и прикрыв ноги шерстяным пледом. Подсунув под щеку кулак, она смотрела
прямо перед собой полуприкрытыми глазами и лишь иногда тяжело, судорожно
вздыхала.
Как только Дункан появился на пороге, Тесса повернулась к нему и
совершенно буднично сказала:
- Я тебя люблю.
Он поставил поднос на журнальный столик возле кушетки, на которой
лежала Тесса, и присел рядом.
- Прости, что все так случилось, - тихонько сказал он. - Мне очень
жаль.
- Я знаю, - она протянула руку и погладила его по щеке.
- Может быть, ты и права, - Дункан взял ее руку и поцеловал. - Может
быть, за всем этим, действительно, стоит Ребекка.
- Но ты в это не веришь, - то ли вопросительно, то ли утвердительно
сказала Тесса.
- Я не знаю.
Дункан взял себе чашку кофе и предложил жестом Тессе бутерброды, но
она отказалась и приготовилась слушать дальше, а он продолжал:
- Ричи сказал мне, что прежде, чем Райнхардт исчез, он был с кем-то
помолвлен.
- С Ребеккой?
- Возможно.
- Мак, но тогда я не понимаю, почему она явилась именно к тебе?
- По-моему, она думает, что это я его убил.
- Но ведь ты не убивал его, - вновь то ли спрашивая, то ли утверждая,
сказала Тесса.
- Не убивал, - как эхо повторил ее слова Мак-Лауд.
Немного помолчав, Тесса заговорила так, словно вдруг поняла что-то
очень важное:
- Если она была помолвлена с Райнхардтом, то он наверняка рассказал
ей о своем бессмертии, ну, и об остальном...
- Это вовсе не обязательно, - возразил Дункан.
- Почему?
- Я рассказал тебе об этом только потому, что я тебе доверяю. Я могу
доверить тебе все, что угодно, даже свою жизнь. Я тебя люблю. А Райнхардт
никому не доверяет. И никого не любит.
Она немного подумала и сказала:
- Тогда я могу представить, что она чувствует... - Тесса вздохнула. -
Ее жених погиб, тело так и не нашли, нет даже могилы. Осталась только
незаживающая рана в душе. Еще вчера у тебя было все, о чем можно мечтать,
а сегодня только одиночество, пустота и никаких надежд на будущее, и
никакого утешения. Представляешь, что может сделать с женщиной такая
ситуация? Что может сделать такая женщина?
- Мне кажется, что именно это она и собирается сделать.
Вдруг по щекам Тессы покатились слезы, она задрожала, быстро вскочила
и крепко прижалась к Дункану.
- Обними меня.
Он ласково привлек ее к себе.
- Я все понимаю, дорогой. Иначе ей просто стало бы незачем жить. Мне
страшно, Мак! Страшно оказаться на пути такой женщины. Она не остановится,
пока не сделает все так, как она решила.
- Может быть, - произнес Мак-Лауд, глядя, как на журнальном столике
дымятся кофейные чашки.
13
...Утро. Хмурое, осеннее, промозглое, серое, как и вся жизнь. Лишь
парк пылает желто-красным костром неукротимой ненависти. И холодно. Теперь
всегда холодно в этом проклятом доме, на этой проклятой земле. С тех пор,
как он умер, всегда поздняя осень и всегда холодно.
Липкие ледяные щупальца одиночества обвивают бьющееся в судороге
неутоленной мести горло, а шаткая полуразмытая реальность течет,
расползается под руками, льдинкой тает в горячих пальцах.
Падают, падают продрогшие капли прозрачными слезами на невидимую
могилу. Отражение в несуществующем зеркале более реально. Но с порывом
зимнего ветра с неба срывается снежинка, огромная, нелепая, желто-красная
бестия... Приближаясь, она растет, растет... Вот она уже с дом...
Перепоночки ледяные, прозрачные кружева легкого инея, как бетонные балки.
Все ближе, ближе... Вдребезги. Разве что-то может случиться, если разбить
невидимое зеркало или сжечь несуществующую фотографию? Тяжелый дождь
острых невидимых осколков: кап-кап... Стеклянные лужи над головой то и
дело выливают за шиворот потоки остро отточенных капелек. Сталь зеркала
исходит холодом и плачет, плачет: зиль-бер. В серой бездне клинка
отражается желто-красный вихрь. Он облетает, срываясь с черного пепла
голых веток, оставшихся после пожарища.
Холодно.
Ребекка распахнула двери спальни и по коридору вышла на террасу,
окруженную огромными вазонами. Шелковая широкая рубаха мгновенно
взвихрилась под обжигающими потоками утреннего ветра. Сегодня именно тот
день, которого она ждала все эти проклятые годы. Пронзительная сталь
морозного воздуха хрупкой тонкой пеленой окутала весь мир. Она облепила
мир с головы до ног, приросла, как кожа.
Молниеносный взмах сабли, рассекающей хлестким ударом упругую
свежесть, решит сегодня все, а дальше - долгожданное тепло, бьющее через
ровные края свежей раны.
- Ребекка...
- Да, Уолтер.
- Ребекка. Этот костюм - это именно то, что тебе нужно. Брюнетка в
алом... Я мечтал всю жизнь.
- Она твоя.
- Ребекка...
Кровавые языки пламени облизывают черный бархат осенней полночи,
тепло и уютно... Было... Пока ледяной порыв прозрачной стали не уничтожил
все, что так дорого, пока ветер не засыпал мир желто-красным листопадом.
Год за годом, тысячу жизней, миллион лет беспощадных тренировок, всю
вечную осень она готовилась, чтобы однажды ответить на мучивший ее вопрос.
Хватит ли у нее ненависти, чтобы смыть этот желто-красный поток,
захлестнувший все ее существо, серым холодом стали.
Оранжевый диск на пятнистом полотне и черный хрупкий пепел под
ногами, а между ними плотная, всепоглощающая серая реальность клинка. В
ней, как в гигантском аквариуме, плещутся мужчины, женщины, дети...
Вдыхая сталь, что может делать человек? Только бесконечно кружить в
вальсе с тряпичной белой куклой, прозрачной, как несуществующее зеркало.
Нежный осенний танец вокруг кровавого сгустка. Трехгранное лезвие гнется
дугой, в помертвевших глазах тонут мутнеющие зрачки, заволакивая черным
пеплом бешеный холод пожарища, горло захлебывается. Это последний поцелуй.
Брюнетка в алом...
- Она твоя.
- Но хватит ли у тебя ненависти?
- Я тебя люблю.
- ...брюнетка в алом...
- Я тебя люблю.
- Ребекка...
Она выдергивает из манекена прозрачный ручей стали и вытирает клинок
кружевным платком с монограммой "У.Р.". Желто-красная ткань постепенно
окрашивается, превращаясь в кровавую; пепел летит, кружась в осеннем
ветре. Сегодня начнется зима.
- Скоро Рождество.
- Да, дорогой, а потом опять наступит осень.
- Глупышка, потом будет весна. Скоро придет Рождество.
- Да, дорогой. За окнами холодно, промозглый ветер, с утра моросит
дождь, колючий, как осколки зеркала. Разожжем камин?..
- Ребекка...
Она садится в машину и едет по осенним улицам. Город только
просыпается. Тяжелые капли бегут по щекам, мерзнут на холодном ветру.
Брюнетка в алом... Слезинки звонко падают в пепел жизни, выстукивая:
зиль-бер, зиль-бер.
Зильбер.
В антикварном магазинчике было пусто. Так рано посетители сюда не
заглядывали, а хозяева, по-видимому, находились где-то поблизости, в жилой
части двухэтажного домика.
Ребекка вошла в помещение и осмотрелась. Вон он. В застекленном
небольшом шкафчике, висящем на стене...
Услыхав, что пришел посетитель, Тесса, находящаяся в комнатке,
соседней с торговым залом, громко крикнула:
- Одну минутку. Извините, я сейчас к вам подойду.
Ребекка размашистым шагом, не спеша, уверенно прошла через весь зал
и, открыв нехитрый замочек стеклянного шкафчика, распахнула прозрачную
дверцу. Это была она, его сабля. Именно то, что она так долго искала и на
что никак не решалась предъявить свои права. Но сегодня особый день. Она
протянула руку и вновь, как много лет назад, почувствовала знакомую
тяжесть и гладкую, как кошачья шерстка, полировку металла.
Сбоку раздались шаги и вошла Тесса. Увидев, что посетительница без
спроса открыла витрину, она спросила:
- Что вы делаете?
Посетительница повернулась к хозяйке магазинчика лицом, - и та сразу
узнала в ней Ребекку, которая внезапно зашипела, как разозлившаяся кошка,
и, выставляя вперед острый коготь зильбера, сказала:
- Беру то, что по праву принадлежит мне.
В голосе гостьи было столько ненависти, что у Тессы по спине побежали
мурашки. Она поняла, что эта женщина, доведенная до отчаяния, может
решиться на все, что угодно.
- Ваш муж дома?
- Нет, я одна, - ответила Тесса и, указывая на саблю, спросила. - Вы
хотите это украсть?
- Эта сабля, - невозмутимо ответила Ребекка, - принадлежала моему
жениху. А теперь должна принадлежать мне.
Она взмахнула зильбером, бешено сверкнув своими черными глазами.
Тесса быстро сообразила, что лучше всего с такой посетительницей
разговаривать на большом расстоянии, и зашла за широкий стол, на котором
были выставлены мелкие побрякушки. Оттуда уже она решила продолжать
разговор.
- Дункан был прав, - сказала она. - Вы были помолвлены с Уолтером
Райнхардтом.
- Да, - горько воскликнула Ребекка. - Но он погиб.
- Вы ничего не знаете, - пыталась объяснить ей то, что произошло,
Тесса.
Она понимала, что несчастная женщина может совершить самую большую и
неисправимую ошибку в своей жизни. Райнхардта она себе не вернет вне
зависимости от того, жив он или умер, а сама погибнет. Ее убьет либо
Дункан, если она попытается его убить и узнать его тайну, либо сам
Райнхардт, если она найдет его и тоже узнает тайну бессмертных. Поэтому
Тесса решила попробовать отговорить Ребекку от этого смертельного
предприятия. Она так разволновалась, что даже вышла из-за
демонстрационного стола.
Но Ребекка не хотела ничего слышать.
- Я все знаю, - фыркнула она, поднося острие сабли к груди Тессы.
Но та, не обращая внимания, старалась объяснить:
- Вы не понимаете с чем вы имеете дело!
- Это вы не понимаете, с кем вы имеете дело, - оскалилась брюнетка. -
Мак-Лауд - убийца!
В ее глазах пылал гнев.
Но Тесса ни на что не собиралась обращать внимание. Ни на то, что
собеседница взбешена, ни на то, что прямо перед ней острый, как бритва,
клинок, готовый пронзить ее тело. Она хотела только одного - спасти
несчастную женщину от нее же самой. И поэтому она отодвинула рукой саблю,
словно перед ней была не сталь, а папье-маше, и горячо заговорила:
- Вы ошибаетесь. Я вам сейчас все объясню...
- Я не хочу ничего слышать, - вдруг совершенно спокойно сказала
Ребекка и опустила саблю. - Эта сабля у него, - голос ее задрожал, - а она
могла достаться ему только, если он убил Уолтера. Теперь я уверена, что
Мак-Лауд его убил.
- Но, черт возьми, - закричала Тесса, - если вы так думаете, то
почему же вы не обратились в полицию?
- Я обращалась, но не было никаких доказательств. Не было ничего,
даже тела. Но теперь у меня есть сабля. И я сделаю с ним то, что он сделал
с Уолтером. Я убью его.
Ребекка развернулась и решительно пошла к выходу. Тесса ничего больше
не могла сделать, и ей не оставалось ничего, как только попробовать еще
раз убедить фехтовальщицу.
- Подождите, - вслед ей воскликнула Тесса, - все совсем не так, как
вы думаете!
Но тщетно. Дверь захлопнулась за ранней посетительницей.
Ночной город был темен и пуст и пугал жителей осенней отчужденностью.
Поэтому на центральных улицах, освещенных вечерней иллюминацией, быстро
сновали редкие пешеходы, стараясь поскорее укрыться от холодного сырого
ветра в своих домах. Осенние вечера не всегда располагают к прогулкам, и
Мак-Лауд, - как впрочем, и все жители городка, - спешил домой. Он гнал
машину по залитому холодными огнями проспекту и думал, думал...
История, которая закружила их с Тессой, как осенний вихрь кружит
опавшие разноцветные листья, грозила бедой гораздо более страшной, чем
простуда.
"Что делает людей такими, какими они есть, - размышлял он, чувствуя
себя таким далеким от всего мира, таким отрешенным от обыкновенных
человеческих проблем, как будто жил в другой галактике. - Интересно,
задумывался ли кто-то об этом? Одни рождаются хорошими, другие - плохими,
а есть еще такие, которые рождаются бессмертными, и они тоже бывают
разными. Но из них в конце концов останется только один.
(Бессмертие для Райнхардта всегда было лишь игрой, в которой
действовали лишь его правила, а проигравший платил за все смертью. Но зато
выигравший не жалел ни о чем).
А что такое бессмертие для меня? Зачем мне эта неоправданно долгая
жизнь, если мне не нравится сама идея вечной игры и я не понимаю ее цели.
И вообще я не думаю, что это игра.
Я никак не могу понять почему мы чем-то отличаемся от остальных!
Почему Конан, я и другие - это одно, а Слэн, Райнхардт и еще сотни -
другое? Почему, если мы выиграем, то будет все хорошо, а если они, - то
все плохо? Почему?!.
За столько лет мне чертовски надоело ломать голову над этим вопросом,
который все равно невозможно решить. Мне иногда кажется, что я мучаюсь
дурацкими несуществующими проблемами, а вокруг меня умирают люди. У меня
есть много времени для того, чтобы любить их, быть с ними, но пока я решаю
несуществующую проблему, они умирают. Умирают любимые, и их не вернуть. А
проклятая неизвестность калечит дорогие судьбы, уносит драгоценный покой.
Ведь я могу прожить еще тысячу лет, а могу умереть завтра, и они от этого
боятся, страдают, седеют... Но почему-то совсем не думают о себе. Они
смертны, и гораздо более хрупок их жизненный путь, но почему-то они всю
свою недолгую жизнь переживают за меня, даже на смертном одре.
Тогда зачем эта всепоглощающая долгая борьба, если никому не
становится лучше, даже если ты побеждаешь! Тогда мучаются другие
незнакомые люди, но тоже - мучаются; и какая разница - хорошие они или
плохие, если ты сам их обрек на мучения и на долгие страдания.
Но самое страшное, что от этой борьбы никуда нельзя уйти. Нельзя
отсидеться или погибнуть в каком-нибудь бою. Однажды Конан мне сказал:
- Каждый раз, когда не дерешься ты, дерусь я. Чем меньше достается
тебе, тем больше достается мне. Делай хорошо свое дело. Тем более, что
кому-то, - правда, я не скажу кому, - всегда достается все: все радости
жизни и все самые красивые женщины"...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг