На мгновение Двести семьдесят четвертому почудилось, что вот-вот
расплавятся и испарятся его предохранители, потому что ужас заставил
работать его механизм на предельном режиме. В его смятенном мозгу
мелькнула мысль о людях. Он вспомнил, как уползал куда-то вглубь
переполнявший его страх, когда он стоял рядом с ними, и ему захотелось
тотчас же очутиться в лаборатории. Прижимаясь к стене, он выглянул из
подъезда. Избитый, весь в вмятинах, чернея глазными провалами и пустой
дырой в животе, поверженный голубокругий неподвижно лежал на мостовой, а
откуда-то впереди снова слышались топот ног и беззвучные крики "держи".
"К людям, - подумал Двести семьдесят четвертый, - пока они охотятся на
кого-то еще". Он выскользнул из подъезда и помчался по улице, направляясь
к лаборатории. Никогда еще он так не бегал. Он услышал слабый свист и
понял, что это звук рассекаемого его телом воздуха. Ему повезло. Ему
повстречались лишь два или три кирда, которые не обратили на него ни
малейшего внимания. "Должно быть, не перенастроенные", - мелькнуло в
голове у Двести семьдесят четвертого.
У входа в лабораторию стоял Шестьдесят третий. Увидев приближающегося
товарища и голубой круг у него на груди, он тонко взвизгнул, поднял кулаки
и бросился на него. "Тоже перенастроили", - подумал Двести семьдесят
четвертый, закрывая лицо руками.
- Голубокругий! - с яростной ненавистью прошипел Шестьдесят третий и
ударил товарища кулаком в грудь. Зазвенел металл. - Голубокругий! -
беззвучно кричал он, нанося все новые и новые удары, теперь уже в голову.
Двести семьдесят четвертый на миг почувствовал, как что-то в его мозгу
вспыхнуло, ярчайшим ослепительным сиянием и тут же погасло. И в то же
мгновение словно лопнули какие-то плотины, из глубин мозга хлынули волны,
смывшие его страх. "Почему он должен бить меня? Почему? Почему?" - подумал
он и, как бы против своей воли, выбросил вперед правый кулак, вложив в
удар всю мощь своего массивного металлического тела. Шестьдесят третий
покатился по земле, издав беззвучный вопль.
Двести семьдесят четвертый влетел в лабораторию и захлопнул за собой
дверь. Экипаж "Сызрани" приветствовал его веселыми криками.
- Ну, как там у вас идет пересадка эмоций? - спросил Густов. - Годятся
вам наши эмоции или нет? А что это за голубой круг у вас на груди?
Не успел он задать вопрос, как дверь с лязгом распахнулась, и
Шестьдесят третий, словно танк, ринулся на Двести семьдесят четвертого.
Они сшиблись с громким лязгом и покатились по полу, остервенело колотя
друг друга, стараясь дотянуться до аккумуляторов.
- Ни с места! - рявкнул Надеждин, видя, что Марков и Густов вот-вот
бросятся вперед. - Спокойно!
- Коля, ты только посмотри, ты только посмотри, - шептал Густов, - они
же искалечат друг друга.
Надеждин, тяжело дыша, развел руки в стороны, словно наседка крылья,
удерживая товарищей.
- Нельзя, вы понимаете, остолопы, что мы не можем вмешиваться, не
говоря уже о том, что эти бульдозеры в секунду раздавят нас...
Правая рука Двести семьдесят четвертого, царапая голубовато-белую
поверхность тела противника, медленно подбиралась к аккумуляторной дверце.
Еще мгновение - и дверца распахнулась. Сверкнуло несколько искорок, и
Двести семьдесят четвертый выпрямился, торжествующе поднял в правой руке
два плоских аккумулятора. Шестьдесят третий неподвижно лежал у его ног.
Внезапно кирд как-то обмяк, опустил руку и растерянно сказал:
- Не понимаю. Я же только объект второй реакции. - Он показал на свой
голубой круг. - Меня самого перенастроили на первую реакцию, страх. А у
меня откуда-то появилась и вторая реакция. Деф! Деф! Я стал дефом...
- Что, что? - мучительно кривясь, спросил Марков. - Какой объект?
Объект чего? Какая вторая реакция? Какие дефекты?
Кирд, казалось, начал успокаиваться. Больше уже не пахло нагретым
металлом. Медленно подбирая слова, он рассказал о приказе Мозга, о
нападении на голубокругих, о том, как толкнул другого голубокругого и смог
удрать.
Космонавты молча смотрели на него.
- Вы его вытолкнули на улицу навстречу этой своре? - сжимая кулаки,
спросил Надеждин.
- Да, - ответил кирд. Он чувствовал, что теперь и в этом человеке
возникает вторая реакция ненависти, но не мог понять ее причины. Они же не
перенастроены на голубой круг, они же не могут ненавидеть голубокругих,
этого же не может быть. В нем снова поднимался тошнотворный, знакомый
страх.
- Коля, - теперь уже Марков протянул руку, удерживая командира
"Сызрани", - он все-таки робот.
- С ума сойти, хорошенькие усовершенствования принесли мы на эту
несчастную Бету! - вздохнул Густов. - Что делать?
- Ничего, - сказал Марков. - Будем ждать, пока представится случай
смотать удочки из этого механического царства. А вы, уважаемый Двести
семьдесят четвертый, как вы считаете?
Кирд не отвечал, его анализаторы продолжали все искать и искать
причину, по которой он стал объектом второй реакции людей. Он ждал таких
же слов, которые он слышал накануне и которые прогоняли страх. А теперь
люди стоят и смотрят на него, и глаза их злы. Злость возникла в них при
словах о том голубокругом, когда он рассказал, как ловко толкнул его. Но
ведь он поступил логично. Ну конечно же, причина где-то здесь. Он поступил
логично, а они часто мыслят нелогично. А что он должен был сделать?
7
- Так продолжаться не может, - сказал Густов и потер нос. - Это же
преступление - сидеть сложа руки и ждать, пока они все перебьют и
передавят друг друга. Я предлагаю узнать, где у них главная энергетическая
установка, и каким-то образом вывести ее из строя.
- Ну хорошо, - вздохнул Надеждин, - допустим, нам это удастся. Иссякнут
их аккумуляторы, и сотни кирдов превратятся в жалкий утиль. Ты только
представь себе: весь этот город застынет навсегда в недвижимости.
Разрушаются дома, ржавеют кирды. Ветер и пыль делают свое дело, проходят
годы, и ничего, ничего, кроме красноватой жесткой травы...
- Тем лучше.
- Исчезнет их цивилизация.
- Если это такая цивилизация...
- А кто нам дал право судить ее?
- Плевать мне на права, это же просто ходячие машины. Это же эрзац
жизни.
- Почему? - спросил Марков. - Почем ты так уверен, что эти роботы не
живые существа?
- Да потому, что они ничего не ощущают. Металлические арифмометры на
двух ногах, - упорствовал Густов.
- А откуда у тебя уверенность, что живые существа не могут быть
металлическими? Ты подсознательно берешь за эталон жизни самого себя и
себе подобных. Почему жизнь должна везде быть похожей на нас? - Марков
говорил медленно, словно размышляя вслух, и слегка улыбался своей грустной
улыбкой. - Роботы действуют только по приказам? Разве мало в истории
примеров, когда диктаторы, будь то Гитлер или Муссолини, пытались навязать
свою волю народам? У кирдов нет эмоций? Вспомни эсэсовцев, служивших в
лагерях смерти. На наш взгляд, у них тоже не было никаких человеческих
эмоций... Нет, Володя, я согласен с командиром. Мы не имеем права
разрушать их общество, даже если оно нам не очень нравится. Это закон
космоса.
- Эй, куда вы? - вдруг крикнул Надеждин, увидев, что Двести семьдесят
четвертый, молча стоявший подле них, вдруг повернулся и бросился из
лаборатории. - Вас же немедленно уничтожат. Обождите!
Но дверь уже захлопнулась за кирдом. Они переглянулись.
- По-моему, они уже превращаются в истериков, - сказал Густов. - И я
беру свои слова обратно. Истерика - это уже наверняка признак жизни.
- Быстрее, - сказал Марков, - может быть, его сейчас там калечат.
Сказать, что я привязался к нему, не могу, но все-таки...
- Пошли.
Они выбежали на улицу. Двести семьдесят четвертого не было видно. Город
изменился. На обычно чистых мостовых валялись стеклянные и металлические
осколки, мусор.
Мимо них, стараясь держаться стен, испуганно прошмыгнул кирд с голубыми
кругами на спине и груди. Не успел он скрыться за углом, как показалась
целая толпа кирдов. В руках у них были обломки каких-то труб, палки,
камни. Они на мгновение остановились, словно обсуждая что-то, затем
ворвались в ближайший подъезд.
- Вы знаете, - сказал Марков, - у меня все время ощущение, будто я
слышу их голоса; я знаю, что не могу слышать их мысли, они же никогда не
переговариваются между собой вслух, но мне кажется, я слышу их.
Из подъезда донесся металлический лязг, и на мостовую выкатился кирд с
голубым кругом на груди.
- Слышите? - прошептал Марков. - Слышите? Они сейчас кричат: "Бей его,
бей их!" Я вам даже могу рассказать, что произойдет дальше. Они будут
врываться в каждый подъезд в надежде найти там робота с кругом. Потом
голубокругих станет меньше, и тогда какому-нибудь кирду придет в голову
великолепная мысль: а может быть, эти презренные твари просто каким-то
образом стирают свои круги и пытаются замаскироваться? Они начнут
останавливать всех и подозревать в каждом кирда, который свел свои
стигматы. Они будут бить и крушить направо и налево...
- Но ведь это всего-навсего вложенный в них условный рефлекс, - сказал
Густов. - Только что они были кроткими железными тварями.
- Из существ, привыкших к приказам, можно делать все, что угодно.
- Да-а, - протянул Густов, - подумать только, что все это пошло от
нас...
- Что значит - от нас? Одна отдельно взятая человеческая эмоция никогда
не может даже создать впечатление духовной жизни человека.
Трое космонавтов стояли на пустынной улице, по которой ветер нес пыль,
и молча смотрели на лежавшего на земле кирда.
Город был уже далеко позади, и Двести семьдесят четвертый шел теперь
медленно, осматривая местность сразу всеми своими четырьмя глазами. Он,
разумеется, всегда знал о существовании дефов, знал то, что должны были
знать о них все кирды. Эти нелогичные существа с больными, исковерканными
мозгами подлежали немедленному уничтожению. Узнать их было нетрудно.
Приказ гласил: если кирд встречает другого кирда, поведение которого или
мысли не соответствуют его собственным, то перед ним деф, и этот деф
должен был быть тотчас же демонтирован.
Но теперь Двести семьдесят четвертый сам превратился в дефа. Он знал,
что он деф. Иначе почему он вырвал у Шестьдесят третьего аккумуляторы,
когда он не был перенастроен на вторую реакцию? Почему он, который должен
был по приказу Мозга испытывать только страх, испытывал еще и ненависть?
Почему он замечал в себе признаки третьей реакции, когда думал о людях, о
том высоком, который произносил странные слова, растворявшие его страх?
Нет, он стал дефом и не сомневался в этом.
Внезапно перед ним, словно вынырнув из-под земли, застыли два кирда.
Двести семьдесят четвертый дернулся было в сторону, но один из них
выразительно поднял трубочку дезинтегратора и направил ее на него. Двести
семьдесят четвертый застыл, но отметил при этом, что почему-то не
испытывает того ужаса, который должен был бы испытать.
- Кто ты? - беззвучно спросил кирд с дезинтегратором в руках.
- Двести семьдесят четвертый.
- Почему ты ушел из города?
- Мне кажется, я стал дефом. Я боялся.
- Это хорошо. Пусть твой страх исчезнет. Мы, дефы, поможем тебе. Но что
это у тебя за круги на груди и спине?
- Мозг проводит эксперименты. Сейчас я вам все расскажу.
Дефы застыли, внимательно слушая рассказ Двести семьдесят четвертого.
Лишь время от времени тот, кто держал в руке дезинтегратор, изумленно
покачивал головой.
Когда он кончил, вооруженный деф сказал:
- Ты хорошо сделал, что пришел к нам. Меня зовут Утренний Ветер, а
моего товарища - Иней. Если хочешь, ты тоже можешь выбрать себе новое имя.
Двести семьдесят четвертый - это не имя. Это номер машины.
- Но... разве можно выбирать самому имя? Мое имя ведь выбито у меня на
груди.
- Забудь о нем. Выбери сам себе имя. Любое. Красивое.
- Красивое?
- Да. Ты знаешь какое-нибудь слово, о котором бы тебе хотелось думать?
- Человек.
- Человек?
- Да, так называют себя эти мягкие существа, пришельцы из другого мира.
Утренний Ветер беззвучно рассмеялся.
- Что за звук вибрирует в твоих мыслях? - спросил Двести семьдесят
четвертый. - Он напоминает мне звуки, которые иногда производят люди.
- Это смех. Мы смеемся, когда нам весело.
- Весело?
- Ты многого не знаешь. Но мы поможем тебе стать настоящим дефом. Ты
задаешь вопросы, и это хорошо. Тебе страшно?
- Не так, как раньше. Он где-то живет во мне, страх, но почему-то
сейчас он в памяти, а не в интеграторах моего мозга.
- Хорошо. Я назову тебя еще раз Двести семьдесят четвертым, но после
этого мы забудем твой номер. Ты хотел зваться Человеком? Отныне имя твое
Человек.
Они шли долго, пока не попали в укромную лощинку, скрытую с обеих
сторон отлогими холмами. У входа в нее им приветливо кивнули два дефа с
дезинтеграторами в руках. Они вошли в густые заросли кустарника и увидели
огромное низкое здание. Оно было наполовину разрушено, и в его развалинах
то здесь, то там виднелись фигуры дефов.
Утренний Ветер положил Человеку руку на плечо.
- Многое тебе здесь у нас будет казаться нелогичным, но ты постепенно
научишься другой логике. Жить тебе будет труднее, чем раньше, когда ты был
машиной, но я уверен, в будущем, предложи тебе снова стать Двести
семьдесят четвертым, ты наверняка откажешься. Сейчас я покажу тебе твою
новую работу.
Утренний Ветер подвел Человека к правому крылу здания и показал на
огромный зал без крыши. В нем сидели и стояли несколько дефов.
- Это тоже дефы, - сказал Утренний Ветер, и в голосе послышалась
грусть. - Они тоже ушли из города, они перестали быть машинами, но не
стали настоящими дефами. Их мозг живет в странном мире, где они никого не
знают и где никто не знает их. Они беспомощны, и мы не можем вернуть их
мозг к жизни. Но мы обязаны заботиться о них, и это будет твоей работой.
Ты будешь следить, чтобы у них не иссякли аккумуляторы, ты будешь следить,
чтобы они не бросали друг в друга камнями, чтобы у них всегда были смазаны
конечности и чтобы грязь не забивала им глаза.
Он посмотрел на беспомощных дефов, о которых отныне должен был
заботиться, и подумал, что логичнее было бы вынуть из них аккумуляторы. Но
тут же он вспомнил об ужасе, который испытал там, в подъезде, когда толпа
ненавидящих кирдов могла заметить его, когда он, казалось, уже чувствовал
их пальцы у себя на животе, подле аккумуляторной крышки, и вздрогнул.
Новое, неведомое чувство медленно зарождалось в мозгу Человека.
- Иди к ним, - сказал Утренний Ветер. - Я верю тебе, ты не причинишь им
зла. А завтра ты возвратишься в город.
- В город? - В беззвучном голосе Человека зашевелился страх.
- Да, в город. Мы хотим сделать еще одну попытку освободить людей. Но
если ты боишься дезинтеграторов сторожевых кирдов, ты можешь остаться.
Выбирай сам. Подумай. Тебе никто не будет мешать думать.
Утренний Ветер махнул рукой и скрылся. Человек в нерешительности
простоял несколько минут и подошел к больному дефу, который сидел,
привалившись к стене. Деф вскочил и угрожающе поднял руку.
- Ну не надо, не волнуйтесь, - вдруг беззвучно сказал Человек и понял,
что повторяет те же слова, что говорил ему Коля-Николай - командир
корабля. И говорит он их с той же интонацией, от которой слова становились
какими-то мягкими, как бы приятными на ощупь, и он все повторял их и
повторял.
Больной деф нехотя опустил руку, а Человек подумал, что у него самого
почему-то греются проводники. Он мысленно проверил их температуру - нет,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг