стенке? Совсем свежие царапины.
- Я точно знаю, что кречета выпустил Марбод. У него мозги так
устроены. Он мне сам сказал, что кречет - его душа, а мангуста - душа
Арфарры!
- Чушь собачья! Арфарра сам знает, что все решат, что кречета
выпустил Марбод, а Марбод решит, что кречета выпустил бог! Думаешь, он
тебе благодарен? Думаешь, он стремится к прогрессу? Да если бы он
стремился к прогрессу, он бы лучше канализацию во дворце построил, чем
тайные ходы!
- Федеральной разведке значит, можно строить тайные ходы вместо
канализации, а аборигенам нельзя? - осведомился Ванвейлен.
- Тише!
По лестнице, действительно, кто-то шел. Земляне поспешно задули
фонарь и заметались в поисках укрытия. Но камень вокруг был гладкий, как
кожа лягушки. Человек поднимался медленно и с одышкой. Когда он достиг
соседнего пролета, стало видно, что это один из утренних спутников
Арфарры. Ванвейлен даже вспомнил его имя - эконом Шавия. За экономом
кто-то бежал, легко, по-мальчишески.
- Господин эконом! Господин эконом!
Шавия остановился и посветил фонарем вниз. Его нагонял послушник
Арфарры - Неревен.
- Ты чего кричишь, постреленок, - напустился на него Шавия.
- Ах, господин эконом, - я только хотел спросить вас об одной вещи.
- Ну?
- А правда, господин эконом, что у государыни Касии козлиные ноги?
Эконом ахнул и замахнулся на мальчишку фонарем. Тот, хохоча,
покатился вниз. "Ну, все, подумал Ванвейлен, - сейчас этот дурак
поднимется к нам, и надо бы прикрыть лицо плащом да и отключить его
тихонечко на полчасика".
Но эконом, внизу, поставил фонарь на пол и стал шарить по стене.
Что-то скрипнуло, - эконом подобрал фонарь и сгинул в камне.
Бредшо нашарил в кармане черную коробочку, вытащил из коробочки
стальной ус, и нажал на кнопку. Коробочка тихо запищала, а потом из нее
послышался голос Неревена, напевавшего какую-то дурацкую песенку.
- Вот еще одна твоя заслуга, - ядовито сказал Бредшо. - Кто хотел
запихнуть передатчик в спальню Даттама? Что нам теперь делать? Слушать
шуточки пацана?
- Сдается мне, что шуточки этого пацана можно и послушать, - сказал
задумчиво Ванвейлен. А что до передатчика, - так он его сам выбросит, или
выменяет на горсть арбузных семечек.
Помолчал и добавил:
- Я пошел. Я хочу еще сходить в город и кое-что там узнать. А ты?
- Останусь здесь, - сказал Бредшо. Видишь ли, эти ходы есть и во
дворце, и вне дворца, и я бы очень желал иметь их карту, - так сказать,
карту либеральных намерений Арфарры.
Через два часа, когда Неревен пробирался задами королевского дворца,
кто-то ухватил Неревена за плечо и повернул как створку ширмы. За спиной
стоял Марбод Кукушонок, бледный и какой-то холодный. Он уже переоделся:
подол палевого, более темного книзу кафтана усеян узлами и листьями,
панцирь в золотых шнурах, через плечо хохлатый шлем с лаковыми пластинами.
Верх кафтана, как всегда, был расстегнут, и в прорези рубахи-голошейки был
виден длинный, узкий рубец у подбородка.
В одной руке Кукушонок держал Неревена, в другой - красивый
обнаженный меч с золотой насечкой. Неревен почувствовал, как душа истекает
из него желтой змейкой.
- Я слышал, что сегодня ты вырастил золото, маленький чародей, -
сказал Кукушонок, - а можешь ли ты вылечить железо? Голубые его глаза были
грустны, и маленький рубчик на верхней губе делал улыбку совсем
неуверенной.
- Остролист был очень хороший меч, - продолжал Марбод, - но однажды я
убил им женщину, она успела испортить его перед смертью, и удача ушла от
меня.
Марбод держал меч обеими руками, бережно, как больного ребенка. Края
его были чуть зазубрены, можно было различить, где один слой стали
покрывает другой. Молочные облака отражались в клинке. Посередине шел
желобок для стока крови.
- Знаете старый храм Виноградного Лу в Мертвом городе? Будьте там с
восходом первой луны и белого куренка принесите.
Неревен повернулся и тихонько пошел прочь. Конюхи, катавшие
неподалеку коня в песке, не обратили на разговор никакого внимания.
Неревен миновал хозяйственные постройки, вошел во дворец через сенной
ход и бросился разыскивать учителя. Но тот затворился в королевских покоях
вместе с королем, а король строго-настрого приказал их до утра не
беспокоить.
Неревен тяжело вздохнул, прошел в заброшенный зал и взобрался на
ветку яблони. Там он уселся, болтая ногами и рассматривая амулет заморских
торговцев, вытащенный давеча из ковра. Но амулет был совсем глупый - без
узлов и букв, - просто белая стальная чешуйка.
"А Марбод Ятун не так глуп, - думал Неревен. - Ведь он пришел
мириться с Арфаррой, а кречета выпустили те, кто этого не хотел... И вот
Марбод по вспыльчивости учинил скандал, а теперь его взяла досада, и он
хочет тайно снестись с королевским советником..."
Яблоня уже цвела, но коряво и скудно. Неревен вспомнил, как прививал
он черенки в родном селе, и вздохнул. Потом расковырял один из гиблых
цветков: так и есть - в чашечке, свернувшись, дремал маленький бурый
червяк. Яблоня была поражена цветоедом. Яблоне было лет сорок. Неревен
удивился, что гусеницы так объели дичок. Неревен спрыгнул, уперся носом в
землю, оглядел штамб. Так и есть: не дичок, а привитое дерево, может быть,
то же самое, что растет в родной деревне... Ибо все деревья одного сорта,
в сущности, - то же самое дерево.
Рождаются новые люди и рождаются новые законы, умирают и воскресают
боги и государства, а культурный сорт не рождается и не умирает, а
размножается черенками, которые, как талисман, сохраняют свойства и
признаки целого. И растет тысячи лет по всей земле, от океана до океана,
огромное дерево, и крона его покрывает небосвод как серебряная сетка, и
растут из разных корней одинаковые яблони. И сажал это дерево кто-то в
Варнарайне лет сорок назад - но пошло оно в пищу не садовнику, а цветоеду.
6
Ванвейлен спустился в город, чтобы навестить нужных ему людей и
посоветоваться по поводу контракта с Даттамом, но куда там!
В городе в этот день королевский декрет запретил работу, трудились
лишь шуты и актеры; ворота каждого дома, как губы, лоснились от
жертвенного масла. Народ, уже знал о происшествии во дворце. Столяры,
получившие в этом году невиданные деньги на строительстве дворца, затащили
Ванвейлена на цеховую пирушку и стали качать на кожаном блюде.
- А в стране Великого света бесплатные пироги каждый день, - сказал
один мастер другому.
Тот ответил:
- Представляешь, сколько бы мы огребли в Небесном Городе, если бы
строили дворец государыни Касии!
Через два часа Ванвейлен откланялся, еле живой и полный по горлышко,
но не тут-то было: его перехватили оружейники. У этих все было еще
обжорливей: король полгода назад издал указ: всем свободным людям иметь
вооружение сообразно имеющемуся имуществу, а не сообразно имеющейся земле,
- вот цех и победил сегодня в шествиях с барабанами и богами.
Пожилой мастер, охромевший в битве у замка герцога Нахии, подошел к
Ванвейлену и сказал:
- Однако, мог ли я думать, что моя стрела сразит самого бога Ятуна?
- Что ты врешь! - сказала его жена.
- А вот и не вру, - сказал мастер, - а в каждую стрелу пишу свое имя.
- Что ты врешь! - повторила женщина. - Настоящий Ятун без образа и
вида. Ему вся вселенная мала; не то что меховая тварь. А погиб сегодня
кровяной идол, бог сеньоров.
Старик опростал кружку доброй бузы, вытер губы, кружку разбил о козлы
и согласился:
- Можно и так...
Ванвейлен вернулся на корабль пьяный в стельку и донельзя веселый.
Бредшо на корабле еще не было.
А Бредшо в это время сидел в развалинах Мертвого Города, вдали от
праздника живых. Неподалеку от него в небе торчал острый клюв Золотой
Горы, и звезды рассыпались по небу, как серебряная пыль, поднятая колесом
луны, и ни одна из небесных звезд не украсилась ярче от праздника живых.
Дырка, из которой Бредшо вылез наружу, темнела совсем неподалеку, -
Бредшо прополз и прошел под землей не меньше десятка километров. Хитрые
ходы, проложенные Арфаррой, смыкались со старой, полуобвалившейся
подземной системой орошения. Подземные каналы и срубы простирались от
Драчливой Горы до самой гавани, весь город стоял как на губке, и если
Арфарра, как бывший чиновник империи, имел при себе карты этой системы,
заброшенной совершенно и населенной одними упырями и мертвецами, - то он
располагал великолепным know-how для производства чудес, к которым был,
по-видимому, неравнодушен.
Бредшо был смущен и напуган поведением Ванвейлена, - того самого
Ванвейлена, который был таким противником битв с драконами и прочего
вмешательства во внутренние дела... "Ведь Ванвейлену плевать на то, что
хорошо и что плохо, - думал Бредшо. - Ведь он за себя обиделся, а не за
здешний народ. Он приплыл сюда с тонной золота и думал, что за золото ему
будет почет и уважение, а на него за это самое золото смотрят, как на
вошь. И вот людей, которые смотрят на золотовладельца как на вошь,
Ванвейлен не может вынести. Он ведь видит не дальше своего носа... Он за
что на меня взъелся: за то, что ему не доплатили за перевоз. А то, что
если бы нас накрыли с оружием, меня бы поставили к стенке, а его бы
отпустили, как неосведомленного, это его не колышет. Ему кажется: он
платит пятнадцать процентов со сверхдальних рейсов, и если бы не расходы
на содержание спецслужб, он бы платил четырнадцать с половиной. А что при
этом галактика бы провоняла террористами и диктаторами, ему до этого дела
нет... Досада сделала торговца храбрым...
Храм Виноградного Лу был заброшен, а сам Лу выродился, рос вокруг в
диком виде и крошил колонны.
Марбод Кукушонок, сидел скорчившись на алтарном камне и упершись
подбородком в рукоятку меча. У ног его плавала в луже луна. Неревен шагнул
за порог, курица в мешке за плечами заквохтала.
- Надо быть очень плохим колдуном, - сказал Марбод, поднимаясь, -
чтобы считать, будто я буду лечить свой меч у соглядатая из вонючей
империи.
Неревен попятился. Его подхватили и бросили в лужу, к ногам
Кукушонка. Тот встал, носком сапога поддел подбородок послушника,
перевернул его на спину.
- Многое можно простить Арфарре, - сказал Марбод, - но одну вещь я
ему простить не могу.
Неревен глядел вверх, туда, где вместо купола над храмом было небо, -
не настоящее, с облачной залой, а видимое, черное, с двумя яркими лунами.
Неревен хотел ведь рассказать о встрече учителю, но не посмел: тот заперся
с королем... Несомненно, месть Старца в Парчовой Куртке за утреннее
святотатство. О боги! Вы толкаете нас на преступление, и сами же за него
караете!
- Три месяца назад, - продолжал Марбод, - Арфарра взял замок герцога
Нахии, и с тех пор он распускает слухи, которые состоят из двух половинок:
он говорит, что это я предал герцога и указал подземный ход в его замок. И
еще он говорит, что, вместо того, чтобы пустить сквозь подземный ход
воинов, он пустил через него бесов.
Дружинники зашевелились. Многие помнили страшную картину, представшую
их глазам в упомянутом замке: люди валялись повсюду с синими лицами и
распухшими языками, ни одного живого человека в замке не было, и ни одной
колотой раны, - только распухшие языки.
- Так оно и было, - сказал Неревен, - или ты не видел мертвецов?
- Мало ли чего я вижу, - сказал Марбод, - я и сегодня видел, как
Арфарра достал мангусту с неба, а на самом деле это был морок и чушь. Не
было еще такого случая, чтобы духи передушили шестьсот воинов! Я осмотрел
весь замок, и на заднем дворе я увидел телегу, полную черепков. Я
подумал-подумал, и узнал телегу, которую за три дня до того видел на
подворье Арфарры, - один из моих дружинников еще хотел выпить вина, а
монахи накинулись на него и отогнали от телеги. "Что за притча, - подумал
я, - отчего это все кувшины разлетелись зараз, да еще так, что иные из
черепков валялись на крыше конюшни?" Я стал складывать черепки, и увидел,
что дно их помечено красным крестом.
Я лизнул черепок, и, клянусь божьим зобом, стал блевать и чуть не
отдал богу душу; и еще кое-кто в тот день умер, из тех, что сдуру
поперлись в подземелья замка за сокровищами.
И вот я хочу тебя спросить, что это за духи сидели в кувшинах, потому
что мне очень не нравится война, в которой люди воюют с кувшинами. Но если
уж оно так случилось, мне приятней, чтобы кувшины воевали на моей стороне.
Неревен, казалось, прилип к полу, как мокрый осенний лист к донышку
лужи.
- Я знаю, - продолжал Кукушонок, - что вчера господин Даттам привез в
город такие же кувшины с крестом. Ты покажешь мне подземный ход в ваш
дьявольский храм и покажешь, где стоят кувшины.
- Зачем?
Марбод коротко хохотнул.
- А вот я выпущу из кувшина бесов и посмотрю, что после этого
останется от вашего храма. Ну, так как мне добраться до кувшинов?
- Не скажу, - ответил Неревен.
Марбод осклабился и снова ткнул в подбородок носком сапога.
- Скажешь. Меня называют удачливым воином. Ты думаешь, удачливый воин
- тот, кто умеет брать замки? Это тот, кто умеет узнавать у обитателей,
куда они дели добро.
Неревен завел глаза вправо. На разожженном костре палили принесенную
им курицу, и еще наливался вишневым цветом кинжал. На стене, в пламени
костра, прыгал облупившийся виноградный Лу. Голова и тело были еще
человеческое, а руки уже пошли листвой с усиками. Художник чувствовал дух
времени и орды варваров с юга. Ему полагалось представить рождение
виноградной лозы, а он нарисовал гибель человека.
- А твой меч и вправду горазд убивать только женщин, - сказал
послушник, - видно, ничего уже его не излечит, раз ты мечтаешь воевать не
мечом, а кувшином.
Сзади Белый Эльсил сказал:
- Клянусь божьим зобом! Мальчишка прав - это дело не принесет чести
вашему роду.
Марбод осклабился, ударил Неревена в пах красным каблуком, и стал
бить - умело и страшно. Чужие пальцы зажали рот, мир вздыбился и погас.
Потом чей-то голос в вышине потребовал оставить мальчишку в покое.
Неревен открыл глаза. С проломленного неба спрыгнул человек с мечом в
руке. Неревен узнал давешнего чужеземца, Сайласа Бредшо. На нем был
суконный кафтан с семью костяными пуговицами.
Марбод повернулся к Эльсилу и сказал:
- Ты был прав, сказав, что я еще раскаюсь, сохранив жизнь этим
торговцам! - И, обернувшись к Бредшо: - Две недели назад твой товарищ
Ванвейлен оскорбил меня, а сегодня застрелил божью птицу. Ты заплатишь за
это сейчас, а Ванвейлен - завтра.
Марбод выхватил меч из трехгранных серебряных ножен и бросился на
торговца.
Бредшо поспешно отскочил в сторону, поскользнувшись на курином пере,
а меч Марбода просвистел так близко от его груди, что спорол пуговицу с
кафтана. Торговец пискнул и отпрыгнул за столб, а меч Марбода снял с
кафтана вторую пуговицу. Пуговица запрыгала по плитам, и Марбод сказал:
- Жизни у тебя осталось на пять пуговиц.
Тут торговец, поднырнув наподобие утки, ударил Марбода пяткой в
солнечное сплетение. Марбод даже опешил, а торговец заорал, подпрыгнув, и
в прыжке обернулся вокруг себя, - и другая его нога чуть не въехала
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг