревни приехали возы с
сеном, сено сложили вокруг Варайортова храма и подожгли: после того, что
рассказал отпущенный пленник, крестьяне особенно испугались, что Варайорт
поможет осаждавшим, и торопились его сжечь.
А по ту сторону расщелины сидел племянник графа, Лиддин Черноногий.
Чтобы не казаться испуганным, он взял кусок бобового сыра, резал его и ел.
Было светло: пламя вокруг храма поднялось высоко, дети кричали, а женщины
заголялись и катались по земле. Женщин было сотни три. Тут Лиддин
прищурился и увидел, что пленников уже отвязали от верхушки скалы и ведут
вниз, чтобы жечь вместе с бесом.
- Из-за вашей трусости и жадности, - сказал рыцарь Даттаму с досадой,
- то же будет и с нами.
Запил кусок сыра водой и задумчиво прибавил:
- Не было такого, чтобы простые крестьяне нападали на господ.
Наверное, это и в самом деле покойники. Право, я уже чувствую морок, и
ноги мои как в огне.
Даттам поглядел на него и заметил:
- Это, сударь, немудрено, так как в темноте вы сели на муравейник.
Тут Лиддин с воплем вскочил и стал ругаться.
А неподалеку стоял большой котел с кипящей водой, в нем собирались
варить мясо. Даттам пихнул этот котел так, что тот вылился на пенек с
муравейником.
И только он это сделал, как поднялся страшный визг и вой, с неба
слетели демоны, закружились голубые мечи. Зашумело, заухало, Лиддина
швырнуло о камни. Он вскочил: далеко внизу храм Варайорта разлетался
цветным громом, землю под ногами крестьян дурно пучило, мяло их, как в
крупорушке.
А Даттам выхватил меч, прыгнул на поляну и закричал своим людям:
- Это чудо! Сами боги нам помогают!
Тут он отдал приказ: заскрипели веревки, заново сколоченная секция
подвесного моста поехала вниз, и монахи побежали через овраг рубить
остатки крестьян. Даттам побежал первым, посмотреть, живы ли пленники или
их поело вместо с крестьянами.
К рассвету все было кончено. Люди восстали необдуманно и мало что
могли сделать для своей защиты. Вдоль всей дороги от храма до деревни
лежали мертвецы и куски мертвецов. Крестьяне были одеты так скверно, что
никто, вопреки обычаю, не позарился на платье, и странно было видеть такое
множество покойников, лежащих одетыми.
Пленники были почти все живы. Бредшо обнаружил, что он может
держаться в седле, несмотря на рану.
Бредшо съехал вниз, облазил развалины храма, а потом обломки желтой
священной повозки, за которой Даттам всегда приглядывал на крутых спусках
и ящики из которой снесли в храм, а не за мост.
Потом он поскакал за Даттамом в деревню. Он сам был бы не прочь
повесить иных здешних крестьян и заранее ужасался тому, что сделает
Даттам. Он догнал Даттама в конце ущелья и спросил, что же случилось с
храмом Варайорта.
Даттам закатил глаза и важно ответил:
- Чудо, сударь! Храм Шакуника - великая чаша, основание коей на
небесах! Немного найдется на небе богов сильней Шакуника и колдунов лучше
меня!
Тогда Бредшо спросил:
- А что, говорят, пять лет назад двадцать тысяч аломов напало на
империю - так налетел вихрь, закружились огненные мечи, скалы выломились
из своих корней и уничтожили святотатцев - это правда?
- Разумеется, - ответил Даттам. - Еще государь Иршахчан завоевал
империю две тысячи лет назад, оживив железных быков и самодвижущихся
черепах.
"Вы - лжец, - хотелось сказать Бредшо. - Вы - лжец, и вы зачем-то
везли в графский замок целый фургон не пороха даже, а динамита. И этого
динамита империя не то что две тысячи, а и двести лет назад не знала,
иначе бы варвары не завоевали ее. Боже мой, чему же вы научились за двести
лет и сколько вы сможете понять в нашем корабле! Немудрено, однако, что
империя теперь позволяет торговать оружием".
Ничего этого Бредшо, конечно, не сказал, да и главного в истории с
динамитом, признаться, не понял.
Когда Даттам прискакал в деревню, из графского замка на скалы уже
выехали вооруженные люди. Вокруг замка все было выжжено. Даттам
принюхался: пахло паленой шерстью; а шерсти был весь годовой сбор. Еще
пахло жареным мясом. Даттам подумал: нищенский бунт, как нищенская
свадьба, и длится меньше суток, и вещей истребит - годовой запас. Единый
бог управился с конфискацией быстрее, чем единое государство, благо
трудился не пером, а мечом.
Тодди Вывороченный Кафтан заперся с другими на мельнице и сказал:
"Горе мне, ибо я не сумел возвестить истину достаточно громко". Дрался он,
по общем мнению, очень хорошо, и не будь он колдуном, следовало бы
сожалеть о его гибели. Говорили, что мельничные колеса завертелись от
крови. Даттам был зол на то, что пришлось сжечь над человеком мельницу,
плюнул и сказал:
- Какая разница, отчего вертятся, лишь бы вертелись.
Некоторые крестьяне убежали в лес и горы, а остальные сыпали себе на
волосы грязь и ложились на обочину, раскинув руки.
Лиддин Черноногий, племянник графа, сказал:
- Надо сжечь деревню и засеять место это солью.
Чужеземец Бредшо принялся говорить ему громкие слова и под конец
заявил:
- Сначала вам придется иметь дело со мной.
Лиддин очень удивился и сказал:
- Его, наверно, околдовали, пока он висел на скале. Я думаю, деревню
надо сжечь, а с вами, господин Бредшо, я сочту за честь драться через
неделю, когда пройдет ваша рука.
Тут подъехал Даттам от горящей мельницы, весь в грязи и крови, узнал,
в чем дело и сказал Лиддину:
- Я обязан господину Бредшо жизнью. Стало быть, обязан поддержать его
просьбу. - Опустил глаза и прибавил: - Помилуйте! По всей стране будут
петь: Лиддин Черноногий дрался с юродивыми, чтобы отомстить за убыток,
справлял тризну по амбарам.
Лиддин смутился, и больше его имя в этой истории не упоминается.
А граф проехал в окружении своих людей по деревне и объявил, что не
преступит рамок закона. Он был зол и задумчив, потому что ржаные корольки
раньше были хорошими работниками.
По закону, если в местности совершено преступление, а преступник не
пойман, правосудие обязано арестовать местных жителей в количестве,
достаточном для того, чтобы их односельчане сами разыскали и представили
виновника. Люди графа стали вязать крестьян из уважаемых дворов: те,
впрочем, сами протягивали руки и выходили распоясанные. Суд назначили на
вечер.
К вечеру о бунте стало известно в соседних селеньях, и многие
прискакали на помощь Даттаму, большею частью для того, чтобы выпросить у
него подарки за вассальную службу. Были, однако, и такие, которые стояли
кружком и роптали, что раньше крестьяне не бунтовали, и не проклятая ли
шерсть тому виной?
После этого люди Даттама поехали по полям и вскоре набрели на отряд
из троих рыцарей, охранявших какого-то человека на ослике, и один из
дружинников Марбода Кукушонка сказал, что это тот самый проповедник,
которого они убили в Золотом Улье. И так как дружинникам показалось
подозрительным, что убитый проповедник воскрес, они решили, что без
колдовства тут дело не обошлось и потащили его в замок.
У стен замка они повстречали Даттама, - тот ехал на лошади. К уздечке
лошади была привязана длинная веревка, а к веревке были привязаны за шеи
десяток бунтовщиков. И как только один из бунтовщиков увидел человека на
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг