Он собрался с силами и вошел в лабораторию.
- Мир входящему, - церемонно поклонился кирду Густов и сделал несколько
шагов вперед.
Двести семьдесят четвертый вздрогнул, как от удара, отпрянул от
космонавта и заметался по круглому залу, пытаясь где-нибудь спрятаться.
Космонавты, широко раскрыв глаза, смотрели на робота.
- Что у него там? - постучал Густов пальцем по лбу. - Что-нибудь не в
порядке с электроникой? Дефект какой-нибудь.
Слово "дефект" произвело на робота впечатление неожиданного удара. Он
дернулся, бросился вперед, остановился, ринулся на стену, как бы
намереваясь пробить ее, грузно осел на пол, но тут же снова вскочил.
- Нет, - закричал робот высоким пронзительным голосом, - дефектов нет!
- Он умоляюще смотрел на космонавтов и повторял: - Нет дефектов, нет
дефектов! Нет деф, нет!
Экипаж "Сызрани" оцепенел. Каждый вечер им казалось, что они уже
перерасходовали свой запас эмоций и уже никогда в жизни не смогут
поразиться чему-либо на этой планете. И каждое утро изумление и острое
любопытство опять охватывали их, словно заново накопились за ночь.
- Это тот же самый, наш? Как ты думаешь? - почему-то шепотом спросил у
Надеждина Марков.
- По-моему, он, - нерешительно ответил Надеждин. - Я заметил у него две
вмятинки, одну на лодыжке, другую на животе. Смотри, вон. Но голова у него
не та. Ей-богу, не та. У той около передних глаз была царапинка, а у этой
нет. Но что он говорит... не понимаю...
- А может быть, он просто надел сегодня свежую голову? - улыбнулся
Марков. - Мне иногда тоже хочется проделать такую операцию.
- Перестань, - сказал Надеждин. Он встал и медленно сделал несколько
шагов по направлению к роботу.
Тот затрепетал всем своим массивным металлическим телом и отступил
назад.
- Ну что с вами? - ласково пробормотал Надеждин. Он почему-то вспомнил
свою маленькую дочку и подумал, что говорит сейчас с теми же интонациями,
с которыми всегда разговаривал с ней, когда нужно было ее успокоить. - Ну
не надо, не надо, не бойтесь, вот так.
Робот почти перестал дрожать. Он стоял и молча смотрел на Надеждина.
Тот поднял руку, и робот снова попятился от него.
- Ну зачем так, - ворковал Надеждин, - не надо бояться. Роботы никого
не боятся.
- Страшно, - тихо прошептал Двести семьдесят четвертый.
- Ну так прямо и страшно, - сказал Надеждин и осторожно положил руку на
плечо робота.
Робот был намного выше его, и командиру "Сызрани" пришлось поднять
руку.
Двести семьдесят четвертый не знал, что такое благодарность, так же как
не знал, что такое симпатия. Он лишь почувствовал, что переполнявший его
страх куда-то медленно отступал, и его анализаторы подсказали ему, что
простого совпадения быть не могло. Когда этот человек, которого его
товарищи называют множеством имен: то Колей, то Надеждиным, то товарищем
командиром, - когда этот человек стоял рядом с ним, широко расставив ноги
и положив свою мягкую, почти невесомую руку на его плечо, страх таял. Он
стоял рядом с Надеждиным и не хотел отходить от него. Он боялся
возвращения страха.
- Ну вот и умница, - сказал Надеждин и ужаснулся абсурду всего
происходившего. Он, человек с планеты Земля, командир "Сызрани", стоит в
чужом мире рядом с металлическим роботом и успокаивает его ласковым
бормотанием. Он пожал плечами. Он уже устал поражаться.
Марков и Густов медленно подошли к ним.
- У вас есть имя? - вдруг спросил Марков.
Робот вздрогнул.
- Да, - испуганно сказал он. - Двести семьдесят четвертый.
- Зовите меня просто Двести, - пошутил Густов, но Марков и Надеждин
выразительно посмотрели на него, и он сконфуженно замолчал.
- Ну вот и прекрасно, - так же ласково сказал Надеждин. - Теперь мы
знакомы, меня зовут...
- Коля, - сказал кирд. - А это Володя-Вольдемар, а это Сашенька-Саша -
дядя Саша.
Космонавты рассмеялись. Кирд было вздрогнул от непривычного звука, но
тут же успокоился. Страха почти не было, но он не исчез, а ушел куда-то в
глубину, и больше всего Двести семьдесят четвертый боялся, что вот-вот он
снова вынырнет на поверхность. Но все-таки этот страх был намного легче
необъятного ужаса, который он испытал утром.
- Мозг проводит эксперимент, - вдруг сказал он. Он не понимал, почему
сказал эти слова. У него не было приказа сообщать людям о том, что
происходит у кирдов. Но он почему-то продолжал говорить, медленно объясняя
людям приказ Мозга.
- Дела... - задумчиво протянул Марков, когда кирд замолчал, - ну и
ну...
- Вот так-то, мои маленькие бедные друзья, - сказал Густов. - Мы
призваны оздоровить местную цивилизацию. Галактика нам этого не забудет.
Оздоровим, ребятки?
Они вышли на улицу и остановились у входа в лабораторию. Половина
роботов двигалась, как обычно, размеренно переставляя ноги. Одни не
смотрели по сторонам, идя к своей точно известной цели. Другие же кирды
пугливо крались вдоль бесконечных, унылых стен, то прижимались к ним,
озираясь по сторонам, то судорожными прыжками перебегали на
противоположную сторону улицы.
За людьми неотступно следовали два кирда, не спускавшие с них глаз.
Космонавты оказались у строительства второй проверочной станции. При их
появлении кирды в ужасе застыли, потом снова принялись работать. Стоявший
ближе к космонавтам кирд поднял с земли бело-голубую металлическую
пластинку, украдкой посмотрел на Двести семьдесят четвертого, вздрогнул и
выпустил ее из рук. Пластинка со звоном упала на мостовую. Кирд закрыл
лицо руками, словно ожидая удара, покачнулся и вдруг сорвался с высоты
нескольких метров. Он упал, нелепо взмахнув в воздухе руками, и остался
лежать не двигаясь. Левая его нога была неестественно согнута.
Остальные строители бросили свою работу и кинулись наутек, но, отбежав
метров на сто, в нерешительности остановились.
Марков опустился на колени и попытался поднять лежавшего кирда, но в
этот момент к ним бесшумно подплыла тележка. Соскочившие с нее кирды
бросились к лежавшему и торопливо открыли дверцу на животе. Кирд дернулся,
делая попытку встать, протянул вперед руку, но кирды с тележки уже вынули
из него аккумуляторы, и он замер. Они бросили его на платформу, и так же
бесшумно, как появилась, тележка исчезла за поворотом.
Двести семьдесят четвертый оцепенело глядел прямо перед собой, когда в
мозгу у него прозвучал сигнал команды - Мозг приказывал ему явиться для
доклада.
Ужас снова застлал ему глаза. Он не помнил, как добрался до Башни
Мозга. Предчувствие беды сковывало его. Он боялся подняться по лестнице,
но так же боялся ослушаться команды. Несколько раз он останавливался, не в
силах пройти сквозь плотную завесу боязни неведомого, которая вставала
перед ним каждые несколько шагов. Он вспомнил о людях и о том необъяснимом
спокойствии, которое испытал подле них. Мысли лихорадило, он почти ничего
не понимал.
Если его еще не объявили дефом, думал он, то только потому, что никто
не успел заметить странностей в его внешнем поведении. Но сейчас он начнет
докладывать Мозгу, и Мозг сразу заметит его дефективность. А может быть,
это просто первая человеческая реакция? Он окончательно запутался. Он
подумал было о том, чтобы отправиться домой, встать в свой загончик и
выключить сознание. Но он выполнял приказ и не мог ослушаться.
- Двести семьдесят четвертый, - приказал Мозг, - доложи о ходе
эксперимента.
Кирды никогда не лгали. Сама мысль о лжи не могла появиться в их мозгу,
и они никогда бы не поняли, что такое ложь, ибо в их мире холодной логики
не существовало причин, которые могли бы породить ложь, то есть сокрытие
или сознательное искажение информации.
Но сейчас Двести семьдесят четвертый думал о том, что через минуту Мозг
поймет, что эксперимент не удался - перестроенные кирды дефектны, отдаст
приказ, и его схватят, откроют дверцу у него на животе, ловко выхватят
аккумуляторы, выдернут их, и в то же мгновение мир исчезнет для него,
погаснет, уйдет навсегда. Уйдут люди, уйдет даже страх, его страх. Он
почувствовал, как рвутся какие-то логические связи в его мозгу, и, не
отдавая себе отчета в том, что делает, сказал:
- Эксперимент проходит успешно. У кирдов с перенастроенными головами
наблюдаются более гибкие реакции, чем раньше.
- Как экспериментальные кирды ведут строительство второй проверочной
станции?
- Значительно быстрее, чем раньше. Эффективность работы возросла.
- Как идет изучение людей, их второй и третьей реакции?
- Полным ходом.
- Через два дня начнем перенастройку для второй реакции. Как ее
называют люди?
- Ненависть.
- Ее объектом должны быть дефектные. Но, впрочем, лучше обратить ее на
группу кирдов, которых следует как-то выделить из общей массы. Я обдумал
этот вопрос и считаю, что объекты второй реакции должны быть вблизи.
Только тогда эта реакция должна проявиться в должной мере. Ненависть
никогда, очевидно, не может быть абстрактной, иначе она гаснет. Ты тоже
должен быть в группе перенастроенных. Иди.
Мозг погрузился в раздумье. Цивилизация должна развиваться, иначе она
погибнет.
6
Утренний Ветер медленно обвел глазами группу кирдов, неподвижно
стоявших вокруг него. Заходившее солнце удлинило их тени, и они четко
вырисовывались на фоне красноватой травы.
- Друзья, - сказал он, - сегодня мы потеряли троих наших товарищей. Они
были хорошими дефами, и меня переполняет печаль, когда я думаю, что
никогда уже не увижу их здесь. Как и все мы, когда-то они были всего лишь
ходячими нумерованными машинами, придатками Мозга. Они жили в пустом и
мрачном мире, не чувствуя ничего, не ведая, зачем живут. И лишь тогда,
когда они стали дефами и присоединились к нам, им открылся новый мир, мир
горя и радости, печали и веселья, дождя и солнца, дня и ночи. Они погибли
после налета на энергосклад в городе. У них уже было много аккумуляторов,
и они могли бы уйти, но они хотели привести к нам пришельцев из иного
мира, чтобы доказать гостям с чужой планеты, что наш мир населен не одними
лишь двуногими автоматами. Мне грустно, друзья, и я прошу вас навсегда
запомнить имена Далекой Звезды, Журчания Воды и Весенней Травы. Помолчим
же, друзья, подумаем о них.
Тени от недвижно стоявших кирдов все удлинялись и удлинялись, а они
продолжали стоять, неся траурный караул в честь погибших дефов.
Никто не помнил, как появился первый деф и кто придумал это слово.
Должно быть, это был обыкновенный кирд, у которого в один прекрасный день
случайно замкнулись какие-то проводники в мозгу, внося перебои в стройный
логический процесс мышления. И он ушел из города. С тех пор из города
уходили многие. Дефекты одних были таковы, что кирды тут же гибли, не в
силах ориентироваться в сложном мире. Дефекты же других лишь нарушали
автоматизм мышления. Случайные мутации механических поломок привели к
тому, что на планете образовалось целое общество дефов. Постепенно их опыт
рос, и они научились спасать большинство из тех, чей мозг давал перебои и
кто уходил из города. Долгие годы иногда требовались для того, чтобы
поврежденный мозг какого-нибудь беглеца снова начинал нормально работать,
только уже не в холодном безупречном режиме машинной логики, а в
усложненном ритме чувств и эмоций. Других же обучить так и не удавалось,
но дефы не уничтожали их. Мысль, пусть даже больная и искаженная, была для
них священна. Они заботились об этих дефах.
Мозг вскоре почуял опасность. Все кирды получили строжайший приказ
немедля уничтожить любого своего товарища, стоило им только заметить хотя
бы малейшее отклонение от нормы в его поведении. Охрана города была
увеличена во много раз, но логически мыслящие кирды не всегда могли
справиться с дефами, чьи поступки никогда нельзя было предвидеть заранее,
ибо они были нелогичны с точки зрения кирдов.
Утренний Ветер сделал знак рукой, и его товарищи подошли поближе,
сгрудившись вокруг него плотным кольцом.
- Друзья, - сказал он, - у нас сейчас есть аккумуляторы для всех. Мы
могли бы забыть о городе на долгое время, но я все время думаю о тех трех
пришельцах из далеких миров, которых держат в лаборатории. Представьте
себе, каково им среди кирдов, в пустом мире машин. К тому же мы не знаем,
как с ними решится поступить Мозг в дальнейшем. Он все еще могуществен,
этот Мозг. Вспомните, сколько времени нам понадобилось, чтобы научиться
жить без его приказов, и сколько усилий и энергии мы затрачивали, чтобы
научиться не выполнять их. Я предлагаю организовать еще одно нападение на
город и освободить пришельцев. Вы согласны, друзья? Тогда давайте обсудим
план. Это будет нелегкая операция...
Двести семьдесят четвертый юркнул в открытую дверь и застыл, чувствуя,
как бешено вращаются его моторы и как подскочила температура его
проводников. По улице бежали несколько кирдов, на спинах которых и на
груди были нарисованы голубые круги. Они бежали, нелепо размахивая руками,
бросаясь с одной стороны улицы на другую, зигзагообразно петляли по
мостовой. За ними гналась целая толпа кирдов без голубых кругов на спине.
Они то и дело швыряли в убегавших камнями, и при метком броске слышался
металлический звон. Один ловко брошенный камень угодил убегавшему прямо в
задние глаза, и на мостовую посыпались осколки объективов. Раненый кирд на
мгновение остановился и снова рванулся вперед, но было уже поздно. Десятки
рук свалили его на землю.
- Так его, так, голубокругого, - хрипели кирды, пиная ногами
распростертую фигуру. Она звенела под ударами, и на теле одна за другой
появлялись вмятины.
- Не надо, не на-а-до! - молил поваленный кирд, дергаясь телом при
каждом ударе, но его слова лишь удваивали ярость нападавших.
Они не знали, почему ненавидят кирдов с голубыми кругами, но в их
перенастроенных мозгах клокотала ненависть, которая требовала выхода, и
они били, пинали и тянулись к аккумуляторам, чтобы торжествующе вырвать их
вместе с контактами, вырвать навсегда, превратить этих отвратительных
голубокругих в груду металлического лома.
Поверженный кирд, охваченный ужасом, сделал отчаянную попытку
вырваться, вскочил на ноги и ринулся вперед. Его разбитые задние глаза
страшно чернели на помятой голове.
С диким воем и улюлюканьем преследователи кинулись за ним. Смертная
тоска гнала его вперед. Он лихорадочно обшаривал оставшимися передними
глазами стены, мостовую. Он жаждал щели, дыры, укрытия, чтобы забиться
туда, оставить позади вой и бешеный гнев толпы. Раненый увидел перед собой
открытую дверь подъезда и рванулся к ней.
"Сейчас они вбегут за ним, увидят меня и мой голубой круг и..." Мысль
эта мгновенно пронеслась в мозгу Двести семьдесят четвертого, и ужас,
совсем не тот ужас, который он испытывал уже третий день, а ужас во сто
крат острей и невыносимей, горячим гейзером обжег его мозг.
Прежде чем он успел понять, что делает, он качнулся вперед и ударил в
грудь раненого, который в это мгновение пытался прошмыгнуть в открытую
дверь. Не ожидавший нападения спереди, кирд упал навзничь, и тотчас на
него набросились преследователи. На этот раз они знали, что жертва не
уйдет от них, и кто-то из толпы крикнул:
- Только не выдирайте у него сразу аккумуляторы! Слишком он легко
отделается! Глаза, глаза, выбейте ему переднюю пару! Так, так его,
голубокругого!
В воздухе стоял слабый запах нагретого металла. Те же кирды, которые
еще вчера бесстрастно проходили мимо своих товарищей, не обращая внимания
ни на что на свете, теперь перегревались от ненависти к голубокругому,
вложенной утром в их мозги на проверочной станции. Раненый кирд, который
два дня тому назад не знал смысла понятия "страх", теперь молил о пощаде,
извиваясь на земле. У него были выбиты глаза, и, ослепленный, он ползал по
кругу, вызывая насмешки своих мучителей.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг