ты думаешь обо мне иногда... Я даже знаю, когда во сне ты ищешь меня и
находишь не такой, как я есть... Не нужно, Ротанов, это все бессмысленно,
чудовищно. Я не знаю, как найти слова, какие нужны слова, чтобы тебя
убедить, чтобы, когда я ушла, у тебя не осталось ни тоски, ни гнева,
потому что никто не виноват в том, что так случилось, что мы встретились и
полюбили друг друга... Хотя это и невозможно.
Она была потерянной девчонкой, с холодным бескровным телом манекена в
их первую встречу.
Она была суровой посланницей врагов с сухими беспощадными фразами, не
оставляющими никакой надежды... И она же, оказывается, могла быть вот
такой, какой была сегодня, - попросту влюбленной женщиной.
Он жадно вглядывался в нее, словно старался запомнить навсегда, и
вдруг ему показалось, что он уже видел это лицо... Нет, не тогда, когда
нашел ее в этой комнате. Раньше, гораздо раньше... Если удлинить разрез
глаз, взбить волосы, на которых когда-то сверкала серебряная диадема...
Этого не может быть! Все смешалось в нем, заволоклось туманом. Одно только
оставалось совершенно очевидным, отчетливым: она сейчас уйдет. Навсегда
уйдет из его жизни. Снова он ее упустит и на этот раз уже навсегда. Только
поэтому, да еще потому, что она вытащила на свет из потаенных уголков его
сознания все мысли, в которых он боялся признаться самому себе. Он понял,
как ему нужна эта женщина, и понял, что, если ко всей его горечи
прибавится еще и эта потеря, он может просто не выдержать, сорваться...
Пульсатор валялся в углу, он видел, как в полумраке зловеще
поблескивает вороненый металл короткого ствола, и думал о том, что
инженер, наверно, был близок к его теперешнему состоянию, когда неделю
назад ушел в город, чтобы не вернуться. Инженер хоть верил, что может
кому-то отомстить за смерть своих близких, она же позаботилась о том,
чтобы у него не осталось даже этой горькой возможности... Потому что ведь
это правда: та девушка, которая погибла от люссов, не была ею. И
следовательно, даже за ее гибель он не может мстить, наоборот, только
благодаря этой гибели возникло холодное облако тумана, уплотнилось,
принесло с собой частицу памяти о совсем другой женщине, жившей на этой
планете тысячи лет назад. Вот откуда это странное сходство с гордой
рэниткой. Вот опять, как все нелепо, не было злой воли. Кошмарный бред...
Не бывает таких безысходных ситуаций... И наверно, единственный выход -
уничтожить все это сразу, весь этот бредовый мир... Казалось, так просто
сжать в руках тяжелую ребристую рукоятку и утопить в потоках пламени всю
свою тоску и горечь...
- Мне уже пора...
- Я не отпущу тебя!
Он протянул руку и нашел ее ледяные пальцы. Впервые прикосновение к
ней не вызвало ни отвращения, ни страха. Он чувствовал только глухое
глубокое отчаяние. Он крепко сжал ее руку и потянул к себе. Но холодная,
мягкая, почти безвольная ладонь незаметно, без всякого напряжения
выскользнула из его руки. Она встала и медленной неуверенной походкой
пошла к выходу, остановилась только у самой двери.
- Не так уж все безнадежно, - тихо сказала она. - Мы живем очень
долго, я могла бы подождать...
- Но тебя ведь не будет!
- Это зависит от меня... Дело в том, что я смогла бы стать опять
такой же, восстановить все таким, как сейчас, такой, какой ты меня видишь
и помнишь...
- При чем тут моя память? Объясни же наконец! - почти закричал он.
- Хорошо, я попробую. Если в наше общество приходит новый человек,
его память будет использована и учтена. В следующем цикле ты мог бы
встретиться со мной... У нас нет такой устойчивой индивидуальности и тем
более внешности, как у людей. Но именно поэтому возможна наша встреча.
После своего ухода я узнаю, какой ты меня видишь, помнишь, и я захочу
стать именно такой, и тогда это так и будет. Мы очень сильно меняемся во
время перехода... Твоя память как бы смешается с моей, твоя воля с моей,
возникнут два новых существа, дополняющие друг друга, полностью
гармоничных, ты и я... Не такие как прежде, может быть, лучше... Что-то
исправится, откорректируется в следующем цикле. Вся наша индивидуальность,
черты характера - все будет зависеть от нас самих и не будет требовать для
своего изменения таких гигантских усилий, как это нужно людям. Поэтому
пары у синглитов никогда не расстаются, многие сотни лет они
совершенствуются, изменяются, растут вместе - от цикла к циклу... Если
хочешь, я тебя подожду...
- Вот ты о чем... Нет, даже это невозможно... Даже если бы я захотел,
люссы меня не трогают. Но я и сам никогда не соглашусь... Я ведь человек и
даже ради тебя... Нет!
Она кивнула головой, помолчала.
- У меня к тебе просьба. Не ходи за мной.
Тихо скрипнула дверь. Тишина навалилась на него как обвал, только
кровь стучала в висках.
3
Шли дни, и постепенно Фил привыкал к своему новому состоянию. Он
по-прежнему не чувствовал себя синглитом, все еще тосковал по товарищам,
по всему, что принадлежало ему, когда он был человеком. Но его новый
приобретенный взамен мир был достаточно разнообразным и интересным.
Каждый день этот мир был к его услугам, и постепенно тоска по прежней
жизни становилась глуше. Приспособиться, пережить первые самые трудные дни
помогла ему комната, заботливо восстановившая кусочек его старого мира.
Вскоре он заметил, что все реже чувствует необходимость в уединении.
Слишком много интересного ждало его снаружи, в многочисленных
залах-лабораториях, в огромном красочном парке. Новые знания, которые он
мог тут же проверить в лабораториях, постепенно изменяли его интересы,
рождали новые мысли. Появились и первые товарищи среди синглитов. Вместе с
Эл, как назвал он свою рыжеволосую подругу, они часто посещали зал
образных гармоний. Фил научился не выдавать во время сеансов своих
истинных чувств, чтобы не мешать другим делиться друг с другом радостью.
Долгие прогулки по дну моря еще больше сблизили их с Эл. Если бы он мог
быть до конца объективным, то, пожалуй, признал бы: его теперешняя жизнь
была, по крайней мере, не хуже той, которую он навсегда потерял. Вот
только его постоянно мучили мысли о том, что это всего лишь передышка.
Подготовка. Рано или поздно из него сделают солдата врагов. И он все время
напоминал себе, что за стенами этого прекрасного стеклянного здания шла
жестокая, кровопролитная война с его недавними товарищами.
Если бы не эти мысли, не страх, что его попросту завлекают, он бы,
наверно, не так тосковал, и его адаптация в мире синглитов прошла бы
намного безболезненнее и быстрее. Но с этим он ничего не мог поделать, ему
оставалось попросту ждать и стараться сохранить в себе память, остатки
прежней ненависти, чтобы в решающий момент не отступиться, не стать
предателем...
Человек он или синглит, уважать он себя перестанет, если возьмет в
руки оружие и направит его против воспитавших и вырастивших его людей. А
раз так, нельзя расслабляться, нельзя забывать... И он старался. Больше
всего тяготила неизвестность, связанная с таинственными превращениями,
ожидающими каждого синглита во время перехода в новый цикл. Он подозревал,
что именно тогда произойдет с ним то, чего он так боялся. Судя по всему
день этот приближался. Перестали приходить поезда с новыми партиями
синглитов. Жизнь огромного города-дома постепенно замедляла свой ритм.
Однажды утром он обнаружил, что все лаборатории центра прекратили работу.
В коридорах и на дорожках парка встречались сосредоточенные, спешащие к
вокзалу синглиты. О Филе словно забыли... Он пошел на станцию и проводил
несколько поездов. Никто не пригласил его участвовать в этом массовом
исходе, никто не заставлял и оставаться. Им словно не было до него
никакого дела. Он не мог больше уловить ни одной их мысли. Фил подумал,
что война, может быть, перешла в какую-то новую фазу. Люди получили
подкрепление, связались с Землей, и теперь синглитам грозит полное
уничтожение, его новый мир будет уничтожен, разрушен, и он, перестав быть
человеком, не станет и синглитом... Будет существом без прошлого и
будущего. Эта мысль обдала его холодным страхом, и сразу же он сказал
себе: "Вот оно, начинается. Они сумели показать тебе, чего ты можешь
лишиться. Теперь нужно совсем немного усилий, и ты побежишь спасать свою
новую конуру. Ну нет! Этому не бывать!"
Он повернулся и решительным шагом направился прочь от станции. Нужно
попытаться разыскать Эл, пока она не уехала, и узнать, что произошло.
Он вспомнил, как бежал через лес. В конце концов, этот выход у него
останется всегда. Он сможет выйти на передовые посты перед базой. Это
будет естественным и справедливым концом. Вспомнил, как однажды на
рассвете он стоял в дозоре и из лесу прямо на него вышел какой-то одинокий
синглит. Вышел и пошел напролом, не останавливаясь, не обращая внимания на
окрики. Ослепительная вспышка пламени прервала его долгий путь... Только
теперь Фил понял, как долог и нелегок был этот путь...
Обычно они встречались на пляже, у Эл не было своей комнаты, она
объясняла это тем, что тяга к одиночеству проявляется только в первом
цикле.
На пляже никого. Волны моря набегали на пустынный берег, покрытый
шелковистым ласковым песком. Много часов провели они здесь вместе и чаще
всего молчали. У них еще не было общих воспоминаний, а своим прошлым она
не любила делиться, так же, впрочем, как и он сам. Он заметил, что все
связанное с человеческой жизнью стало у синглитов своеобразным табу. Не то
чтобы говорить или думать о ней запрещалось, но это было невежливо, потому
что причиняло собеседнику невольную боль. Только теперь он начал понимать,
что синглиты гораздо более ранимы, чем казались с виду, и что никакие
циклы полностью не справляются с болью и тоской по оставленному
человеческому прошлому...
Эл работала в биологической лаборатории центра. Она не считала свои
занятия там работой. И он понимал ее, сам невольно увлекаясь опытами,
которые она ставила. Наверно, этой увлеченности способствовало отсутствие
всякого определенного времени занятий, их необязательность, они как бы
стали своеобразной игрой, развлечением, а не работой.
Все двери оказались открытыми. Они и раньше не запирались, кроме тех,
что вели в опасные помещения или личные комнаты новичков.
Пока Фил бродил по пляжу, здание полностью опустело. Ему казалось
невозможным, чтобы она уехала, не попытавшись его увидеть!
Но вся аппаратура, зачехленная и обесточенная, была подготовлена к
длительной остановке и хранению чьими-то заботливыми руками. Казалось,
здание уснуло. Он еще с полчаса бродил по его коридорам и залам, невольно
вспоминая день, когда метался из одного перехода в другой, как загнанная
бездомная собачонка... Теперь у него есть хоть комната и ничего другого
ему не оставалось, как снова спрятаться за ее дверью от собственного
страха и одиночества.
За столом сидел незнакомый светловолосый синглит и задумчиво вертел в
руках стеклянную статуэтку. Фил попятился. У синглитов было не принято без
разрешения входить в чужую комнату. Грубое вторжение не предвещало ничего
хорошего.
4
Ротанов словно плыл в расплывчатом море, у которого не видно берегов.
Уходя из города, он на что-то надеялся, что-то искал... Что именно?
Этого он уже не помнил. Хотя если хорошенько подумать, то можно вспомнить,
что еще совсем недавно у него была вполне определенная цель: настигнуть
синглитов, покинувших город, найти то место, куда они уходят для каких-то
неизвестных, тайных от людей дел... Но постепенно, с каждым часом цель
становилась все неопределеннее, словно окружающий туман проникал даже в
мысли, путал их. Он ведь искал не просто место... Не ответ на загадки
планеты... Он искал женщину, вернее, синглитку. Он выполнил ее последнюю
просьбу, позволил уйти, навсегда затеряться в белесом болоте и, похоже,
заплатил за это слишком дорогой ценой. Обрек себя на дорогу, у которой нет
ни конца ни края. Всю жизнь он будет теперь идти вот так, увязая в тумане,
не зная, куда и зачем.
Постепенно усталость давала о себе знать. Он все чаще спотыкался,
терял представление о времени и пространстве. Иногда ему казалось, что он
бредет в этом однообразном сером месиве с самого рождения и будет идти еще
долгие годы, без всякой надежды на конец дороги. Чтобы вернуть ощущение
реальности, Ротанов сорвал с плеча пульсатор и выстрелил.
На секунду ему показалось, что в тумане чужой планеты взошло
обыкновенное земное солнце. Его желтоватый жаркий свет разметал враждебные
щупальца тумана, горячий ветер ударил в лицо, смел остатки липкой дряни, а
отсвет горящих деревьев высветил склон холма, по которому он шел. Сознание
вновь обрело знакомую ледяную четкость, мысли уже не прыгали и не
путались. Все упростилось, стало до конца ясным. Он инспектор. У него есть
инструкции, там можно найти ответ на самые сложные вопросы. Простой и
доступный ответ. Уголком сознания он понимал, что с ним не все в порядке.
Он слишком долго шел, слишком устал. Многократные нападения люссов не
могли пройти бесследно...
Ротанов достал флягу с водой, но не успел сделать ни одного глотка.
Сверху по склону холма ему навстречу спускалась маленькая фигурка, издали
очень похожая на человеческую. По походке он сразу же понял, что это
синглит. Спрятаться? Пойти за ним следом? Попробовать заговорить? Сейчас
все эти очевидные решения казались ему слишком сложными.
Ствол пульсатора описал короткую дугу, ловя в перекрестье прицела
тропинку, по которой шел к нему синглит. Оставалось подождать, пока он
сделает шагов двадцать, выйдет на эту открытую тропинку, и нажать спуск.
5
Посетитель поставил статуэтку на место и сразу же поднялся навстречу
Филину.
- Ну вот мы и встретились. Ты ведь хотел этого с самого начала.
Раньше это было бессмысленно, теперь ты готов к разговору. Я твой
наставник.
"Вот оно! - обожгла сознание мысль. - Я знал, что они от меня не
отступятся, никогда не оставят в покое! Им нужны солдаты..."
- Подожди, Фил. Не надо спешить с выводами. Я пришел не за тем, о чем
ты думаешь. Слишком многое зависит от того, поймешь ли ты меня сейчас,
поверишь ли, поэтому не спеши и хорошенько подумай, прежде чем примешь
решение. А сейчас сядь и послушай.
Филин почувствовал, как его охватывает знакомое щемящее чувство,
которое, как он знал, появляется у него накануне боя или в момент сильного
нервного напряжения; оно длилось недолго, и на смену ему всегда приходило
спокойствие и трезвый расчет, не раз выручавшие его в сложных запутанных
ситуациях. Он сел к столу совсем близко от посетителя и пристально
посмотрел ему в глаза.
- Я слушаю, хотя и не понимаю. Если ты действительно мой наставник,
то, наверно, мог бы внушить мне любое желание, любую свою мысль без этих
долгих разговоров. Я уже знаю, что такое твой мысленный контроль.
- Контроль допустим лишь в начальной стадии обучения, ты ее уже
прошел. То, что мне от тебя нужно сегодня, не заменит никакое внушение,
мне понадобится твоя собственная воля, все твое желание, чтобы добиться
успеха.
- Я слушаю.
- Ты помнишь зал пластации?
- Да, я туда не пошел.
- В тот день было еще слишком рано, и ты ничего бы не понял. В этом
зале мы можем изменять свою внешность и не только внешность - все тело.
Его строение целиком подчиняется нашей воле, желанию; ну так вот, мне
очень нужно, Фил, просто необходимо, чтобы ты вернул свою прежнюю
внешность, ту, которая была у тебя, когда ты был человеком. Этого никто не
сможет сделать, кроме тебя самого, я могу только помочь.
- Зачем это нужно?
- Ты помнишь пилота, Фил?
- Того на складе? Конечно. Конечно, я его помню.
- Мне кажется, этот человек подошел очень близко к решению самой
главной задачи...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг