спрашивает. А я говорю: "Как - в какого? В господа нашего и спасителя, в
Иисуса Христа". - "Да нет, говорит, к какой церкви вы принадлежите,
Ксения?" - "А, говорю, я и не поняла сначала. К Греческой православной,
хотя не так я часто хожу в храм божий, как следовало бы". - "А к
Синтетической церкви как вы относитесь? - спрашивает она и поясняет: - Это
новая религия такая, вы слышали, наверное". Слышать-то я слышала, конечно,
да что я о ней знаю? И родители мои, которые в десятом году сюда, в
Шервуд, из Салоник приехали, и я - мы всегда были в Греческой православной
церкви. И к чему, думаю, она меня про синтов спрашивает? Потом какое-то
время прошло, я накормила Валерию, подала на стол кофе - она, знаете, так
кофе любит, что даже на ночь пьет, - она вдруг и говорит: "А знаете,
Ксения, я выхожу замуж". И смеется. Весело так. Как дитя. - Старуха снова
покопалась в кармане, в котором раз уже не нашла платка, и снова вытерла
сухие глаза рукавом халата. - "Ну, - я говорю, - поздравляю вас, дорогая
Валерия. А кто же он?" - "О, говорит, очень солидный человек.
Необыкновенный человек. Только он синт".
- Что? - вскрикнул лейтенант. - Синт?
- Я никогда не вру, - снова поджала губы миссис Ставрос. - Она так и
сказала: синт. Я Валерии и говорю: "Какая разница, баптист ли, католик,
иудей - лишь бы человек был хороший. Хотя я, если честно говорить, пошла
бы только за православного". Ну, поговорили мы немножко. Она мне
объяснила, что он там какой-то пост высокий у себя в церкви занимает и
должен согласовать брак со своими старейшинами или как там у них
называется. А Валерия прямо так и светится, мне рассказывает. И у меня
глаза на мокром месте, потому что последнее время она мрачнее тучи ходила.
Ну, легла она спать. Только легла - телефонный звонок. Я почему
обратила внимание - так-то ей полно звонят. Но все знают, что ее нет. Вот
никто и не звонит. А тут уже часов двенадцать, наверное, может, чуть
меньше, - и телефон. Я слышу, она там что-то поговорила, пришла ко мне в
комнату и говорит, что к ней должны заехать, чтобы я не вставала, она сама
откроет.
И действительно, наверное, через полчасика раздается звонок. Я понимаю,
дело, конечно, не в том, что вдруг такая заботливая стала. Просто, видно,
не хотела она, чтоб я видела, кто к ней пришел. Только что про брак
разговоры вела... Да я ее не осуждаю. У нынешних-то свои понятия... Ну,
она впустила его - и сразу к себе в комнату. А я, конечно, не сплю. Только
что название, что я ей чужая, а сама я к ней как к родной. Ну, понятно, и
беспокойно мне как-то и любопытно. Встала я тихонечко, вышла в прихожую.
Смотрю - куртка висит. Странный, думаю, у нее посетитель.
- Почему странный? - спросил Милич.
- Куртка такая коричневая, нейлоновая. Грязноватая такая... и рукав
рваный.
- Ну и что?
- Как вам объяснить? Валерия ведь не девчонка. Тридцать два года. Ну
и... думаешь... посолиднее должны у нее знакомые быть... А тут - рваная
куртка... И на полу глина.
- Что?
- Глина, говорю. У нас у входа коврик. Так вот и коврик в глине -
видно, тер он ноги, - и пол испачкан. Понимаете теперь, почему я говорю -
несолидный человек? Солидный человек не придет к даме за полночь да еще в
рваной куртке и ботинки в глине.
- Вы не слышали, о чем они говорили?
- Так, если честно сказать, подошла я к двери...
- Ну, и что?
- Ничего не слышно было. Думаю, может быть...
- Что "может быть"?
- Думаю, может быть, спят. И тут слышу шаги. Вроде бы как к двери. Я
быстренько в свою комнату. И уже оттуда слышу, как выходят из комнаты
Валерии в прихожую. И шаги не ее. И тут же дверь захлопнулась. Знаете,
ночью, когда лежишь и не спишь, все слышишь. Проходит полчаса, час. Все
тихо. А мне как-то беспокойно на душе. Прямо места себе не нахожу -
ворочаюсь и ворочаюсь, и сердце болит. Не знаю, чего именно, а болит и
болит. Ну, встала я наконец, подошла к ее двери. А там свет горит. Ни
звука. Постучала. Сама не знаю чего - но постучала. Не отвечает. Может,
думаю, спит. Забыла свет погасить. Отошла от двери - и обратно. Открыла
тихонечко дверь - и как закричу! Валерия на полу, и около головы лужица
темная. Я все сразу поняла. Я как куртку эту увидела - сразу
почувствовала: что-то тут не так.
- А вы не слышали, как они поздоровались, когда он вошел?
Старуха посмотрела на лейтенанта с сожалением.
"Считает, видно, меня за идиота", - подумал Милич.
- Неужели бы не сказала вам?
- А вы не могли бы подробнее описать мне куртку, что вы видели на
вешалке?
- Пожалуйста. Темно-коричневая, на "молнии". С поясом. Один конец пояса
висел почти что до пола. Я еще подумала - потеряет ведь.
- Вы говорили, порвана...
- Точно. Рукав один. Сейчас соображу, какой... - Старуха закрыла глаза
и наморщила лоб. - Левый рукав. Так, знаете, как за Гвоздь зацепил.
- Все?
- Еще можно сказать, что куртка была грязная.
- Грязная?
- Ну да, грязная. Не то чтобы чем-то там вымазана, но грязная. Не
чистая.
- Спасибо, миссис Ставрос.
Баумгартнер ждал его в прихожей, откинувшись в кресле, что стояло у
столика с телефоном.
- Ну как? - спросил Милич. - Следы есть?
- Похоже, что он не спешил и стер все, что мог стереть. Завтра в
лаборатории будет видно. Но надежд у меня не слишком много. Как старуха?
- Лучше, чем большинство полицейских. И наблюдательнее и говорит
складнее. Спасибо тебе... Возьмите, пожалуйста, глину с коврика в прихожей
на анализ.
- Обязательно. Ты поехал?
- Угу. Ну, будь здоров.
10
В Лейквью Милич приехал в восьмом часу, когда начало светать и снег из
театральных хлопьев превратился в редкий и крупный холодный дождь.
Дик Колела уже встал и вовсе не удивился, увидев лейтенанта.
- Вот погодка! - пробормотал он вместо приветствия. - Хоть бы
подморозило, что ли, а то от этой сырости не знаешь, куда деться.
- Мистер Колела, вы не возражаете, если я задам вам несколько вопросов?
- Валяйте. Я любому допросу рад, а то уж сам с собой разговаривать
начинаю.
- Скажите, кто уезжал из Лейквью сегодня ночью?
- Вчера вечером, вы говорите? Вечером, стало быть, уезжал профессор
Лезе. Красивый у него "тойсун", ничего не скажешь. Ну, и кто еще? - Старик
подумал и добавил: - Еще мистер Лернер. У него такая же "вега", что была у
девчонки у этой, что взорвалась.
Лезе и Лернер. Сдвинуть потихонечку карты. Но он не верил, что карта
будет хороша. Это было бы слишком просто и слишком нелепо.
- А когда они вернулись?
- Почти в одно время. Только я ворота за мистером Лернером закрыл и в
сторожку зашел, смотрю - снова фары. Вот, думаю, черти, покоя секунды не
дадут. Вышел - точно: профессорский "тойсун".
- Это в какое время было?
- Сейчас вам точно скажу... Я еще по телевизору смотрел эту... ну, про
семью, родители там разводятся...
- Ну, ну...
- Как раз передача кончилась. Стало быть, одиннадцать часов было.
- И больше никто не уезжал и не приезжал?
- Ночью?
- Да.
- Не... ни одна живая душа.
- Это точно?
- Вы что, - обиделся старик, - не верите мне?
- Я вам верю, но, может быть...
- Ничего не может быть. Ключ у меня в сторожке, а без ключа ворота не
откроешь.
- А ворота здесь одни?
- Одни. Даже калитки нигде больше нет.
- Спасибо, мистер Колела.
Конечно, ботинки у него будут вроде тех, что наследили на коврике
миссис Ставрос, но Миличу не хотелось откладывать задуманное.
Он вышел из сторожки и пошел вдоль зеленой ограды. Дождь кончился, но
порывы ветра то и дело сбрасывали с ветвей снег и воду, и вся рощица была
полна шороха. Листья под ногами были влажными и почти черными, словно
после пожара.
Он медленно шел вдоль наружной стороны забора, то и дело останавливаясь
и осматриваясь. Забор был высокий, почти в его рост.
Ботинки его быстро стали тяжелыми от налипшей глины. Наверняка от той
же глины, что осталась на коврике в квартире Валерии Басс.
До чего пустынен лес декабрьским утром! Прозрачен, пустынен, печален.
Лейтенанту вдруг стало жаль деревьев, обреченных мокнуть вот так, без
жалоб и надежд, до самой весны.
В затянутом тучами небе вдруг образовался голубой колодец. Голубизна
была так необычна, так драгоценна в сером, сочившемся влагой мире, что у
лейтенанта сжалось сердце.
Прямо у его ног, в кустах, что-то лежало. Наверное, старая тряпка,
засыпанная листьями. Лейтенант поковырял кучу ногой. Под листьями лежала
коричневая нейлоновая куртка. Отдельно лежал пояс. Старуха не ошибалась. У
нее орлиные глаза. Пояс действительно плохо держался.
Лейтенант нагнулся, отвел рукой мокрые ветки от лица и осторожно поднял
куртку. Левый рукав был порван.
Где-то здесь он должен был либо перелезть через забор, либо пролезть
сквозь щель.
Он нашел щель в десятке шагов от куртки. Если бы он не пробовал каждую
доску, он бы прошел мимо. Но одна из досок легко сдвинулась в сторону, и
он без особых усилий протиснулся сквозь щель. Конечно, вот и гвоздь, за
который, наверное, зацепился ночной посетитель Валерии Басс.
Отдельные, разрозненные части складывались в общую картину теперь легко
и свободно. Пока можно было позволить себе роскошь не думать о том, кому
принадлежала коричневая куртка. Пока можно было наслаждаться маленьким
триумфом.
Кстати, триумф триумфом, а нести куртку через всю территорию Лейквью,
пожалуй, не стоило. Пусть владелец этой куртки пока думает, что она
преспокойно лежит в кустах. И пусть преспокойно ходит, радуясь, что так
ловко раскроил женщине череп тяжелыми каминными щипцами с бронзовыми
ручками. Ведь гордость художника свойственна не только живописцам или
поэтам. Преступник не меньше их может гордиться своим преступлением,
выдумкой и талантом, вложенными в него. А раскроенный череп - что ж, это,
так сказать, издержка производства.
Лейтенант вернулся к сторожке.
- Мистер Колела, вы, случайно, не знаете, чья это куртка?
Старик внимательно посмотрел на куртку, пожевал губами.
- Откуда ж я знаю...
- Вы никого не видели в ней из нынешних здешних обитателей?
Старик снова задумчиво пожевал губами, пожал плечами и неуверенно
посмотрел на Милича:
- Может быть, этот... ну, полный такой, с лысиной и бородавкой на
подбородке?
- Бьюгл?
- Во-во. Он. Я вот сейчас думаю - вроде на нем видел. Он еще со
спиннингом шел. Вместе с мистером Колби. Спрашивает у меня, берет ли здесь
на спиннинг. А я ему говорю: я, мол, не рыба, откуда я знаю. Как будто бы
он в такой куртке был. Не скажу, что в этой. Чего не знаю - не знаю, врать
не стану. Но похоже, в такой.
- У вас найдется что-нибудь, во что можно было бы завернуть куртку?
- В газету?
- Давайте газету.
Лейтенант аккуратно завернул куртку и спрятал ее в багажник своего
"джелектрика". Было уже половина девятого. Он позвонил из сторожки
профессору Хамберту и попросил разрешения зайти.
Профессор встретил его в толстом вязаном свитере и домашних брюках. Он
медленно поднял голову и вопросительно посмотрел на лейтенанта. В
выцветших глазах клубилась тревога. Боже, подумал Милич, в этом свитере он
вылитая черепаха! Старая, печальная черепаха. Не ждущая ничего от жизни и
от людей. Интуиция стариков.
- Мистер Хамберт, мне очень жаль приносить вам неприятные известия, но,
увы... - Лейтенанту показалось, что профессор съежился, ожидая удара. -
Сегодня ночью была убита Валерия Басс.
Профессор замер, прислушиваясь. Медленно поднял правую руку и начал
осторожно массировать сердце. По лицу его пробежала гримаса.
- Марта, - позвал он, и в комнату тут же вошла жена профессора.
Она неприязненно кивнула лейтенанту и подошла к мужу:
- Что, дорогой?
- Я думаю, мне бы следовало принять пару таблеток кардиэйда.
- Сердце? - спросила миссис Хамберт и, не ожидая ответа, вышла.
Через несколько секунд она появилась со стаканом воды и двумя розовыми
таблетками на ладони. Старик кивнул, проглотил таблетки и запил их водой.
- Он болен, - с ненавистью сказала женщина. - Неужели вы не можете
оставить его в покое?
- Марта, не нужно, - сказал профессор.
- Нужно! Этот проклятый проект доконает тебя!
- Марта, прошу тебя... - Профессор с мольбой посмотрел на жену и
покачал головой. - Я больше нервничаю от твоего крика. Успокойся,
дорогая...
- Вы видели, до чего вы довели нас? - прокурорским тоном спросила
миссис Хамберт у лейтенанта. - Я пытаюсь успокоить мужа - у него больное
сердце и ему нельзя нервничать, - а выясняется, что это он успокаивает
меня. И все из-за вас! - Стекла очков миссис Хамберт негодующе сверкнули.
- Марта, лейтенант Милич не взрывал машину, в которой ехала Лина. Будь
рассудительна.
- Я не хочу быть рассудительной, когда речь идет о твоем здоровье! -
взвизгнула миссис Хамберт. - Всю жизнь мне приходится оберегать тебя от...
- Миссис Хамберт, я прошу прощения, - сказал лейтенант, - но я
должен...
- Марта, мистер Милич должен мне что-то сказать. Для этого он и пришел.
Профессор осторожно опустился на стул и попробовал откинуться на
спинку, словно желая получить опору.
- Хорошо, но только в моем присутствии, - решительно сказала женщина и
царственным движением запахнула полы длинного стеганого халата. - Так что
же еще у вас случилось?
- Боюсь, что в равной степени и у вас. Я только что вынужден был
сообщить вашему мужу, что сегодня ночью была убита мисс Валерия Басс.
- Как это - убита? - недоверчиво спросила миссис Хамберт. - Эта
недотепа...
- Увы, чтобы отправиться на тот свет, не нужно обладать особой
ловкостью.
Старуха внимательно посмотрела на лейтенанта. Должно быть, она не
привыкла, чтобы ей возражали, подумал он. Профессор, во всяком случае,
вряд ли ей возражал когда-нибудь.
- И кому же она понадобилась?
- Марта, мне кажется...
- Перестань, Хью, затыкать мне рот! Я не хочу быть старой ханжой и
делать вид, что человек мне нравился, только потому, что его больше нет в
живых. Это глупо.
- К сожалению, я не могу пока точно сказать, кто убил ее, но одному
человеку она безусловно понадобилась. Мистер Колби обещал ей, что женится
на ней.
- Колби? Тогда можете арестовать его, - уверенно кивнула миссис
Хамберт.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг