Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
удивленными глазами она посмотрела в глаза их спасителя.
     - А вы сами откуда?
     - Конечно, с Земли. Я как раз с Земли. Но немного  раньше.  Двадцатый
век. Слышали о таком?


     ...Он заставил их бегом пробежать весь путь, и это  оказалось  совсем
не рядом, как он говорил, тем более что бежать  пришлось  не  напрямик,  а
выбирать дорогу по гребням холмов и водоразделам, где почти не было снега.
     Андрей Новиков - так звали этого человека - отдал им всю свою верхнюю
одежду: и меховую парку, и легкую кожаную куртку, и свитер, но сам  словно
и не ощущал мороза в тонкой трикотажной рубашке  в  бело-синюю  поперечную
полоску. Он то бежал на своих лыжах впереди, выбирая дорогу, то  пропускал
космонавтов вперед,  а  сам  останавливался  и  осматривал  окрестности  в
бинокль. При этом он  почти  все  время  держал  в  левой  руке  массивное
огнестрельное устройство - винтовку, хотя у нее имелся ремень для  ношения
через плечо. Кибернетик отметил это и с тревогой подумал,  что  не  очень,
видимо, спокойное место эта планета, сестра Земли.
     Хоть дорога оказалась и длинной и трудной, она  все  же  закончилась.
Впереди обозначилась на крутом холме высокая деревянная ограда,  массивные
ворота, окованные широкими железными полосами, над ними - решетчатая башня
с шелестящим трехлопастным винтом, очевидно, ветросиловая установка.
     Через узкую калитку они вошли внутрь ограды и увидели обширный  двор,
двухэтажный бревенчатый дом с застекленной  верандой  и  резным  крыльцом.
Огромные мохнатые собаки выкатились откуда-то  с  гулким  радостным  лаем,
стали бросаться тяжелыми лапами на плечи, пытаясь лизнуть в лицо  влажными
красными языками и Андрея,  и  его  гостей.  Потом  за  ними  захлопнулась
массивная, как крышка реакторного  отсека,  дверь,  и  космонавты,  ощутив
сухое, устойчивое тепло, поняли, что они дома.
     Вот в чем, оказывается, истинное счастье -  иметь  надежный,  прочный
дом, чтобы было откуда уходить и куда возвращаться, чтоб было где укрыться
от холодов, опасностей и тревог внешнего мира, и  чем  неуютнее,  злее  за
стенами, тем он дороже, твой дом, твое убежище и защита.
     На какое-то время звездоплаватели - не забыли, нет, но - отстранились
от всего, что произошло за короткие и такие невыносимо долгие часы: гибель
корабля и гибель товарищей, ожидание собственной  смерти...  Мозг  и  душа
просто не могли вместить и пережить сразу так много, и  сейчас  космонавты
испытывали  лишь  обычное  человеческое  облегчение,  что  для   них   все
закончилось благополучно, наслаждались теплом и вдруг пришедшим покоем.  А
настоящая боль и скорбь по исчезнувшим друзьям придут позже.
     Мужчины молча сидели у камина  и  не  отрываясь  смотрели  на  огонь,
совсем слабый, догорающий, лишь кое-где пробивающийся из-под толстого слоя
волы и пепла, и только девушка с любопытством осматривала обширный зал,  в
котором они оказались. Как это  удивительно  -  не  в  музее  за  толстыми
спектроглассовыми витринами, а наяву,  в  живой  реальности  видеть  такие
редкости:  старинное  оружие,  стоящее  в  открытых  деревянных  шкафах  и
развешанное по стенам,  толстые  бумажные  книги  на  полках,  черно-белые
двухмерные фотопейзажи на  блестящих  листах  картона,  восковые  свечи  в
фигурных подставках из черного и желтого металлов И  запахи  -  настоящего
живого дерева, смолы, ружейной смазки, каких-то растений,  и  еще  чего-то
незнакомого,   но   необыкновенно   волнующего   своей   непонятностью   и
причастностью к давно ушедшей жизни.  Затянутые  морозным  узором  оконные
стекла, шкуры животных на полу, тяжелая деревянная мебель...  В  музеях  и
гипновизорах все это воспринимается совсем иначе,  оттого,  наверное,  что
выключено из  потока  подлинной  жизни,  утратило  свои  функции,  слишком
стилизовано. А  здесь  старину  видишь  вблизи,  можешь  коснуться  рукой,
уловить самые тонкие запахи... Запахи ушедших  веков  особенно  волновали.
Она остановилась перед зеркалом в резной  золоченой  раме,  присмотрелась.
Там, в зазеркалье, молодая  и,  без  жеманства  нужно  признать,  красивая
девушка  показалась  ей,  в  таком  изысканном  интерьере,   тоже   новой,
неузнаваемой, не от мира сего...
     В глубине зеркала  раскрылась  высокая  дверь,  и  в  холл  вошел  их
спаситель, туземец Андрей Новиков. Девушка смотрела на него с изумлением и
непонятной ей самой радостью. Теперь  он  выглядел  совсем  иначе,  вполне
цивилизованно, даже элегантно: борода и усы подстрижены, волосы  аккуратно
причесаны, едет просто - узкие синие брюки, отстроченные  цветной  ниткой,
желтовато-зеленая рубашка с открытым воротом  -  хотя  и  отличающиеся  по
покрою от того, что носили ее современники, но тем не  менее  не  делающая
его похожим на персонажей исторических фильмов.
     Быстрыми  пружинистыми  шагами  он  пересек   холл,   сел   рядом   с
космонавтами, но и чуть в отдалении, подбросил дров в камин, отчего в  нем
сразу заиграло яркое пламя, взял с каминной полки длинную  прямую  трубку,
зажег ее от мерцающей головни, окутался облаком сизого,  сладко  пахнущего
дыма, и только проделав эти разнообразные, но настолько вытекающие друг из
друга операции,  что  казались  они  одной  фигурой  сложного  ритуального
действа, - только после этого Новиков откинулся на спинку кресла и  широко
улыбнулся.
     - Итак, дорогие гости и  потомки,  позвольте  теперь  уже  официально
поздравить вас с прибытием на планету Валгалла, в форт Росс,  где  я  имею
честь и одновременно удовольствие вас принимать. Эрго - прошу  чувствовать
себя и держаться, как дома у мамы. Все здесь ваше и к вашим услугам. Я вам
уже представлялся, теперь хотелось бы  знать  и  ваши  имена,  а  также  и
подробности  о   печальных   обстоятельствах,   сделавших   нашу   встречу
возможной...
     Его речь, половина слов в которой опять  была  непонятна,  да  еще  и
произнесенная в быстром темпе, вызвала у гостей некоторое  замешательство.
Кибернетик, уловив основное и пока игнорируя нюансы,  указал  на  девушку:
"Альба Нильсен", назвал себя: "Борис Корнеев", а штурман представился сам:
"Герард Айер".
     - Отлично, - еще раз улыбнулся  Новиков.  -  Программа  "Интеркосмос"
по-прежнему в действии. Вы - капитан, уважаемый соотечественник?
     - Нет, наш капитан погиб вместе с кораблем и остальным экипажем.
     И Корнеев вкратце, подбирая слова того ряда, который наверняка должен
был быть понятен Новикову, обрисовал ситуацию.  Помолчали.  Потом  Новиков
нарушил тишину.
     - Примите искренние соболезнования. Вечная память,  как  говорится...
Но - живым надо жить. Вы понимаете, что я сгораю от нетерпения узнать, как
вы там у себя теперь живете, послушать, что новенького на свете,  здесь-то
у нас - глушь, и вообще... Однако как ни сильно у меня желание  поговорить
со свежими людьми, все должно быть по протоколу. А он гласит, что  соловья
баснями не кормят. Поэтому подчинимся неизбежному. Не знаю, в  моде  ли  у
вас стиль ретро, но другого предложить все равно не могу. И выдам вам  его
по полной программе. Даму мы  эксплуатировать,  разумеется,  не  будем,  а
товарищей мужчин прошу мне помочь.  Для  скорости.  Сначала  у  нас  будет
легкий ужин, а там... сами увидите.
     Длинный дубовый стол в  холле  Новиков  застелил  белой  и  блестящей
льняной скатертью, накрахмаленной до металлической жесткости,  уставил  ее
серебряными, стеклянными, фарфоровыми  и  глиняными  стаканами,  бокалами,
чарками, тарелками, салатницами, соусницами, братинами и  многими  другими
предметами сервировки праздничного стола времен  чуть  ли  не  феодальных,
причем подробно называл и комментировал назначение  каждого  появляющегося
прибора. Потом он повел мужчин на кухню, и Альба осталась на  время  одна.
Она даже обрадовалась этому, потому что вдруг поймала себя на  странной  и
неожиданной мысли, что Новиков - человек, умерший за века до ее  рождения,
давно распавшийся на атомы под своей  могильной  плитой  и  тем  не  менее
живой, показался ей гораздо более интересным как личность (и  как  мужчина
тоже), чем многие ее знакомые и по Земле, и по  кораблю.  Впрочем,  почему
иге умерший? - подумала она, - раз он сейчас здесь, с нами? Он жив,  и  мы
живы, и живем в одном времени, а те, его  ровесники  и  современники,  что
лежат (лежали?) в могилах на Земле, чьи памятники она видела, иногда бывая
на старых кладбищах, - какое они имеют отношение к этому  человеку?  А  ее
интерес к нему - не вызван ли он просто-напросто тем, что уже больше  года
она не видела ни одного нового человека? Или дело не только в этом?
     Мужчины  возвратились  из  кухни  с  подносами,  и  на  столе   стали
появляться тарелки и блюда с тонко нарезанными пластинками разового  сала,
ветчиной,  колбасами  разных  сортов,  маринованными   угрями,   шпротами,
трепангами, мидиями со специями, всякого рода сырами,  в  глубоких  мисках
алели соленые помидоры, переложенные чесноком и брусничным листом,  влажно
поблескивали зеленые пупырчатые соленые огурчики вперемежку  со  стручками
горького перца, еще  там  была  икра,  черная  и  красная,  нежный  балык,
креветки и крабы, а в завершение появился  горячий  круглый  ржаной  хлеб,
распространяющий умопомрачительный запах,  и  блюдо  с  горой  золотистых,
истекающих жиром, зажаренных целиком маленьких птиц.
     Альба смотрела на это великолепие, это буйство и разгул с  изумлением
и чуть ли не страхом, а Новиков - возбужденный, какой-то яростно-веселый -
завершая сервировку, выставлял на стол цилиндрические, круглые, квадратные
и витые посудины с плещущимися в  них  неведомыми  напитками.  На  цветных
этикетках девушка видела золотые медали, цветные ленты,  гербы,  рыцарские
щиты,  геральдических  львов,  орлов  и  единорогов,   читала   выведенные
причудливыми русскими и латинскими буквами названия: "Боржоми",  "Малага",
"Камю", "Фанта", "Чинзано", "Пепси", "Клико", "Московский квас"...
     Все  это  не  могло  восприниматься  иначе,   как   сон,   посетивший
космонавтов  после  сотен  дней   питания   корабельной   синтетикой,   не
поддающейся никакой густивации. Да  и  на  Земле  редко  кому  приходилось
видеть подобный стол...
     - Ну, братцы, прошу! Чем богаты... На скорую руку, конечно, но  думаю
-  понравится.  Все  -  высшего  качества.  Из  собственных  запасов.  Как
известная Елена Молоховец писала в своей кулинарной  книге:  "Если  к  вам
пришли гости, а у вас ничего нет, пошлите человека в погреб..." Ну  и  так
далее.
     Оказалось, ко всему прочему, что  предок  владел  еще  и  легендарным
искусством застольной беседы. Он  поднимал  бокалы,  произносил  цветистые
речи, смысл которых в общем-то ускользал от космонавтов, но  говорилось  в
них нечто лестное каждому из гостей в отдельности и всем  вместе.  Попутно
Новиков пророчествовал и изрекал заклинания.  Звучало  это  таинственно  и
увлекательно и восходило прямо к временам Византии.
     Люди двадцать третьего века, тем более космонавты, к гастрономическим
вопросам относятся достаточно сдержанно. Но  под  массированным  давлением
Новикова, которое подкреплялось голодом, зрительно-обонятельными эффектами
и обычным любопытством, наелись так, как не ели,  может  быть,  никогда  в
жизни. Утомленные, осоловевшие от сытости  и  тепла,  звездоплаватели  уже
начали  терять  нить  реальности.  А  Новиков  был  бодр  и  свеж,  только
раскраснелся слегка и говорил еще громче.
     - Ребята, бросьте грустить... Все понимаю, конечно, но что  сделаешь?
Я же говорю - вечная память! А разве у вас не  умирают  больше?  И  вы  не
представляете, что чувствуют люди, когда после боя взводом приходится пить
водку, отпущенную на батальон? Я тоже не представляю. И не дай нам бог...
     - Скажи, Андрей, - нетвердым голосом перебил его штурман,  мучающийся
неразрешимой загадкой. - Как это может быть - пробой в прошлое? В  будущее
- это ясно, а в прошлое? Теория не допускает...
     Новиков вдруг  напрягся.  Посмотрел  на  Герарда  очень  внимательно,
перевел глаза на Корнеева, на Альбу.
     - Не допускает, говорите? Да, интересно получается...  Ну,  ладно,  о
теориях завтра поговорим. Сейчас давайте вернемся к этим... Ревенон  а  но
мутон, короче. Как вы там все-таки  живете,  в  светлом  будущем?  У  вас,
конечно, полный коммунизм, единое человечество и  все  прочее,  о  чем  мы
мечтаем и за что боремся?
     Корнеев  начал  излагать,   как   можно   более   популярно,   основы
политического, экономического и социального устройства  земных  федераций,
конфедераций и союзов, а Альба отошла к окну, взяла с  полки  толстый  том
репродукций совершенно ей незнакомых художников: Сомова, Бакста,  Бенуа...
А их картины ей показались великолепными. Наверное, и все остальное у  них
так - чудесный, сказочный мир за завесой времени...
     Искоса она посматривала вправо, где Новиков,  навалившись  грудью  на
край стола и жестикулируя рукой с зажатой в ней дымящейся трубкой,  горячо
доказывал что-то Корнееву. Девушка поражалась, насколько  легко  и  быстро
адаптировался к их обществу Новиков, что  ни  говори  -  человек  все-таки
примитивный. Нет, космонавты изучали  историю,  знали,  что  было  сделано
людьми  двадцатого  века  для  человечества,  представляли  огромность  их
исторического подвига.  Но  это  все  разумом.  А  душой,  эмоциями,  люди
двадцатого века все же ощущались  Альбой  далекими,  непохожими  на  людей
освобожденного мира,  малознающими,  обиженными  судьбой.  Предки  жили  и
умирали в болезнях, скудости, темноте. Мир  их  был  жесток  и  кровав  и,
соответственно, люди такого мира  не  могли  не  быть  грубыми,  пусть  по
необходимости - но жестокими и,  конечно,  с  болезненно  деформированными
чувствами.  Альба,  например,  не  представляла,  как  человек,  пусть   и
признанный  героем  на  самой  справедливой   из   войн,   собственноручно
уничтоживший не то двести, не то триста врагов, мог оставаться нормальным,
спокойным, не утратившим обычных человеческих черт человеком...
     И ничего странного в таких ее мыслях не было.  Что  могла  почерпнуть
она из учебников, обычная девочка, потом девушка двадцать  третьего  века,
никогда специально не изучавшая социопсихологии? История двадцатого века в
популярном изложении умещается на двух видеокристаллах,  это  шесть  часов
текста  с  хроникой.  Что  можно  понять  из  этих  часов,   разбитых   на
десятиминутные  уроки,  о  внутреннем  мире  живших  тогда  людей,  об  их
чувствах, радостях, побуждениях, делах и заботах?
     Конечно, есть  литература  тех  лет,  сохранились  подлинные  фильмы,
видеозаписи. Но кто их смотрит и  читает,  кроме  специалистов?  Сокровища
духа былых времен для большинства потомков - только имена гениев,  два-три
афоризма, десяток цитат...
     Многим доводится пожалеть своих предшественников - несчастные, как им
не повезло, что не дожили до нашего, самого лучшего из всех  времен...  Но
жили и тогда люди, и, пожалуй, не хуже нашего, а если  чего  не  имели  из
нынешних благ, так и не нужно это им было, и может, с большим основанием -
им бы нас пожалеть?
     ...Новиков никак не соответствовал сложившемуся у  Альбы  стереотипу.
Веселый, энергичный, подвижный, лишенный каких бы то ни было комплексов, и
архаические слова звучат у него совсем иначе,  чем  на  страницах  древних
книг. Оказался он крепок,  подтянут,  мускулист;  совсем  не  похоже,  что
мучают его тысячи болезней и подстерегает неминуемая ранняя смерть.
     Ему, очевидно, надоело сидеть, он  встал  из-за  стола  и  начал,  не
прекращая разговора, ходить между окном и камином.  При  каждом  шаге  его
хлопал по бедру массивный кожаный футляр.
     - А что вот это, Андрей? - спросила Альба, когда он поравнялся с  нею
в очередной раз.
     - Это? - Новиков вновь внимательно посмотрел ей в глаза, как  давеча,
после вопроса Герарда. Лицо  у  него  вдруг  стало  неприятное.  Отстегнув
ремешок, перехлестывавший крышку футляра, он вытащил и показал  ей  тускло
блестящий пистолет с длинным стволом и изогнутой деревянной рукояткой.
     -  Прошу.  Борхарт-Люгер  08.  Огнестрельный  механизм   на   предмет
самообороны в  период  межгосударственных  конфликтов  и  классовых  битв,
годится, разумеется, и в других ситуациях. Если останетесь здесь, придется
научиться пользоваться.
     - А что, есть необходимостью - спросил Корнеев.
     - Стал бы я его таскать, - дернул щекой Новиков.  -  А  у  вас  какое
оружие?
     - Сейчас - никакого. А вообще, конечно,  имеется,  только  на  других
принципах...
     - А этот чем плох? Ну ладно, об этом тоже  еще  успеем...  -  Новиков
спрятал пистолет и  вновь  стал  веселым  и  радушным.  Впрочем,  разговор
затухал.
     Корнеев тоже подошел к окну. Садящееся солнце окрасило ледяные  узоры
в нежно-малиновый цвет. От стекла тянуло холодом.
     Страшно все  иге.  Сейчас  он  уже  сдал  бы  свою  вахту,  посмотрел
гипнофильм или почитал бы и ушел в сон на  свои  сорок  суток.  А  где  он
сейчас? Голова плавно кружилась, в ушах слегка шумело, словно поднес к ужу
большую раковину. Новиков подошел неслышно, стал рядом.
     - Вы, я вижу, постарше других и покрепче, - совсем новым, негромким и
сочувственным голосом сказал он. - Я все понимаю, но так сейчас  надо.  Не
считайте  меня  бесчувственным  болваном.   Мы   просто   знаем   толк   в
соответствующих ситуациях. Вы сколько лет живете?
     - Я? Пятьдесят пять.
     - Нет, не вы лично. Вообще люди.
     - Как кому повезет. А в среднем лет сто пятьдесят - сто восемьдесят.
     - Да... А мы - семьдесят. Ну, чуть бывает больше.  А  то  и  того  не
дотягиваем.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг