- Быстрей, парни, быстрей!
Парни и так работали словно в лихорадке - дергались, как бы опять резьбу
не сорвали. А я чувствую, всем существом чувствую, как течет, уходит
проклятое время...
- Азот готов!
- Кислород тоже! - слышу я в следующую секунду. Подошел к пульту -
подбежал, вернее сказать. Выхватил из Тайных рук микрофон.
- Ребята: Камера! Мы подключили шлюз. Откройте люк и подтащите, насколько
возможно, к нему вентилятор - нужно выровнять газовый состав атмосферы.
И сообразил: чтобы шлюз надулся, в камеру нужно дать избыточное давление.
А баллоны...
- Углекислый газ подключен!
- Приборы на месте!
Придется накачивать газ прямо в шлюз - другого выхода нет, А что уж туда
накачаем...
- Как самочувствие Куницына? - Это я в микрофон, в гермокамеру.
- Без изменений.
Оглянулся: парни у шлюза стоят наготове. Можно начинать.
- Пускайте газ. Три процента углекислого.
Смеситель, конечно, что-то сделает - приблизительно создаст в шлюзе
нужную атмосферу. Газоанализаторы работают медленно, ждать их показаний
времени нет.
- Вскрывайте люк!
Это я приказал испытателям.
Звякнул люк. Открыли. Я отошел, сколько позволял шнур микрофона, вправо:
шлюз раздулся, словно пузырь, но как только люк отошел - мгновенно сморщился
и чуть не втянулся в гермокамеру. Разве уравнительный насос способен так
точно давление!
В пленке, разворачивая ее, барахтался один из испытателей. Кажется,
Старцев.
- Надо выносить, - требует Тая. - Я ему введу кофеин.
- Как ты введешь?
А! Через пленку...
- Гена! Борис! Осторожно поднесите врача к люку.
- А кабель телеметрии?
Ах, кабель...
- Сколько позволяет длина. Пока не отстыковывайте.
А время идет, я чувствую сердцем, его ударами чувствую, считаю эти
проклятые секунды, которые мы теряем из-за самонадеянности. Как же! Авария у
нас исключена - стоит ли ломать голову над аварийным снаряжением? Эх, Толя,
некому намылить твою борцовскую шею за эти тяп-ляп: одна газовая магистраль,
телеметрии в шлюзе нет...
- Шлюз развернулся!
И тотчас захлюпал уравнительный насос - сейчас он начнет сбрасывать
давление в гермокамере, и шлюз опять сложится.
- Отключите!
Слава богу, сами сообразили: отключили насос, а не баллоны.
Шлюз по форме сделан в виде телефонной будки. Еще одна глупость: как в
летаргическом сне, без сознания, заставить человека стоять три часа? Не
могли сообразить, что нужна не будка, а...
Тая сообразила: подтащила к шлюзу кресло дежурного врача. Молодец - все
понимает без лишних слов, и шприц у нее уже наготове.
- Отстыкуйте кабель и выносите! - приказываю я парням в гермокамере -
микрофон теперь не нужен. - Усадите его в кресло и закатайте по локоть оба
рукава кофты. Оба!
Стрелки самописцев второго канала упали "по нулям": телеметрию от Михаила
отключили. Все. Больше видеоконтроль не нужен. Сейчас все внимание шлюзу. И
газоанализаторам. Хоть бы работали быстрее!
Подошел к шлюзу. Парни, шурша пленкой, усаживают Михаила в кресло. Пленка
трещит, отклеивается, конечно... К счастью, Аллочка начеку: заклеивает
лентой.
Михаил выглядит странно: загорелое, сухощавое лицо спортсмена, но -
совершенно безжизненное. Словно маска.
Тая, сминая пленку, пытается ухватить его обнаженную руку. Ребята ей
помогли. Пульс? Нет...
- Шприц!
Я оглядываюсь: шприц лежит на полу - на крышке стерилизатора. Какая уж
там стерилизация, сообразила хоть иглу ваткой закрыть. Спасти бы...
- Все, парни. Назад, в гермокамеру. Закрыть люк, - приказываю я
испытателям.
Они все понимают, смущенно, натянуто улыбаются, кивают - то ли
здороваясь, то ли прощаясь, и скрываются в гермокамере. Скрипит поджимаемая
люком уплотнительная резина. Михаила можно начинать "спускать".
Сколько же времени прошло с того мгновения, как я па пульте увидел
красный сигнал? С того момента, как взревел тифон? Сейчас одиннадцать
семнадцать. С полчаса, наверное, провозились. Если бы "спускали" в
гермокамере... Ладно. Хоть так получилось, инъекции, по крайней мере, можно
делать.
Техники все операции выполняют теперь без дополнительных команд:
отключают, выравнивают давление, газовый состав... По капнографу в шлюзе уже
два с половиной процента углекислого газа. Хватит пока.
- Стоп по шлюзу. "Площадка".
Тая смотрит на меня с укором: быстрей, что делаешь?
- Нельзя. Сама ведь понимаешь, какой номер может выкинуть ацидоз.
Уже выкинул. К сожалению, выкинул.
Еще через пятнадцать минут Михаила "спустили" до двух процентов. Это
недопустимо быстро, совершенно очевидно, что углекислота из крови Михаила
уходить не успевает. Но тут уж не знаешь, что хуже: пульс падает, несмотря
на все новые и новые инъекции кофеина. Тая уже не встревожена, а перепугана
- ничего не понимает. Да и я, откровенно говоря, не понимаю, что происходит:
такой сильный ацидоз, просто острое отравление...
- Пульс около пятидесяти, - доносится голос Таи. И тут я услышал голос
Хлебникова. Приехал. Расспрашивает, как произошло. Стоит сзади нас с Таей.
Разглядывает Михаила, а расспрашивает Аллочку. И вдруг:
- Как ты себя чувствуешь, Стишов? Вопрос этот настолько неожидан,
настолько нелеп... Мы оглядываемся оба - я и Тая. О чем он спрашивает?
- Пульс - пятьдесят, температура, кажется, высокая, через пленку
ощущается плохо, - говорит Тая о Михаиле. - Без сознания.
Но Хлебников смотрит не на нее и не на Михаила, а на меня.
- Ты меня спрашиваешь?
- Да, тебя. Сможешь пойти в гермокамеру? Ты ведь дублер Куницына.
Вот он о чем! Поразительный ты человек, Хлебников...
- Если мы сейчас не введем в гермокамеру третье-го члена экипажа -
нарушим состояние симбиоза, - объясняет свой вопрос Хлебников. - Нарушим
эксперимент.
- Сейчас мы никого туда не введем, - неожиданно резким тоном перебивает
его Тая. - Пока не "спустим" Куницына.
- Да, разумеется, - несколько стушевывается Хлебников. Стоит секунды
две-три позади нее, а потом бесшумно отходит к пульту. Но еще через минуту я
слышу его твердый, властный голос - разговаривает по телефону с Мардер:
- Я все прекрасно понимаю, Руфина Карловна... Не возражайте: нет у нас
двух суток. Максимум два часа. Да, только два часа. Все. Больше ни минуты.
Вы должны немедленно выехать в институт... Откуда я знаю как? Вызовите
такси... Как зачем? За эти два часа вы должны подготовить к запуску в
гермокамеру дублера. Да, Стишова. Сделать все, что положено... Не знаю как.
Это вы должны знать - за это вам платят ставку начальника лаборатории...
Что? Куницын? Выводят. Как чувствует? Плохо, естественно, раз выводят... С
чего вы взяли, что ацидоз? Это еще надо разобраться... Все, выезжайте
немедленно.
Тая считает пульс. Фонендоскопом. Увидела меня, вытащила трубки из ушей.
- С сердцем лучше. - Вымученная улыбка. - Кажется, миновало.
- Ты уверена? - Я присел на соседнюю кровать - напротив Михаила.
Землисто-серое лицо... - Надо срочно сделать биохимический анализ. Можно у
него взять кровь из вены?
- Погоди немного. Пульс пока слабый. И кто будет делать анализы? - Тая
смотрит на меня встревоженно. - Саша, он с ума сошел. Разве можно сейчас
кого-нибудь отправлять в гермокамеру?
"Он" - это Хлебников, А меня она опять называет Сашей...
Я пожимаю плечами: это ли сейчас главное?
- Попробую поговорить о ним - доставить лаборанток. Домашние адреса...
Домашние адреса, вспоминаю, у меня на стенке шкафа.
- Пусть он сам за ними съездит, - говорит она с ожесточением.
"Сам" - опять Хлебников.
На секунду до меня все же доходит смысл ее вопроса: "Разве можно сейчас
кого-нибудь отправлять в гермокамеру?" Когонибудь... "Как ты себя
чувствуешь, Стишов?" И прав ведь - вот в чем дело: если в гермокамеру не
направить, причем в ближайшие час-два, третьего человека, нарушится не
только симбиоз, но и вообще эксперимент придется прекращать немедленно:
культиватор системы "А" с трехпроцентной углекислой атмосферой может
работать только на трех человек. Если же оставить на двух, может возникнуть
такой дисбаланс... Лучше не надо. Однажды у нас хлорелла уже "взбрыкнула" -
вышла из-под контроля...
- Да, наверное... - с запозданием отвечаю я Тае. Но какая у него серость
на лице... Не бледность, а именно... И температурит, а такое землисто-серое
лицо. - Пусть сам объедет по адресам, А может, все-таки вызвать "скорую"?
Тая неопределенно пожимает плечами. Понятно: что может сделать "скорая",
если мы не знаем, что произошло с ним? Хотя почему не знаем: ацидоз.
- Шестьдесят четыре. - Тая считает пульс - на этот раз пальцами. - Но
температура... От чего у него температура? Неужели в гермокамеру занесли
инфекцию?
Я и сам не понимаю, от чего у него эта странная температура. При ацидозе,
даже при коме, температура вроде не должна так подниматься.
- Ты не должен идти в гермокамеру, - быстрым шепотом говорит Тая; о нашей
ссоре-объяснении она словно уже забыла: сама пришла - сама ушла... - Пока не
разберемся, что случилось с Куницыным. Если это вирус, то... Понимаешь?
Да, я все это понимаю. Но я понимаю и другое: попробуй только заикнись я
или она, что мне в гермокамеру нельзя... Хлебников все знает. Знает о наших
с ней отношениях. Реакцию его на этот счет можно представить, даже не
обладая богатой фантазией: "Трусишь, Стишов? В постели, конечно, без
риска..." Да и не это сейчас главное: анализы...
Хлебникова я нашел за пультом. Мрачный филин. Понять его, конечно, можно:
столько сил, столько волнений, столько, наконец, денег... Все коту под
хвост. Станешь тут филином!
- Григорий Васильевич, мне нужны лаборантки.
Я перечислил, кто мне нужен, сказал, где адреса, он выслушал, посмотрел
на меня... Никогда я не видел такого затравленного взгляда у Хлебникова!
После смерти профессора Скорика, во всяком случае... Боится ответственности?
Да нет, тут чтото другое. Не видит выхода - вот в чем дело.
- Зачем тебе лаборантки?
- Анализ крови Куницына. Надо выяснить, в какой стадии у него ацидоз.
Быстро выяснить.
Молчит. Это он все понял уже давно. Но не это, видимо, для него сейчас
главное. Как спасти эксперимент? Да, так, видно.
На помощь мне неожиданно пришла Мардер - только что приехала:
- Мы должны иметь точное заболевание Куницына. Если в заболевании
инфекция - тогда эксперимент кончать без условий. Я настаиваю.
- Хорошо, - согласился Хлебников. - Лаборантки будут.
Когда я вернулся в карантинный бокс, Тая с помощью Аллочки брала у
Михаила кровь из вены. Подняла голову, посмотрела на меня неузнавающим
взглядом...
- Приходит в сознание - я ввела ему глюкозу и каразол.
Аллочка уходит со шприцем, задрав иглу вверх, а Тая просит меня жестом
сесть на освободившуюся табуретку. Рядом с ней.
- Что с сердцем? Хуже?
- Понимаешь, Саша... Симптоматика какая-то... Может, антибиотики ввести?
В голосе Таи неуверенность. Врач-то она, скорее, конечно, теоретический -
с больными имела дело только на практике да на стажировке. Но симптоматика
действительно странная: при такой глубокой коме и такая температура... Но и
вводить сейчас ему антибиотики, когда мы не знаем точно, что же случилось...
- Ему лучше? - Я заметил, что веки у Михаила стали подрагивать. - Выходит
из комы?
- Похоже. Если бы не температура, можно было бы применить согревающие
компрессы, а так...
- Давай с антибиотиками погодим, С полчаса. Иди подготовь все для
анализов, на "п-аш". Хлебников сейчас привезет лаборанток.
На меня вдруг наваливается смертельная усталость. Разрядка. Послешоковое
состояние. Да так, в сущности, и было - все эти два часа, пока мы его
вытаскивали из гермокамеры... Машинальный взгляд на часы: без двадцати час.
И мысли как гудрон... Пока Хлебников разыщет лаборанток, пока те развернутся
- тоже ведь сонные, из постелей... Какая-то очень важная мысль, словно
увязнув в гудроне, продирается... ускользает... Наташа! "Он что-то задумал,
Саша, страшное задумал..." Я словно просыпаюсь - от толчка под сердцем:
Михаил смотрит на меня вполне осознанно, осмысленно, и... такая счастливая у
него улыбка! Я тоже, видно, улыбаюсь во весь рот - пронесло, слава богу,
ожил, а его взгляд зовет, притягивает к себе... Хочет что-то сказать? Я
наклоняюсь почти к самому лицу... Что? Так шумит кровь в ушах - от
усталости... Что, что? По движению губ:
"Митоз[20] пошел..."
Митоз? Какой ми...
Меня словно подбрасывает с табуретки: "Два условия... На лабораторных
животных феномен Бэрнета - Феннера уже проверен... Два условия..."
Опомнился в зале с гермокамерой: "Митоз пошел..."
- Тая!
На пульте одни технари. Смотрят с удивлением... "Два условия..." Какая
счастливая улыбка! На землисто-сером, бескровном лице и такая улыбка...
Микрофон.
- Связь в порядке?
Это я технарям. Чего таращат на меня глаза? А, отбой давно... Все равно:
придется будить. Да я вряд ли они спят...
- Хотунков, Старцев! - один из техников, поняв, что мне нужно, производит
переключение и протягивает телефонную трубку. - "Хотунков на связи", - слышу.
- Быстро. Вспоминайте. Что делал Куницын начиная с момента, как фитотрон
соединили с гермокамерой? Точно, по минутам. Когда он снял кофту? Время? Ну
хотя бы приблизительно... Когда ему в первый раз стало плохо? Ну, не совсем
плохо... Заметили? Потом что было? Оба вспоминайте - мне важно время. Когда
и как...
Когда и как... Даже с пятидесятипроцентной ошибкой первый приступ у него
начался около восьми. Второй - без пятнадцати девять. Запомнили потому, что
приближалось время связи, Хотунков пошел за Куницыным в фитотрон, а тот уже
сидел... На полу сидел. Без майки. И мокрый от пота. Значит, период митоза -
сорок пять минут. Но затем Куницыну стало плохо в девять двадцать - сразу
после сеанса связи. Значит, циклы сокращаются... Сколько же он перенес таких
циклов? Пять? Да пока вытаскивали - смазанный, из-за кофеина... "Два
условия. Первое: по отношению к данной клеточной культуре в организме не
должно быть никаких специфических антител..." Шесть приступов?!
- Какого вы дьявола молчали? - не выдержал, обругал я ребят. Но ведь надо
же: у врача четыре приступа, а они... - Запретил сообщать? Связь была
отключена? - Да, связь включается только с нашего пульта... Еще одна
накладка. Но ведь у них же есть включатель тифона! Да они его и включили...
Но когда! Ладно. Все, - отбой. Ложитесь спать.
Я тяжело опустился на стул. Взмок. Вытащил из кармана носовой платок...
Шесть приступов! Взгляд на часы: без пяти час. Меня снова словно подбросило
- не мысль даже, а... "Два условия. Первое... Второе... клеточная культура
должна быть введена в организм в достаточно большом количестве..."
- Тая!
Одни технари.
- Сонина в боксе.
В боксе...
Тая сидела рядом с Михаилом. Улыбается. Оба улыбаются. Такие счастливые у
обоих улыбки... Но ее-то улыбка мне понятна, а вот он... Без двух минут час.
- Михаил! Как могло случиться, что...
- Я запрещаю разговаривать - он слишком еще слаб.
- Хорошо, хорошо... Тая, быстро: визуальный анализ
Не понимает.
- Отставить биохимию. Визуальный анализ крови в сетках Гаряева. Быстро!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг