переводчика и все время шептала что-то в ухо Абнеосу, отчего у того
округлялись глаза и поднимались брови.
- Боже, сколько необыкновенных вещей, должно быть, знает этот мужчина.
- Доротея Шпалик вынула изо рта мундштук, выпила рюмку водки и снова
затянулась сигаретой.
- О нем нужно будет написать песню, - крякнув после стопки, сказал
поэт-песенник Иван Гладиолус и тихо стал напевать: - Полюбила я тро-ян-ца,
а за что и не пой-му-у...
- Пусть говорит Абнеос, - решительно потребовал график Чукча. - Пусть
расскажет про ахиллесову пяту.
- Боже, как это необыкновенно, - взвизгнула Доротея Шпалик, - сидеть и
смотреть на друга Гомера и слушать его рассказы.
- Доротея, дорогая, - пробормотал Флавников, - их отделяло по меньшей
мере лет четыреста. С таким же успехом вас можно считать подругой
Христофора Колумба.
- Ах, Сергей Иосифович, почему вы всегда любите говорить мне колкости?
- Потому что я с детства мечтал переводить с румынского и вы перебежали
мне дорогу.
- Пусть Абнеос говорит, хватит трепаться, - снова потребовал график
Чукча. - А то...
Что "то" - он не сказал, а отправил в рот такую порцию винегрета, что
глаза у него округлились от изумления.
Над столом плавало облако дыма. Оно начиналось с мундштука Доротеи
Шпалик, и казалось, что она надувает огромный голубоватый шарик. Стук
ножей стал медленно утихать, зато говорили теперь гости все громче и
громче.
- Вот вы говорите Троя, - скромно сказал внештатный журналист
Волотовский, - а я недавно вернулся из Новой Зеландии с лыжного чемпионата
и, представляете, купил в Веллингтоне японскую авторучку, которая может
писать под водой. Это очень удобно.
- Под водой - это хорошо, - с тихой грустью вздохнул Флавников, - это
даже очень удобно. Я, признаться, с детства чувствовал острую потребность
писать под водой.
- "Вода, вода, кругом вода..." - пропел Иван Гладиолус. - Как здорово
схвачено, классика. Троя, Троя, кругом Троя... Нет, ударение не то...
- Машенька, ты представляешь, - крикнула Доротея Шпалик, - вчера я
видела на одной даме кирзовые сапоги!..
- Пусть говорит Абнеос, - тихо сказал график Чукча и вдруг почему-то
заплакал.
- ...В каракулевом манто и кирзовых сапогах. Представляешь? Как ты
думаешь, это парижское или идет из Лондона?
- В Хельсинки во время турнира сильнейших собирателей шампиньонов -
это, между прочим, изумительный спорт, - скромно рассказывал Волотовский,
- я купил поразительные чилийские лезвия для бритья. У меня тут
инструкция. Сергей Иосифович, не могли бы вы перевести, а то они что-то не
бреют. Наверное, я вставляю их не той стороной.
- Господь с вами, дорогой мой. Это же машинка для чистки картофеля...
Абнеос сидел оглушенный и притихший. Голова у него слегка кружилась, и
он крепко держал Машеньку за руку, словно ребенок мать. "О боги, боги, -
думал он, - что только не пошлете вы нам, жалким смертным, каких только
козней не придумаете у себя на своем сверкающем Олимпе!"
С того самого мгновения, когда он увидел себя в незнакомой комнате в
окружении людей, которых он принял за души умерших, он никак не мог прийти
в себя. Способность удивляться он потерял почти моментально, ибо начисто
израсходовал свой запас эмоций. Единственное, что связывало его с
окружающим миром, была эта девушка, что сидела рядом с ним. Рука ее была
теплой и нежной, и, когда он держал ее, ему становилось как-то покойнее, и
он чувствовал себя не то чтобы увереннее, но не таким маленьким, жалким и
заброшенным. Ведь все, что бы он ни делал в эти сумбурные приснившиеся
дни, не имело ничего общего с обычной его жизнью. Уважительный тон, каким
с ним разговаривали, будто с базилевсом, был странен. Скорость, с которой
они носились на каких-то металлических чудовищах, даже не пугала,
поскольку была за гранью мыслимого. Необыкновенная чистота и отсутствие
привычных запахов давали ему ощущение какого-то затяжного сна. Странный
мир, странный. И лишь эта теплая мягкая женская рука была знакомой. И
Абнеос чувствовал, что это не просто рука, а как бы ниточка, связывающая
его с новой действительностью. "Ма-ша", - произнес он про себя. Само слово
было теплым, мягким и приятным на вкус, словно лепешки с медом. И смотрела
она на него не так, как жена, которая с утра до вечера скрипела: "Абнеос,
сходи, Абнеос, принеси, Абнеос, у Рипея жена новый хитон купила, а ты...
У, посланница Аида..."
- Абнеос, - прошептала Маша, - как ты сейчас себя чувствуешь?
- Не знаю, - так же тихо ответил ей троянец. - Покровительница Трои
богиня Афродита, наверное, похожа на тебя. И мне грустно, тепло на сердце
и немножко страшно.
- Я не богиня. И никто меня даже в шутку не называл Афродитой, потому
что я некрасивая. Я всегда знала, что нехороша собой, только одна мама
думает наоборот.
- Твоя мать мудра, как Афина Паллада, - торжественно сказал Абнеос. - Я
хотел бы обладать половиной ее мудрости.
- Не шути так, Абнеос, ты делаешь мне больно.
- Я? Тебе делать больно? Это ты смеешься надо мной, бедным шорником,
чья мастерская у Скейских ворот. Ты, всесильная и мудрая, ты смеешься надо
мной.
- Спасибо, Абнеос, ты не представляешь, как мне хорошо с тобой. У тебя
такие сильные руки, и кожа на них твердая и мозолистая...
- А твоя рука нежна, как спелый персик из рощи, что у самого предгорья
Иды. И мне боязно пожать ее...
6
Боль была все время, она пряталась в его теле, но теперь, когда он
медленно приходил в себя, боль становилась осознанной, острой. Сознание
возвращалось к нему медленно, неохотно, неуверенными толчками. И в то же
мгновение, когда оно включило механизмы его памяти, Куроедов судорожно
дернулся на каменном полу, потому что последнее, что он запомнил, был
свист бича, страшное напряжение своих мышц и впивающиеся в тело тугие
сыромятные ремни.
Куроедов застонал и открыл глаза. Подле него сидел старик с клочковатой
седой бородой и печальными глазами. Старик протянул руку и мягко коснулся
его лба.
- Лежи, не вставай пока. Пусть к тебе вернутся силы. К тому же прохлада
каменных плит успокоит твои синяки и кровоподтеки. Лежи, не бойся, я уже
давно сижу подле тебя. С того самого момента, когда ольвидовские стражники
втащили тебя сюда после допроса.
- А кто ты? - с трудом ворочая распухшими губами, спросил Куроедов.
- Я - Антенор.
Забыв о ноющем теле, Куроедов уперся руками о шершавые камни пола и
рывком сел.
- Антенор? Уж не советник ли царя Приама? Но почему тогда ты здесь, в
этой темнице? Как ты сюда попал?
- Я вижу, тебе лучше, - улыбнулся старик, отчего его глаза под седыми
кустистыми бровями стали совсем по-детски ясными. - Когда человек
любопытен - это уже признак здоровья. Ты спрашиваешь, почему я в тюрьме.
Потому что я болтлив и иногда по старческой рассеянности говорю правду. От
царского же советника правды не ждут. Царь Приам, сын Лаомедонта,
властитель Илиона и любимец богов, всегда прав. Ему не нужно знать правды,
ибо он сам творит ее. А раз так, гнать этого слабоумного старика Антенора,
в тюрьму его, в каменный мешок. И правильно. Многие считают, вернее,
считали меня мудрым, а где место мудреца, как не в тюрьме? Пусть посидит,
вспомнит свою сорокалетнюю службу царю, поразмыслит, чего стоит в наши дни
правда... Я не надоел тебе, незнакомец?
- Бог с тобой, Антенор!
- Бог? Один бог? Что значит это выражение?
- Бог? У нас, там, где я живу, был один бог, всего один. Да и того
теперь уже нет.
- Один бог? - вздохнул Антенор. - Какая экономия слов! У нас их
столько, что вязнут на зубах. На каждое дело свой бог. Как видишь, наши,
по сравнению с твоим, изрядные лентяи. И как же ваш один бог управляется
со всеми делами?
- Не очень хорошо. Поэтому-то и остался безработным.
- А ты смело говоришь, юноша. Откуда ты?
- Из страны, которой еще нет, и из времени, которое еще не наступило.
Антенор нахмурил брови и пристально посмотрел на Куроедова. На
мгновение в глазах старика с комочками слизи в уголках мелькнул гнев, но
тут же погас. Он едва заметно пожал плечами.
- Я не могу объяснить тебе, как это произошло, о Антенор, - сказал
Куроедов. - Но я попал сюда из страны будущего, из времени, до которого
должно пролететь тридцать веков.
- Тридцать веков? - медленно переспросил Антенор. - Это много времени.
Оно уничтожит храмы и алтари, обратит в пыль и прах народы и сотрет с
людской памяти многие имена...
- Я знаю твое через три тысячи лет...
- Через три тысячи лет... Значит, тебе открыто, что случится с Троей?
- Увы...
- Ты боишься сказать мне?
- Я предпочел бы рассказать тебе что-нибудь приятное, но...
- Не бойся, я знаю и так: Троя погибнет. Кассандра знает, она много раз
рассказывала мне...
- Кассандра? Дочь Приама? Та, которая обладала даром предвидеть
будущее?
- Значит, и ее имя осталось... - вздохнул Антенор и вытер краем
грязного плаща уголок глаза.
- Осталось. Она не погибнет в роковой день, ее возьмет к себе царь
Агамемнон. Она умрет вместе с ним от руки его супруги Клитемнестры. И тебя
пощадят греки... Так, во всяком случае, говорят предания...
- Знаю, знаю... Кассандра рассказывала мне. - Старик снова тяжко
вздохнул. - Я старик, у меня слезятся глаза и дрожат руки. Я устал. Я уже
не боюсь путешествия в царство теней, я уже почти там. Я иногда даже
мечтаю о нем, как мечтают о крепком сне... Но Кассандра... Каково ей знать
страшное будущее и не быть в силах изменить его, предотвратить! Ведь это
тысяча смертей вместо одной. Говорят, что когда боги хотят наказать
человека - они отнимают у него разум. А есть наказание пострашней -
мудрость и знание.
- И вы сидите сложа руки и ждете, как жертвенные животные, пока
свершится судьба? Даже зная, что Троада падет и Илион превратится в руины,
вы не должны вздыхать, сделайте что-нибудь, уговорите Приама сделать
что-нибудь!
- Поздно, - вздохнул Антенор, - поздно. Нет уже в живых Гектора, погиб
и злосчастный Парис, убив предварительно Ахиллеса, поздно. И по-прежнему
ехидна Елена строит глазки Приаму, и по-прежнему собаки Ольвида охотятся
за каждым, кто хоть на мгновение усомнится в мудрости царя. Ведь ты, сын
мой, тоже познакомился с ними. Тише, кто-то идет, наверное, это Кассандра.
Вот и она, добрая душа.
В подземелье тихо проскользнула женщина. Увидев Куроедова, она
вздрогнула и вопросительно посмотрела на Антенора. В полумраке Куроедову
показалось, что глаза у женщины огромны и печальны. От нее пахло какой-то
горьковатой травой, похожей на полынь.
- Не бойся, дочь моя, это новый узник. Он чужестранец и пришел
издалека, но Ольвид уже успел побеседовать с ним.
- Старый шакал, - прошептала Кассандра, и Куроедов уловил ненависть,
вогнанную в одно короткое слово.
- Меня зовут Александр, - мягко сказал Куроедов.
Он встал, пошатываясь, и смотрел на женщину. Тело ее было легким, сухим
и смуглым. Она тяжело дышала, и в глазах - они действительно были огромны
- прыгали странные огоньки.
- Иногда меня тоже зовут Александра, - сказала она. - Дай мне твою
руку.
Куроедов протянул руку и со странным замиранием сердца ощутил
прикосновение маленькой сухой ладони.
- Не шевелись! - умоляюще и вместе с тем властно прошептала Кассандра,
и Куроедов скорее догадался, чем увидел, как она вдруг напряглась,
напружинилась и застыла, хрипло дыша. Лоб ее влажно блестел, и ладонь на
его руке затрепетала. Прошла минута, другая, а Куроедов все еще боялся
пошевельнуться. Внезапно Кассандра глубоко и трепетно вздохнула, как-то
обмякла и ровным бесцветным голосом сказала:
- Да, ты издалека. Ты добрый человек, и я буду любить тебя. И тебя тоже
судьба заберет у меня. Ты принесешь мне много боли, но сладкой боли. Ночью
я приду за тобой, ты должен выйти из этой ямы.
Она тихо скользнула к двери, а Куроедов, почему-то опустошенный и
смертельно усталый, медленно опустился на пол. В воздухе еще чувствовался
еле слышимый запах какой-то горькой травы, похожий на запах полыни, и
сухая ладонь Кассандры все еще лежала у него на руке.
- Александр, - услышал сквозь сон Куроедов тихий торопливый шепот, -
проснись...
Он попытался вскочить на ноги, но покачнулся, избитое и занемевшее тело
плохо слушалось его.
- Обопрись на меня, и идем. - Кассандра на мгновение коснулась ладонью
щеки Куроедова, и у него остро и сладко защемило сердце. - Не бойся,
стражники спят. Я угостила их таким вином, от которого они будут храпеть
всю ночь... Идем.
Ночь была теплой. Легкий ветерок с Геллеспонта доносил запах погасших
костров и полоскал белье, развешанное для просушки в узких переулочках
города. Бесшумной тенью скользнула кошка, где-то вдали взвизгнула во сне
собака. Луна казалась плоским медным диском.
- Идем, идем, - Кассандра потянула за руку Куроедова, - сюда.
Перед ним неожиданно возникли мощные стены Пергама. Они прошли вдоль
них несколько шагов и остановились перед узким входом, у которого дремал,
прислонившись к камням, стражник.
- Кто это? - спросонья пробормотал он.
- Кассандра, протри глаза.
- Ведешь к себе дружка, а? - добродушно ухмыльнулся стражник. -
Царской-то дочке все можно...
Коротким неуловимым движением, не размахиваясь, Кассандра дала
стражнику пощечину.
- Ты что... - замотал тот головой, но они уже были во дворце.
- Идем, идем, - торопила Куроедова Кассандра, неслышно скользя по узким
переходам.
Он шел как во сне, не удивляясь, не ощущая всей фантастичности
происходившего. Все было возможно, время и пространство ничего больше не
значили, а здравый смысл остался где-то позади, в бесконечной дали. Он
готов был идти так еще и еще, видя перед собой лишь тяжелую гриву
рыжеватых волос и легкую узкую фигуру Кассандры. Он уже не думал о том,
куда они идут, схватят ли его снова, и даже сыромятные ремни, чьи следы
все еще саднили на руках и ногах, расплылись, стали нереальным
воспоминанием, сном во сне. На мгновение Куроедов вдруг вспомнил, что
через два месяца истекает срок написания плановой работы, а у него не
написана и половина, но и институт, и сектор, и плановая работа больше не
имели значения, превратились в пустые слова, в шелуху на губах.
- Сюда, - сказала Кассандра и толкнула дверь.
- Кто здесь? - испуганно вскрикнул в теплой темноте женский голос.
- Зажги светильник, разбуди госпожу и выйди, - сурово сказала
Кассандра.
Послышался торопливый шорох, что-то скрипнуло, хрустнуло, в светильнике
заплясал крохотный огонек. Старая чернокожая рабыня, опустившись на
колени, завороженно, как кролик на змею, глядела на Кассандру и Куроедова.
- Кто это? - послышался хриплый голос, и в комнату вошла немолодая
женщина. Волосы ее свисали вялыми, полураспустившимися локонами, под
глазами набрякли пухлые мешочки, и сползшая накидка обнажила полное плечо.
- Кассандра? Ты? Зачем ты пришла ночью? Кто это с тобой? Уходи!
- Прочь! - крикнула Кассандра рабыне и ударила ее ногой.
Женщина тяжело дышала. Руки ее, которыми она все время пыталась
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг