Вот так он вернулся в край, где войны веселы, а песни грустны.
Говорили в старину: никто не войдет дважды в одну реку, ибо в
следующий миг и он не тот, и река не та...
Даже в почти непроглядной тьме мудрено было Мак-Лауду не узнать эти
края. Пусть разум и забыл бы - душа не забудет...
Преходящи люди Земли Скоттов, но вечны ее холмы. Вечны скалы и
плоскогорья, поросшие вереском, способным укрыть коня вместе со всадником.
Вечен рев прибоя в узких фьордах, прорезающих линию побережья.
И вечны легенды...
Да, грустны хайлендские песни, и заунывна музыка-пиброх, рождаемая в
кожаных утробах волынок. И каждый волынщик бережет родовое плетение
музыкального узора, передавая мелодию пиброха старшему сыну с не меньшей
заботливостью, чем цвета клановой юбки или старинный меч-клеймору.
А слова бродячих бардов, у которых нет даже волынки, да и вообще
ничего нет, кроме серебряно звучащего голоса да ножа с выгравированным на
лезвии цветком чертополоха за отворотом чулка, - слова их бывали веселы,
бывали задорны.
Но потаенная печаль проступала сквозь это веселье...
И задорен буйный шотландский танец - флинн. Однако мало веселья
проглядывает в желании танцоров "подержать судьбу за бороду", когда они,
распаленные пляской, перескакивают через скрещенные в ярде над полом
лезвия клеймор.
При этом отнюдь не специально для танца изготовлены эти мечи или
палаши с огромной, словно щит, гардой, которые здесь тоже зовутся
клейморами. Клинок каждого из них отточен до смертельной остроты... Когда
танцующие откружатся в вихре флинна, эти клинки займут свое прежнее место
в ножнах на левом бедре.
И выйдет носитель клейморы на вечернюю дорогу, ежесекундно готовый то
отразить нападение разбойников, а то и присоединиться к ним - по
обстоятельствам...
Да, именно так! Бедны хайлендские плоскогорья, неурожайна земля, а
овцы, пасущиеся на вересковых пустошах - худы и малочисленны. И
пресловутая шотландская скупость - отсюда же...
Зато каждый член клана, даже не получивший права на дворянское
звание, носит на поясе меч либо палаш, а за отворотом чулка - нож с
гравировкой в виде цветка чертополоха.
А под крышей каждого дома, надежно укрытый за стропилами, ждет своего
часа большой лук длиной в рост человека и два колчана легкоперых стрел.
Реже - не лук, а арбалет: дорог и сложен в изготовлении он для нищего
хайленда, легче уж полудюжиной луков обзавестись...
Еще реже хранится за стропилами то, что порой приносит победу, но
никогда не приносит чести: Жезл Запрета...
(Нет, Запретные Жезлы - это из иного мира, иного времени. Хотя есть
ли оно - иное время? Не все ли времена слиты воедино?
Но все-таки...)
Все-таки: хранится за стропилами то, что порой приносит победу, но
никогда не приносит чести. Мушкет с кремневым замком или аркебуза с замком
фитильным. Вымененные, краденные...
(Да, вот так - правильно. Это Земля, а не Зайст).
...Вымененные, краденные или добытые в бою на землях своих южных
соседей - "сассэнах", которыми правит ныне гордая и чопорная Рыжая Бес -
королева-девственница [Елизавета Тюдор (1533-1603) - королева с 1558 г.].
И все это: клинок, стрела или огневое зелье - ежеминутно готово пойти
в ход...
Про каждого юношу, что входит в возраст, приличествующий браку,
первым делом спрашивают: "Чей он сын? Какого клана?"
Второй же вопрос таков: "Много ли овец он угнал?"
А вопрос третий: "Много ли снес голов?"
И трудно поверить, что в эти же годы Европа принимает второе-третье
поколение "людей Ренессанса". Уже умер Рафаэль, умер Микеланджело, родился
и даже успел написать часть пьес Шекспир... И свой университет есть уже
чуть ли не в каждом из больших городов...
(Но не в Эдинбурге! Правда, он появился там вскоре, однако лишь
потому, что Эдинбург находится на землях лоулендеров, которых горцы
Хайленда не признают за подлинных шотландцев).
А хайлендская знать, возглавляющая кланы, - это не великолепные графы
и бароны континента. И даже не строгие, сдержанные в одежде и проявленных
чувств лорды, из которых состоит двор Рыжей Бес.
Одеянья их скроены из холста и кожи; вместо дворцов у них -
замки-крепости; и боевые клейморы носят они вместо полуигрушечных шпаг с
вычурными эфесами.
Нет, не дворяне они в прямом смысле этого слова. Скорее -
предводители отрядов, скроенных по единству крови и жизненного
пространства. Вожди племен. Таны.
Таны...
Есть среди них такие, как Эйн Глен-Финенский, который остановил
расправу над тем, кого считал невиновным. Остановил - рискуя своей жизнью,
жизнью и покорностью своих соплеменников.
Но есть и такие, как Мак-Бет Гламисский, что опозорил родовой замок,
пролив там кровь заночевавшего в замке сюзерена, - с целью завладеть его
уделом.
Последних - таких, как Мак-Бет Гламисский - больше. Словно и не
пролегла между кланами Мак-Бетов и Мак-Лаудов пропасть глубиной в пять
веков.
И гонят таны своих пастухов, каждый из которых два месяца в году -
воин, и своих воинов, каждый из которых девять месяцев в году - пастух, в
бессмысленные войны на земли соседних кланов.
Впрочем, гонят ли? Попробовали бы не погнать... Тогда, пожалуй, сами
прогнали бы таких танов воины-пастухи... Прогнали - и посадили на их место
других, более лихих и воинственных.
Вот отчего трещат на вересковых холмах копья, звенят доспехи,
сшибаются, плюясь искрами, голубоватые клинки.
Вот отчего после выигранного боя победители начисто вырезают
побежденные кланы. Это - если суров их тан, тан-победитель.
Если же тан мудр, добр и честен, - то вырезают лишь мужчин и
мальчиков захваченной деревни...
А уж если мудр, добр и честен тан настолько, что эти черты его
характера вызывают даже некоторый ропот среди одноплеменников (как роптал
на Эйн Гуса клан Мак-Лаудов), - то тогда тех из мальчиков, кто по малому
возрасту своему не достает еще макушкой до уровня тележной оси, оставляют
в живых.
(Редко, очень редко бывает такое. В стране, живущей законами кровной
мести, обычно не рискуют сохранять жизнь возможному мстителю - "из гнид
вырастают вши!").
Но не глумятся над мертвыми. И не нападают врасплох, обеспечив себе
безопасность ночью или туманом. А золото, награбленное у побежденных, -
это золото быстро расходится, не обогатив победителей. Ибо при всей
воспетой многими шотландской скупости, не стремятся хайлендеры копить
ТАКИЕ деньги.
И никогда во время боя тан не сможет вообразить для себя иного места,
нежели в первых рядах атакующих.
А уж тем более немыслимо, чтобы кто-нибудь вмешался в ход
единоборства, если во время боя два воина не просто сошлись в схватке, а
успели выкрикнуть друг другу старинный вызов на поединок.
И вовсе безразлично при этом, принадлежат ли поединщики к
благородному сословию или нет. Все равно вмешательство недопустимо... Ни у
кого даже мысли такой не возникнет - помогая своему поединщику, нанести
врагу удар в спину.
Даже если от этого и зависит исход не одного поединка, а всей битвы.
А следовательно - жизнь своего клана.
Но горцы твердо знают, какими тропами следует ходить, а какими - не
следует...
Вот почему Черный Воин, недоброй тенью мелькнув на хайлендском
горизонте, тут же исчез с него. Хотя он и не успел в полной мере
осуществить свою цель...
Но - не может быть для Крагера среды более чуждой, чем окружение
воинственных горцев. Совсем иные источники питают их воинственность! И не
по силам Крагеру долго носить личину Мак-Крагера.
Да, ведома горцам тропа чести. И не боязнь это проклятия со стороны
мага Мерлина или феи Морганы.
(Не очень-то и верят ныне, кстати говоря, в Мерлина и Моргану...
Поди, не десятый век на дворе, - а как-никак, конец шестнадцатого столетия
от рождества Христова!).
Просто если не уважать противника - то и себя незачем уважать.
Все горцы Хайленда наполовину язычники - и те, кто считает себя
католиками, и те, кто к протестантам себя причисляет. Для всех них начало
пути в Авалон - шотландский рай - лежит на клинке вражеской клейморы, что
после славной битвы исторгнет душу из тела. Вот отчего говорят: веселы
войны!
Если кровь - пусть она льется рекой! Если легли трупы - пусть они
громоздятся грудами! Почти неведомо хайлендерам примирение, и в ненависти
они заходят едва ли не столь же далеко, сколь и в дружбе.
Или в любви...
Этот путь жесток, но честен. По нему можно идти, не уродуя
собственную душу.
Во всяком случае, какое-то время...
Да, надолго выпал Хайленд из хода истории. Будто застрял он в той
эпохе, когда викинги плавали вдоль побережья на узких, хищных ладьях,
увенчанных драконьими головами.
Но, может быть, за то и ценят Северную Шотландию? Многое не сумела
она приобрести, - но многое сумела и не утратить.
Как знать, не оттого ли столь богата Шотландия мудрецами и поэтами,
что ежеминутно нависающая над головой смерть заставляет с особой тонкостью
чувствовать жизнь...
И не оттого ли и сейчас, и через многие века во всем мире будут жадно
слушать баллады шотландских горцев, любоваться неповторимым узором тартана
или многоцветьем росписи старинных книг...
А во время клановых праздников потомки хайлендеров, которых разметало
по свету от Аляски до Австралии, неизменно облачаются в одежду и цвета
своего клана - юбку-килт, плед и клетчатую шапочку. На пояс же цепляют
споррэн - огромный кошель из тюленьей шкуры.
И говорят о себе в такие дни лишь во множественном числе: "Мы -
Мак-Интайры из Лэрга"... "Мы - Канингемы с Барра..."
"Мы - Мак-Лауды из Глен-Финен..."
Но все же, все же...
Говорили в старину: не получит мертвый ни пенни, ни травинки, ни
клока шерсти с худой овцы - будь он тан или последний свинопас.
2
Все же опасно дергать судьбу за бороду.
И лгут те, кто говорит о веселых войнах, - даже если правы они насчет
щемящей грусти хайлендских баллад. Но оттого, быть может, и грустны песни,
что войны длятся веками, и не видно им конца...
А погибнуть с честью - можно лишь для себя. Для твоих родных и
близких ты просто гибнешь - и малым облегчением становится для них
завоеванная тобою честь...
...Конан встал. Предрассветная прохлада коснулась его тела холодными,
влажными пальцами. Небо на востоке уже начинало окрашиваться алым - будто
кровь вытекала из широкой, в пол-горизонта, раны.
Сколько времени он пролежал так, прислушиваясь к своим мыслям?
Долго. Достаточно долго, чтобы угли близкого пожарища почти
прогорели, а визг смертельно раненной лошади вдалеке сменился глухим
хрипом.
(Помнил Конан: лошади крепки на рану. Долго они цепляются за жизнь -
и умирают медленно, трудно).
Рядом с багровыми углями обозначился парно сверкнувший огонек. Волк?
А вот еще две зеленые светящиеся точки чуть в стороне. И еще...
Ого! Целая стая!
Не верьте, если скажут, что волк боится огня. Он отступит перед
горящей палкой, но лишь постольку, поскольку она опасна, поскольку может
обжечь. Перед обнаженным клинком он будет отступать точно так же.
Осторожно, но без панического страха. Будет отступать, пятиться - и
скалить зубы, выбирая момент для атаки.
Стая - не отступит.
И вдвойне не верьте, если скажут вам, будто боится волк человека, не
решается напасть на него, даже мучимый голодом. Не верьте, хотя это и
правда... иногда.
Дана волку сила - хотя и меньшая, чем у самых грозных хищников; ум же
- несравненно больший. И скорость движений, и тонкое чутье. И способность
сбиваться в стаи, действовать согласованно...
Лучше любого другого зверя знает волк пределы возможностей своих,
своего врага, своей добычи... Отличит он ружье от палки, выстрел - от
удара по камню. И остерегаться волк человека стал лишь тогда, когда
осознал, что человек опасен. Любой, даже невооруженный.
Потому что в ответ на гибель безоружного одиночки раскинет облава
цепь загонщиков, взмоют в воздух вертолеты с охотниками, промчатся по
земле машины, неся в кузове десятки стрелков, палящих во все живое...
Но это - не сейчас. До этого еще несколько веков.
Пока что волк не испугается одиночки, особенно, если нет у того
оружия дальнего боя.
Стая же - тем более не испугается... Нелегко отбиться от стаи
пылающим факелом, и мечом - не легче.
Меч-катана был у Мак-Лауда на поясе. Никогда они не расставались друг
с другом - Горец и меч.
Да, именно так! Меч имеет свою душу, у него есть своя цель, свой
Путь... Даже в небытие - или, наоборот, в сверхбытие - они отправились
вместе. И вместе же вернулись оттуда.
Но зверей - десятка два, и они, скорее всего, привычны ускользать от
клинкового удара. Правда, с такими мастерами меча им встречаться явно не
приходилось...
И все-таки - хватит ли у него силы и внимания на всех них, если
кинутся разом?
Почти наверняка хватит.
Почти.
Плохая это смерть - от смрадных клыков. Плохая даже для
бессмертного... Недостойно воина - носить на теле шрам от первой раны,
повторяющий контуром волчью челюсть, а не вражеский клинок.
Правда, сейчас осень (или весна? Во всяком случае, снега нет),
кормная пора. В бесснежное время звери не должны быть столь голодны, чтобы
идти на риск смертной схватки...
Но мало ли что бывает! Если на то пошло, в бесснежье волки обычно и
не собираются в многочисленные стаи.
...Все эти мысли мелькнули на краю сознания Конана за тот неуловимо
краткий миг, когда он, обнажив изогнутое лезвие, шагнул навстречу стае.
Мелькнули и исчезли. Так пролетающая птица мелькает в поле зрения
человека, идущего в бой...
Стая не приняла вызова. Не допустив человека и на дюжину шагов, волки
исчезли, растворились в тумане. Будто и не было их.
А подойдя к тому месту, где только что кружились серые тени, Мак-Лауд
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг