которым был в свои недавние лейтенантские и полковничьи годы.
На вагонном столике громоздилась исконная русская дорожная пища:
жареная курица (Лена постаралась, Берестин как увидел эту курицу, так
прямо изумился), баночка паюсной икры, твердокопченая колбаса и купленные
на придорожных базарчиках отварная картошка, соленые огурцы, розовое сало.
И то, что к такой закуске полагается, тоже имелось. Напивали они
понемногу, отпивали по глотку, чтобы растянуть удовольствие и возможность
неформального общения. Но больше половины бутылки "Московской" уже
одолели.
- Я, товарищ командующий, вот о чем думаю... Я с ним последний год
очень часто встречался, видел, что он старается сделать все возможное,
чтобы подготовиться к войне. Но в то же время войну он себе представлял
совершенно не так. Будто она должна вестись не с настоящим противником, а
с таким... Воображаемым. Который будет делать только то и тогда, что нам.
нужно. Ни Халхин-Гол, ни финская на него никак не повлияли. Отчего он и на
Жукова так взъярился, когда тот Павлова раздолбал... Хотя сразу после игры
Павлова немедленно снимать надо было! Ему не фронтом, ему полком
только-только командовать, на расстоянии прямой видимости... Я погорел как
раз за то, что пытался принимать немцев всерьез. Не зря Берия говорил, что
Сталина больше всего возмутили мои слова насчет того, что "мессершмитты"
лучше "ишаков"... А сейчас товарища Сталина будто подменили. Неужели
понял?... - И опять Рычагов непроизвольно оглянулся, не стоит ли за спиной
кто.
Берестин коротко хмыкнул. Рычагов поднял на неге глаза, но ничего не
спросил. Продолжал свое.
- И мне приказано сейчас делать то, что я безуспешно пытался делать
тогда, когда это было гораздо более возможно...
- Я советую тебе, Павел Васильевич, в такие дебри не лезть. Считай,
что не зря доказывал свое, кое-что и запомнилось. Товарищ Сталин слишком
долго слушал Берию и Ворошилова с Буденным, а они умели говорить то, что
ему хотелось слышать. Кавалеристы! - Это прозвучало, как грубое
ругательство. - Теперь, похоже, он решил жить своим умом. Ну и слава богу.
Но мы с тобой исполнители, вот и давай порассуждаем, что еще можно успеть,
исходя из реальности. Что ты предлагаешь сделать в первую очередь?
Рычагов долго молчал, жевал мундштук папиросы. Видно было, что ему не
хотелось отвечать. Но все же он решился.
- Я, Сергей Петрович, вот что скажу. Завоевать превосходство в
воздухе мы сейчас не в силах. Немцы сильнее нас качественно. Но я с ними
воевал в Испании. Грамотные летчики. Техника пилотирования хорошая и даже
отличная у многих. Но умирать они не любят.
- Я, кстати, тоже не люблю, - вставил Берестин.
- Тут другой момент. Немец вообще, если есть явный шанс гробануться,
в бой предпочитает не ввязываться. Если зажмешь - да, дерется, но как
только сможет - из боя выскочит. Поэтому мы втроем с Серовым и Полыниным
нападали на десять - пятнадцать немцев из "Кондора" и били их, как собак.
Они чувствуют, что я на таран пойду, но не отступлю, и начинают не столько
драться, как друг за друга прятаться, а если ведущего завалишь, остальные
сразу врассыпную. Этим мы и держались три года.
- Так какой из твоих слов вывод?
- Самое главное - чтобы они нас врасплох не застали.
- События будут развиваться примерно так. Одним не слишком приятным
летним утром, на самом рассвете, немцы поднимут всю свою авиацию и ударят.
До тем самым бериевским аэродромам, где полки стоят крыло к крылу - без
маскировки, без зенитного прикрытия, а то и без патронов. Летчики - кто
спит, а кто с барышнями догуливает. И через час от всей твоей авиации
останется... Ну, сам придумай, что. Какой-нибудь генерал Захаров или
полковник Копец на верном "ишаке" собьет штук пять "юнкерсов" или
"мессеров", его потом тоже приложат, и останется генерал Рычагов при
полсотне самолетов против всего люфтваффе. И что ему делать? Стреляться от
невыносимого отчаяния или гнать ТБ-3 днем без прикрытия, чтобы хоть как-то
помочь избиваемой пежоте? Похоже я излагаю?
- Товарищ командующий! - почти со стоном выкрикнул Рычагов. - Почти
то же самое я доказывал до последней минуты, даже там, на Лубянке... Или
здесь самая настоящая измена, или настолько беспросветная глупость, что
представить невозможно! А мне говорят: "Ты паникер и провокатор". Я боюсь
об этом говорить, но мне все время кажется, что враги не мы с вами и
подобные нам, а совсем другие люди. Которые притворяются коммунистами, но
думают только об одном - о своих чинах, о благах, о том, чтобы, упаси бог,
не ошибиться, угадывая мнение...
- И у них не хватает ума даже на то, чтобы понять: успокоительные
цифры, громкие слова и красивые сводки не спасут даже их самих, когда
придет время, не говоря о миллионах других, - продолжил Берестин. - Ты так
хотел сказать?
- Да, товарищ командарм.
- Как видишь, кое-что меняется. С этими "товарищами" мы очень скоро
разберемся, придет час, а пока надо исправлять то, что можно исправить.
Права у нас с тобой неограниченные и надо их на всю катушку использовать.
Чтобы наша с тобой картинка будущего только гипотезой осталась, ты,
генерал Рычагов, с завтрашнего дня облетишь и объедешь весь округ, лично
подберешь два десятка подходящих для полевых аэродромов площадок, в полной
тайне завезешь туда все необходимое, а в час икс перекинешь на эти
аэродромы всю свою авиацию. Еще ты разведаешь на немецкой стороне все их
аэродромы, составишь схемы и графики прикрытия войск округа и воздействия
по тылам противника, создашь службу наблюдения и оповещения, чтоб через
минуту после пересечения их самолетами границы все твои истребители были в
воздухе и перехватили цель, а через двадцать минут бомбардировщики уже
бомбили немецкие аэродромы И чтоб в каждой дивизии были твои представители
для наведения авиации с земли, чтоб непрерывно велась воздушная разведка в
интересах армий и корпусов. Вот тогда у нас, может, что и получится... А
общие соображения по тактике и стратегии предстоящей войны я тебе чуть
позже изложу, когда ты твердо возьмешь округ в свои руки, без оглядки на
Москву, и докажешь, что стоило делать тебя в тридцать лет генералом, и
доложишь мне всю картину в мелких подробностях, вплоть до того, сколько
летчиков на самом деле воевать готовы, а кто только взлетать и садиться
научился, и лучше их в тылу доучить, чем на убой посылать для успокоения
начальства числом самолетовылетов.
- Я все сделаю, товарищ командующий! Но когда вы успели все
спланировать? Вы же три года... - Он осекся.
- Все верно. Только я там, - Берестин показал большим пальцем себе за
спину, - не только лес валил, я еще и думал каждый день и час. И за вас,
летчиков, думал, и за моряков, и за пехоту. Оказалось - не зря.
Говоря эти слова, Берестин не старался, опираясь на свои знания,
выставить Маркова умнее и предусмотрительнее, чем он был. Командарм
действительно, находясь в заключении, считал себя по-прежнему полководцем,
ждал грядущей войны и, как мог, прогнозировал ее ход и свои действия, если
вдруг ему довелось в ней участвовать. Так что его, Берестина, знания
только наложились удачно на мысли Маркова.
Невыносимо горько было думать, что совсем другая вышла бы война, если
бы Красной Армией на самом деле руководили Марков, Тухачевский, Егоров,
Уборевич, Блюхер, Кутяков, Каширин и еще почти тысяча таких, как они,
заслуженно носивших свои ромбы и маршальские звезды, а не полуграмотные
выдвиженцы, не то что не написавшие, а и не прочитавшие ни одного
серьезного теоретического труда, вроде Ворошилова с Буденным. Мало,
чрезвычайно мало уцелело талантливых военачальников: Жуков, Василевский,
еще два-три... И все? Остальные платили за науку миллионами солдатских
жизней! Остановили врага горами тел, реками крови! И до самого конца войны
несли потери в два, три, пять раз больше, чем немцы. А могло бы быть...
- Давай, Павел Васильевич, пока эти разговоры отставим. - Берестин
усилием воли отогнал от себя сто раз передуманные мысли. - А пойдем-ка в
ресторан. Горячего съедим да кофейку выпьем.
Они заказали цыпленка с грибами (подавались, оказывается, и такие
блюда), бутылочку сухого шампанского и мало кем спрашиваемого, но
имевшегося в меню кофе. Глядя на мелькающий за окном томительный закатный
пейзаж - сиреневые сумерки, багровая полоса над лесом, к которой с
грохотом и выкриками гудка несся скорый поезд, одинокие будки обходчиков и
скудные деревеньки с почерневшими соломенными крышами, взблескивающие
озерца и речки, - они негромко беседовали, теперь уже не о войне и
тюрьмах, а о вещах простых и приятных, и намеревались просидеть так по
меньшей мере до полуночи.
Однако судьба или политическая практика тех дней срежиссировали
иначе. В проходе вдруг появился вальяжный, несмотря на колесный образ
жизни, директор ресторана и хорошо поставленным голосом уважающего себя
лакея попросил товарищей пассажиров рассчитаться и освободить помещение,
так как сейчас состоится спецобслуживание. Почти тут же подошел официант.
Рычагов полез было в карман, но Берестин его остановил.
- Вы, уважаемый, нам не мешаете, - сказал он официанту. - Мы еще не
поужинали. Принесите лучше еще по сто коньячку к кофе.
- Не могу, - сочувственно сказал официант. Клиенты ему правились,
хотя он, конечно, не мог знать, кто они такие: Берестин пришел в ресторан
в гимнастерке без знаков различия, как тогда ходила тьма ответственных и
полуответственных работников, а Рычагов поверх белой рубашки с галстуком
надел легкую кожаную куртку, еще испанскую, и тоже выглядел то ли
гэвээфовцем, то ли вообще не поймешь кем. - Прошу рассчитаться.
- Пригласите директора.
Директор явился. С лицом хотя и почтительным, но также и хамоватым,
по причине той воли и власти, что сейчас стояла за ним.
- Товарищи, попрошу. Не обостряйте. Если не догуляли, возьмите с
собой. И приходите завтра. Рады будем обслужить. А сейчас попрошу.
- Не свадьбу же вы тут собираетесь играть? У вас тридцать восемь
мест, а нас двое. Как-нибудь поместимся. - Берестин старался говорить
вежливо и даже изобразил некое заискивание. Но директор закаменел.
- Попрошу, иначе могут быть серь-ез-ные неприятности.
- Ну-ну! - Берестину стало интересно, и он увидел, что и Рычагов
заиграл желваками. Не понравилось ему, только что вдохнувшему свободы,
вновь почувствовать некий аромат произвела. - В таком случае, уважаемый,
оставьте нас. Мы свои права знаем...
Слова о правах прозвучали дико для директора. Он резко повернулся и
исчез.
- Что тут они затевают? - спросил Рычагов.
- Вот сейчас и посмотрим.
Действительно, буквально через минуту по вагону словно пронесся
леденящий ветер. Скрипя заказными сапогами, отсвечивая руном шпал, глядя
сверляще, возле столика возник старший лейтенант госбезопасности.
- Хотите больших неприятностей? - резким, жестяным голосом спросил
он, явно привыкший, что сам факт его появления вселяет, как минимум,
трепет.
- Нет, - честно ответил Берестин.
- А будут.
- Отчете же?
- Вам приказано!
- Нам ничего не приказано. И не может быть приказано, потому что
здесь ресторан, а не Лубянка. Это к слову. Нас попросили. Мы не снизошли.
Что дальше?
Чекист, похоже, обалдел от невиданной наглости. И, возможно, даже в
чем-то усомнился. Но поскольку к тонким душевным движениям не привык, то
быстро взял себя в руки.
- Предъявите документы!
- Знаете, лейтенант, не мешайте нам. Идите, займитесь делом. -
Берестин отвернулся от него и взял за ножку бокал.
Очевидно, чекист попал в ситуацию, выходящую за пределы его
компетенции. И убыл - за консультацией или подкреплением.
- Может, не стоит, товарищ командарм? - осторожно спросил Рычагов.
- Ничего, сиди и не вмешивайся.
События развивались. Вновь появился давешний старлейт - в
сопровождении капитана того же ведомства и еще какого-то штатского.
- Вот, - торжественно сообщил старлейт, указывая на Берестина.
Капитан был моложе, но строже. И либеральничать не намеревался.
- Встать! Вы задержаны!
- 01 Это интересно. Ваши полномочия?
Капитан положил руку на кобуру.
- Остальное - у меня в купе. Прошу!
Под конвоем Берестин с Рычаговым вышли в коридор, через гремящую
площадку перешли в соседний вагон, и капитан довольно грубо втолкнул
Алексея в полуоткрытую дверь.
- А теперь - документы!
Алексей спокойно протянул удостоверение. И с удовольствием смотрел,
как капитан его раскрывает. Челюсть у него не отвисла, но глаза
округлились.
- Товарищ командарм...
- Всем выйти! - резко сказал Берестин. Никто ничего не понял, но и
тон его, и вид капитана словно вымел остальных из купе.
- Товарищ командующий... Я не знал, меня не предупредили...
- Фамилия, должность?
- Капитан Лавров, старший уполномоченный при протокольном отделе
НКИД.
- Ну и что? Что за цирк вы устроили?
- В поезде едет немецкая военная делегация. По программе у них ужин.
- Сколько их?
- Четыре человека.
- И ради этого вы позволили себе?!..
- Товарищ командующий, я не знал... Мне приказано обеспечить условия
и не допустить...
- Для этого надо выгнать из ресторана больше двадцати советских
людей? В том числе двух генералов, четырех полковников? Да и остальные,
наверное, не менее уважаемые товарищи!
- Я не знал... - тупо повторил капитан.
- Вы - кретин. Это даже не оскорбление, а диагноз. И должность
участкового в Верхоянске - самое лучшее, на что вам следует рассчитывать.
Причем с вашей точки зрения, я непростительно гуманен. Учтите это. Если у
меня будет время, я о вас не забуду. Можете кормить своих немцев на общих
основаниях. Или в купе им подавайте. Сам, раз такой заботливый! О нашем
разговоре доложите по команде. И если вы еще не в курсе, знайте, что с
завтрашнего дня ваше ведомство распускается. Кончилась лафа с бериевскими
цацками, - Берестин показал на полковничьи знаки различия капитана и
нашивки на рукавах. - У меня все.
Он вышел в коридор, оставив окаменевшего капитана в купе. Рычагова до
сих пор блокировали два сотрудника, хотя руками и не трогали.
- Пошли, товарищ генерал, - благодушно сказа Берестин. - А то у нас
кофе остынет. Если уже остыл - потребуем свежего за их счет...
В ресторане было пусто. Только минут через двадцать пришедшие в себя
нкидовцы и их кураторы привели наконец своих немцев, скромно усадили их в
дальний угол вагона, не забывая время от времени пугливо озираться.
5
Белостокский выступ, образовавшийся в результате Освободительного
похода 1939 года, представлял чрезвычайно удобную позицию, если бы с
началом войны Красная Армия решила провести восточно-прусскую
наступательную операцию по образцу августовского наступления 1914 года.
Ударом на северо-запад отрезалась вся группа армий "Север" и при удачном
развитии событий выход к Балтике и захват Данцига сломали бы все
стратегические планы гитлеровского командования.
Но на такой вариант Берестин в силу известных обстоятельств
рассчитывать никак не мог.
В прошлый раз этот треклятый выступ стал, пожалуй, главной причиной
разгрома Западного фронта. Почти двадцать стрелковых и механизированных
дивизий оказались отрезаны танковыми клиньями немцев, под Волковыском и
Новогрудском схвачены тугой петлей окружения и через две недели
героических и безнадежных боев - вслепую, без знания обстановки, без связи
с высшим командованием, а на пятый день войны уже и без боеприпасов,
горючего и продовольствия - эти двадцать дивизий, почти триста тысяч
вооруженных людей, перестали существовать. В других условиях они могли бы
совершить многое.
...Под крыльями Р-5 долго тянулись сплошные массивы леса, кое-где
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг