Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
Тошин процент был "чистым": плата за  инструменты,  за  аренду  помещений,
оплата труда обслуге и прочее - все шло из шестидесяти оставшихся. Но  это
ребят  не  остановило.  Они  мечтали  о  славе.  Им  надоели  концерты   в
третьеразрядных подмосковных ДК... И - понеслись горячие денечки.
     Через два (!) месяца они играли на сцене "Олимпийского". А еще  через
полгода их носила на руках вся страна. Но к тому времени они  уже  кое-что
поняли. Например, что  от  их  шестидесяти  процентов  после  всех  затрат
остаются считанные гроши. Что условия договора  изменить  невозможно.  Что
Тошины деньги - это ПРИБЫЛЬ, а их - ОБОРОТНЫЙ КАПИТАЛ. А значит,  на  руки
причитающееся они получить не могут.
     Им не хватало буквально на жратву и одежду. Точнее,  не  хватало  БЫ,
если бы Тоша не заботился о том, чтобы у них было все  необходимое.  Более
того, жили они если не в роскоши, то, во всяком случае, очень прилично. Но
Тоша скрупулезно фиксировал их вечный долг и, стоило им  заработать  более
или менее крупную сумму, она автоматически шла на погашение.
     Все это я обнаружил, когда вернулся к "Дребезгам" в качестве штатного
пресс-агента. Но изменить я ничего не  мог:  в  финансовых  и  юридических
делах Тоша собаку съел. Надо было видеть, как он пух от  гордости.  Он  не
только греб бабки, но и "представлял" группу на приемах и в телепередачах.
Эдакий просвещенный меценат. Иногда  он  даже  заявлялся  на  репетиции  и
пытался учить ребят, что и  как  им  следует  играть.  Но  уж  тут-то  его
обламывали круто.
     Как мы его ненавидели!.. Мы слышали, что и в центре  у  Намина,  и  в
театре  Пугачевой  -  примерно  те  же  дела.  Но  там-то  хоть  музыканты
заправляют, им простительно, казалось нам. А Тоша... Самое  поразительное,
что именно Ром ненавидел его особенно яро,  и  именно  он  полностью  -  с
потрохами - отдался ему.
     И тут я снова вспомнил обо всем, что произошло. И снова перед глазами
встала голая спина Романа, изрешеченная пулями. И вновь студенистой массой
навалился страх. Вот Ром поворачивается мертвым  лицом  ко  мне,  живот  и
грудь - сплошные лохмотья плоти, а тонкие пальцы - пальцы соло-гитариста -
сжимают пистолет...


     Я тряхнул головой, отгоняя видение, и огляделся по сторонам.  Я  ведь
почти перестал наблюдать за шоссе. А там,  оказывается,  творится  кое-что
паршивенькое: позади меня, след в след идет машина "скорой помощи".
     Я увеличил скорость, но расстояние между нами осталось прежним. Я уже
выжимал из своего бедного металлолома остатки сил,  когда  "скорая"  легко
меня  обошла.  Из  окна  боковой  дверцы  высунулась  рука   и   качнулась
вверх-вниз, давая мне знак остановиться. Но я жопой чуял, что делать этого
не надо. И я не замедлил скорости.
     Машины мчались на пределе. Мы уже минут пять  как  проскочили  дачный
поселок, где я собирался накрыть Тошу. Недалеко впереди - нас  ждал  левый
поворот  за  небольшой  холмик  с  чахлой  зеленью.  А  вправо  тут   было
ответвление - узкое, одностороннее.  Вместе  образовывалась  неравноценная
развилка.
     Притормозив, "скорая" впритык, стенка к стенке, пошла вровень с моими
"Жигулями", немного выдаваясь корпусом вперед,  и  стала  брать  чуть-чуть
вправо, спихивая меня на обочину. Она потому так наглела, что за все время
проскочило только две встречные машины - движение здесь очень хилое.
     Водитель я не особенный, и эта гонка казалась мне бешеной.  Мои  руки
словно срослись с баранкой, а сердце молотом колотило в уши. Я  уже  готов
был сдаться, как вдруг  в  башке  моей  народилась  идея.  Я  резко  выжал
сцепление и, одновременно выкручивая руль влево, ударил по  тормозам.  Мой
пылесос выкинуло на встречную полосу. Водитель  "скорой"  попался  на  эту
удочку: он вырулил туда же, но, конечно, метрах в  пяти  впереди  меня.  И
тогда я до отказа утопил педаль  акселератора  и  рванул  вправо,  надеясь
попасть в узкое ответвление...
     Но - не вписался в поворот.  Проломив  бордюр,  мой  "Жигуль"  как  с
трамплина спорхнул с полуметровой насыпи и, заглохнув от удара, встал, как
вкопанный, под шоссе. Образовавшаяся  на  миг  тишина  тут  же  прервалась
лязгом, хрустом стекла и грохотом.
     Когда, заведя машину, я по насыпи еле-еле забрался обратно наверх,  я
увидел откуда были все эти звуки: "скорая"  въехала  прямо  в  здоровенный
"Белаз", вынырнувший из-за холма. А чего ж они хотели - мои преследователи
- столько времени мчаться по встречной полосе?
     Туда мне почему-то ехать не захотелось. Во-первых, если мне не  нужны
неприятности с милицией, мне нужно дергать  отсюда  как  можно  скорее;  а
во-вторых, мне, когда из пальца-то кровь берут, и то -  тошно  становится.
И, оттого ли, что я на миг представил, какую картину я могу  там  увидеть,
от встряски ли, но меня и вправду начало тошнить. Но я пересилил  себя  и,
отерев ладонью выступившую испарину, двинул в обратную сторону - в сторону
Тошиной фазенды.



                                  КОЗЛЫ

     Вот она - дача. Нарисовалась. Я уже примерно  представлял,  что  буду
иметь счастье там лицезреть.

                 ...И он привел меня в престранные гости,
                 Где все сидели за накрытым столом,
                 Там пили портвейн, там играли в кости
                 И называли друг друга говном...

     Тоша достает меня своими жлобскими замашками. В будни меня ломает  от
одного его вида: костюмчик,  галстучек,  улыбочка  с  ямочками  на  гладко
выбритых скулах... За то уж в выходные он "отрывается" - едет на  дачу  со
своими дружками-молодыми "бизнесменами", да с девками, "за которых не дашь
и рубля", и жрет там водку до полного опупения.
     Я оставил свой помятый пылесос перед калиткой и  вошел.  Из-за  двери
двухэтажного коттеджа диким голосом орет  Розенбаум.  Пихнул  дверь  -  не
заперто. Прошел сенями, вышел в горницу. Трое  на  трое.  Все  в  порядке.
Спят.
     Нашел я Тошу, стал его за ноги из этой кучи-малы вытаскивать. Но он и
сам оклемался, вылез. Лыка не вяжет.
     - О, - говорит, - Колек. А я как чувствовал, что ты приедешь. "Седня,
- говорю, - славяне, Колек приедет. Бля буду".
     - Будешь, будешь, - приговариваю я и волоку его за шкирку  на  свежий
воздух. Вывел, тряхнул его слегка и говорю:
     - Что ж ты, Антон Павлович? Тезка твой как говорил? "В  человеке  все
должно быть прекрасно". А ты нажрался как свинья. А?!
     Он слегка в себя пришел и вдруг всхлипывать стал - так жалобно:
     - Чего ты хочешь-то? Ты скажи только, я сразу...
     Дал я ему тут пару хороших оплеух, потом подтащил к  бочке  с  водой,
которая под водосточной трубой стояла, окунул его туда рожей  и  подождал,
пока захлебнется. Тогда только вытащил. Смотрю: и вовсе стал приличный.
     - Что случилось? - спрашивает почти трезво.
     - Ты зачем, - говорю, - тварь такая, Рома на иглу посадил?
     А он даже и глазом не моргнул:
     - Не садил я его, - отвечает, - он сам. Он только спросил, где  можно
взять подешевле, я и помог.
     - Ишь ты, благодетель какой. И за какие коврижки ты ему даром  героин
стал таскать? Не накладно ли? А ведь ты дерьма кусок даром не дашь. С чего
это ты расщедрился?
     Тут Тоша скорчил физиономию обиженную:
     - Ну ты, Крот, всегда ко мне придираешься. А я, между  прочим,  люблю
тебя, Крота...
     Дал я ему коленкой по яйцам, чтобы не лез со своей  любовью  и  чтобы
время было молча подумать, чего стоит звенеть,  а  чего  не  стоит.  И  он
минуты две молчал. Обдумывал. Только звуки шипящие  издавал.  А  я  в  это
время: "Где ты брал героин и зачем давал Рому? Где ты брал героин и  зачем
давал Рому?.." - и так - раз пятнадцать. Тогда-то он мне, как на духу, все
и выложил:
     - Есть, - говорит, - человек один. Он мне за каждую инъекцию, которую
Роман себе делает, - платит. Я за последние месяцы на этом деле в три раза
больше, чем с концертов, получаю. Он ведь совсем уже выдохся, доход с него
все меньше и меньше. А скоро, чувствую, и совсем не будет.
     - Я не понял, за что этот твой "человек" платит-то?
     - За инъекцию. За укол.
     - Я знаю, что такое инъекция. Я не пойму, ему-то это зачем?
     - Какие-то медицинские опыты. И если  он  не  врет,  а  он  врать  не
станет, я его не  первый  год  знаю,  то  на  этом  деле  он  может  круто
заработать. А тогда обещает и меня в пай взять.  Но  в  чем  там  суть  я,
честное слово, не знаю. Почти.
     Я уж не стал цепляться за это его "почти"; потому что надоело  уже  с
гадом вокаться. Каждое слово - еле  вытянешь,  и  каждое  может  оказаться
враньем. Надо двигаться дальше.
     - У тебя телефон тут есть? - спрашиваю.
     - Наверху.
     - Сейчас ты этому своему "человеку" и позвонишь. И скажешь, чтобы  он
срочно сюда приезжал. Ясно?
     - Нет уж, Николай, - заявляет мне Тоша, - так не  пойдет;  он  -  мой
деловой партнер, и ни разу он меня не  подводил.  И  я,  в  свою  очередь,
подводить его не буду.
     Тогда я коленкой поводил - выразительно так: прицел - в область паха,
и сразу Тоша во всем со мной стал согласным:
     - Ну, ладно ты, ладно. Пошли...
     Поднялись мы по лесенке пологой, там - что-то вроде веранды, а  перед
входом в нее - столик с телефоном. Вот набирает Тоша номер и ждет.  Я  ему
объяснил, ЧТО  говорить  надо.  Тоша  ждет,  а  я  чувствую,  что  начинаю
отключаться. Но тут, наконец, ответили ему.
     - Алло, - говорит он, - Анатолий Алексеевич? Вы бы не  смогли  сейчас
подъехать ко мне?.. Зачем?.. Это не телефонный разговор, но очень важно...
Да, на дачу... Когда? Хорошо, жду.
     Ко мне обернулся:
     - Только часа через два он сможет.
     - Ну и славно, - говорю я. - Я пока тут, на веранде посижу. Отдохну.
     И я, пройдя внутрь, сел на диван. А потом решил, что прилечь  -  даже
лучше будет. Я понимал, что нельзя... но ничего с собой поделать  не  мог.
Усталость напрочь отключила волю. Веки были свинцовыми, и под  них  словно
подсыпали перца.
     ...Мы с Ленкой сидим  перед  кроваткой  маленькой  Насти.  Та  смешно
морщит носик, и мы смеемся, глядя на нее. Я  чувствую,  как  теплая  волна
нежности окатывает меня с ног до головы. Ленка спрашивает, почему я  решил
назвать дочь именно так. Я слегка смущаюсь, но не показываю вида и говорю,
что так звали мою любимую воспитательницу  в  детском  саду.  Ленка  снова
смеется...
     Стук в дверь. За окном раздается неприятный звук - то ли вой  собаки,
то ли ветер засвистел.  Мне  становится  страшно.  Я  подхожу  к  двери  и
спрашиваю, кто там. Низкий хрипловатый, неуловимо знакомый голос словно бы
не доносится из-за двери, а рождается прямо в моей голове:
     - Открой, Коля, это я - Роман. Я пришел сделать так, как ты хотел.
     - Врешь. Ты - не Ром, он умер, - отвечаю я, не открывая.
     - Да, я мертв, но я пришел выполнить твое желание.
     - Какое желание?! Я ничего у тебя не просил.
     - Но ведь ты хотел, чтобы твоя дочь была такой, как Настя.
     - Но Настя тоже мертва!
     - Вот ты и понял меня. Твоя дочь будет ТАКОЙ ЖЕ...
     И вдруг я вижу, как дверь начинает отворяться. Я  хочу  удержать  ее,
пытаюсь  протянуть  руку.  Но  что-то  мешает,  удерживает  меня.  Я  хочу
закричать, но вместо крика из моего горла вырывается только слабый стон.
     Но и этого звука мне хватает, чтобы проснуться. И в полутьме  веранды
я обнаруживаю, что ни рукой, ни ногой я двинуть не могу не только во  сне:
руки мне за спиной вяжет Тоша, а кто-то  еще,  стоя  возле  на  коленях  и
склонившись  над  моими  ногами,  скручивает  их.  Как   меня   угораздило
отключиться?! Я дернулся что есть силы, тот, что возле ног  отшатнулся,  а
Тоша и вовсе отскочил метра на два. Но - что  толку?  Дело  свое  они  уже
сделали.

                 Хотелось полетать - приходится ползти,
                 Хотелось доползти. Застрял на полпути...


     Тоша включил свет, и я уставился на его напарника. Мама  моя  родная,
роди меня обратно! Кого я вижу. Так вот, что это за  Анатолий  Алексеевич:
Севостьянов, тот самый дядя Сева, что нас - "Дребезгов" - на корню гнобил.
Вот  значит  она  -  преемственность  поколений.  Крепнут  узы  ленинского
комсомола и родной компартии. Последнюю, правда,  разогнали,  но  узы-таки
крепнут.
     -  В  трудное  положение  вы  нас  поставили,  -  сказал  дядя   Сева
проникновенно,  подсаживаясь  на  стульчик  напротив  меня.  -  Мы   ведь,
понимаете, убивать вас не хотим. А, похоже, придется. Сложно нам.
     - Может быть, я  могу  вам  чем-то  помочь?  -  спросил  я  чересчур,
наверное, саркастически для человека в моем положении; хотя очко у меня  и
играло - не железное.
     - Если б ты, Крот, не лез не в свои дела, тебя бы и не трогал  никто,
- вмешался Тоша.
     - Это то, что вы Романа с Настей убили - не мои дела?
     Тоша   искренне,   по-моему,   удивленный   искательно   глянул    на
Севостьянова.
     - Да, Антон, так вышло. Он не выдержал тройной дозы. Я не  хотел.  Но
теперь, понимаешь, обратной дороги нет.  Если  дело  раскрутится,  и  тебя
потянут. А вот этот, - дядя Сева кивнул  на  меня,  -  и  девчонка  еще  -
случайно в курсе оказались. С ней я меры уже принял, теперь придется и его
убрать.
     - Анатолий Алексеевич, - с дрожью в голосе говорит Тоша, -  я  в  это
дело ввязываться не буду. Даже если и потянут меня, ничего  серьезного  за
мной нет. А убийство - это не игрушки...
     - А ты что думал, мы тут в игрушки играем? -  зло  оборвал  его  дядя
Сева. - Нет уж, назвался груздем - полезай в кузов. Ты  что  думаешь,  мне
все это нравится? Я что - уголовник? Но сейчас другого выхода просто  нет.
И кончать его, - он снова кивнул в мою сторону, - будешь именно ты. Иначе,
понимаешь, продашь ты меня, чуть тебя покрепче прижмут.
     И воцарилось долгое молчание.
     То ли какой-то детектив мне вспомнился, то ли  вдохновение  накатило,
только тишину эту, отчаянно блефуя, нарушил я:
     - А зря вы думаете, что если меня грохнете, все ништяк будет. Зря  вы
меня за фраера держите. Я что, не понимал, куда еду? Все, что я знаю о вас
- и об убийстве, и об ограблении (при этих словах  Тоша  снова  искательно
глянул на Севостьянова), я  сначала  отпечатал  в  пяти  экземплярах,  под
копирку, потом разложил по конвертам и отдал  надежному  человеку.  Письма
адресованы в самые разные места - в прокуратуру, например, в "Аргументы  и
факты", еще кой-куда...
     - Тебе никто не поверит! - чужим голосом вякнул Тоша,  а  Севостьянов
слегка  пригнулся,  словно  от  неожиданно  навалившейся  тяжести.  Я  же,
обрадованный успехом, возразил:
     - Поверят, Тоша, поверят. Письма ведь не к  кому  попало  попадут,  а
только к тем людям, которые меня "от и до" знают. Они поверят. И в лепешку
расшибутся, но вас достанут. К тому  же  письма-то  эти  будут  отправлены
только в том случае, если я исчезну или со  мной  произойдет  какая-нибудь
беда. Это как раз и  будет  главным  подтверждением  того,  что  все  мною
написанное - правда.
     - Что ты о нас знать-то можешь, гаденыш? - задал риторический  вопрос
дядя Сева; но в голосе его  угадывалась  неуверенность,  и  я  понял,  что
ситуацию пока что контролирую.
     - Да уж побольше, чем вы думаете. Я же  вас  уже  давно  вычислил.  И
Тоша, случалось, кое-что болтал. Он ведь - болтун...
     Дядя Сева так на него глянул, что Тоша быстро-быстро затараторил:
     - Врет он все, Анатолий Алексеевич, ничего я не говорил. Да я  и  сам
ничего не знаю...
     - Заткнись, - обрубил Севостьянов и поднял  на  меня  свой  умный  но
тяжелый, как свинец взгляд серых глаз:
     - Что же тебе, мил человек, надо? Раз ты так много знаешь,  тебя  тем

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг